Сулейменов Олжас Омарович

Сулейменов Олжас Омарович – народный поэт Казахстана, лауреат Премии комсомола Казахстана, первый лауреат Премии ВЛКСМ, лауреат Государственной премии КазССР, постоянный представитель Республики Казахстан в ЮНЕСКО. В 2004 году в издательстве «Атамура» вышло семитомное (в восьми книгах) собрание сочинений Олжаса Сулейменова, включающее в себя стихотворения и поэмы, книги «Аз и Я», «Тюрки в доистории» (о происхождении древнетюркского письма), «Язык письма» (взгляд в доисторию – о происхождении письменности и языка малого человечества) и два тома публицистики. 18 мая 2006 года Олжасу Омаровичу Сулейменову исполняется 70 лет, а 12 апреля 1961 года, 45 лет назад, со стихами о полете Юрия Гагарина он родился как всемирно известный поэт.

Что тогда было? Весеннее небо над Алма-Атой, розовые облака цветущего урюка, зацепившиеся за алмаатинские дома и заборы, и на них с неба, отделившись от гудящего над городом самолета, планируют такие же розовые листочки со стихами Олжаса. Первый человек в космосе! Человечество преодолело земное тяготение! Земля, поклонись человеку! 12 апреля 1961 года Юрий Гагарин вывел космический корабль «Восход» на околоземную орбиту. Советский Союз ликовал! Ликовала праздничная Алма-Ата. Говорят, таким счастливым, объединенным всеобщим восторгом наш город на памяти живущих поколений был только один раз – в День Великой Победы в мае 1945 года.

А начиналось все весьма буднично. 11 апреля репортера газеты «Казахстанская правда» Олжаса Сулейменова вызвал к себе главный редактор Федор Федорович Боярский и дал задание: написать на первую полосу стихи о первом полете человека в космос: «Надо с настроением, понял? Ты же инженер, должен соображать – человек, гомосапиенс, в другое состояние переходит. Возвысь его, бедолагу!». «В стране сотни газет, а это – сотни редакторов. Все они накануне взлета Гагарина получили по партийным каналам проекты правительственного сообщения. И только один редактор не побоялся разгласить секрет, подошел творчески», – вспоминал позже Олжас Сулейменов.

А потом была творческая лихорадка, когда поэт за неделю преобразил стихотворение в целую поэму «Земля, поклонись человеку!». Уже в мае она вы-шла отдельным изданием в черной, как космос, лакированной обложке, перечеркнутой трассирующим красным следом названия. И скорости событий в его поэтической биографии, по собственному признанию, становятся космическими. Поэма полностью звучит по Всесоюзному радио, ее читают по Центральному телевидению, а в начале июня ее автор летит в Москву, чтобы оттуда отправиться в Париж и Нью-Йорк – выступать с поэмой в университетах. Двадцатипятилетний Олжас вышел на всемирную поэтическую орбиту не менее стремительно, чем его герой.

Судите о народе по поэту

Между тем и поэма, и слава явились поэту в достаточно драматичный период жизни: он очутился в «Казправде» будучи отчисленным за нелепую драку из Литинститута. Соответственно из тематического плана издательства «Советский писатель» полетел его первый сборник стихов «Аргамаки», получивший одобрительную оценку таких поэтических мэтров, как Леонид Мартынов и Борис Слуцкий. Леонид Мартынов, коренной омич, считай, земляк, летом 1960 года напутствовал большую подборку казахского поэта в «Литературной газете». «Доброго пути» – эта рубрика была постоянной в тогдашней «Литературке». Почти в то же самое время Мухтар Ауэзов открыл в ней читающему миру Чингиза Айтматова.

Позже это поколение, поднявшееся на волне хрущевской «оттепели», получит название «шестидесятники». В интервью на Московской книжной ярмарке, посвященном 30-летию выхода и презентации нового издания книги «Аз и Я», Олжас назовет свое поколение «наиболее свободным, наиболее яростным, наиболее продуктивным и в литературе, и в кино, и в театре, и в музыке». Вынесенные им генетически из родной степи свобода и ярость, и яркость оказались востребованы самим временем, а продуктивный литературный профессионализм Олжас ускоренно почерпнет в Москве, в Литинституте и в крупнейшей библиотеке страны – тогдашней Ленинской. И не надо забывать, что в Литературный институт он пришел геологом, профессия которого обязывала не только к романтизму, но и к неустанному поиску и сосредоточению. Литинститут – это беседы с Мартыновым и Слуцким, это встречи с Михаилом Шолоховым, Всеволодом Ивановым, Ильей Эренбургом, Борисом Пастернаком. Литинститут – это Евгений Евтушенко, Роберт Рождественский, Андрей Вознесенский, каждый из них вскоре начнет претендовать на место первого поэта Союза. И это Политехнический музей, где уже начинала греметь поэзия шестидесятников.

Эпоха, дабы не впасть в опасную аналитичность, становилась все более пафосной и романтичной. Страна, победившая в Великой войне, заявившая о преодолении сталинского тоталитаризма, счастливо не видя своих внутренних проблем, жила заботой о светлом будущем новых поколений и всего прогрессивного человечества. Еще и «семидесятники» искренне не увидят этих проблем, переживая, как свою собственную, трагедию вьетнамских бомбардировок и голод индийских и африканских детей. А Великая Отечественная продолжала болью и гордостью жить в каждой семье.

В интервью 1965 года для «Комсомольской правды» Олжас Сулейменов, говоря о том, сколько трагических и высоких слов родила война, пишет: «Истории еще не надоел героизм. Вьетнам – это Испания наших дней. Я бы хотел быть там штыком и пером». И назовет самой интересной личностью «этого полувека» Мате Залку, который «родился в Венгрии, стал солдатом справедливости в России, погиб в Испании». Получив Государственную премию Казах-ской ССР, он тут же в зале отдал ее в Фонд помощи Вьетнаму, помощи жертвам сожженной американцами вьетнамской деревни Сонгми.

Позже Олжас Омарович скажет, что этап комсомольско-лирического взлета в его поэзии завершился с гибелью Гагарина (1968 г.) во владимирских лесах, где на месте падения самолета высится обелиск со словами «Земля, поклонись человеку». Уже без восклицательного знака. Но именно в шестидесятые годы он напишет большинство лучших своих стихов, в которых зазвучит его, олжасовская, интонация. Классических стихов. Ведь поэзия – это и есть собственная интонация, свой голос. И читательское сердце отзывается на эту интонацию искренности, открытости, степной воли, страсти, щедрости, доброты. «Вблизи Чингизских гор его могила, исколотая желтыми цветами», – эти непостижимой печали строки о могиле Абая Олжас написал в 1962 году.

Причину его необыкновенного всесоюзного успеха проанализировал Лев Аннинский: «Поэт оказался на скрещении культур, на скрещении традиций: он счастливо совместил в себе сразу многое: молодой задор и книжную образованность…. и ассоциативную экспрессию распространенного сегодня поэтического стиля… и филологическую любовь к мировым построениям, в которых Пушкин встречается у Сулейменова с Чоканом Валихановым, Конфуцием и Тагором… и местную обжигательную степную специфику…». И все это правда. Можно также сказать и о порой расхожей экзотике в его стихах, и о склонности к красивой фразе, и об усложненности поэтических конструкций, о чем молодого поэта предостерегал Давид Самойлов, и что особенно видно из сегодняшнего дня. И это тоже будет правдой.

Но самой большой истиной остается совершенно необъяснимый феномен всенародной любви, который связан с Олжасом и уже от него неотделим. «Ты любишь стихи Олжаса?» – звучало, как пароль, и лучше всяких лозунгов об интернационализме сближало детей разных народов. «Ребята, судите по мне о казахах», – воскликнул он в юношеских стихах, подарив потом эту строчку Слуцкому, который переадресовал ее Назыму Хикмету: «Судите о народе по поэту». Не знаю, как уж там сложилось с синеглазым турецким поэтом, но всему Советскому Союзу казахи становились понятнее и ближе через поэзию и личность Олжаса, как связывалось в свое время это представление с Мухтаром Ауэзовым, как становились известны киргизы через Чингиза Айтматова.

Целая поэтическая и человеческая эпоха прошла в Казахстане под знаком Олжаса. И когда вырывалось у кого-то из поэтов главной всесоюзной плеяды: «Нас мало, нас может быть четверо», – нам думалось: четверо – значит и Олжас. И когда читали у Вознесенского: «Боже, пошли мне второго, аукаться через степь», – прозревали: аукаться Махамбету в нашем веке можно только с Олжасом. И когда на всю страну Римма Казакова признавалась: «Люблю тебя, товарищ мой, Олжас», мы ее очень хорошо понимали.

Его афористичные строки метеорами разлетаются по стране: «Нет Востока и Запада нет! Два сына есть у отца!», «Поэт красивым должен быть, как бог, кто видел бога? Тот, кто видел Пушкина», «Стих может быть и не верлибром, поэзия была б свободной», «Слава гонца громче славы бойца», «Степь терпеть не могла ясноликих высоких людей», «Мы, высокие, будем стоять», «Мы – не рабы, рабы – не мы. Ибо рабы – немы», «Мой город во Вселенной знаменит, тем, что другим его не заменить», «Кружись, айналайн, Земля моя», «Возвысить степь, не унижая горы». У каждого уважающего себя человека до сего дня есть свой заветный набор олжасовских строк, строф, стихотворений.

Время обнажило истину. Социальный, политический заказ эпохи, на который были так отзывчивы поэты-шестидесятники, как бы ни был он романтизирован, остался в своем времени, остался коньюнктурой. Метафоры Вознесенского, казавшиеся нам верхом поэтического новаторства и изыска, так и остались словотворчеством, но в лучших стихах Сулейменова метафористика дышит мифологией. «Глиняная книга», словно завершая к 1969 году его лирико-романтическую эпоху, стала тому прекрасным подтверждением. В своих первых стихах он писал:

Смотри, на кургане, где ветер поет,
Где слышится волчий плач,
Вцепившись корнями в сердце мое,
Шатаясь, стоит карагач.

Этот карагач до сих пор надежно держит родная почва, в то время как «дубовый лист виолончельный», не знающий крепи ветки родимой, носят сквозняки истории от Москвы до Оклахомы. И прав оказался Леонид Мартынов, говоривший: «Олжас Сулейменов, казахский поэт, творящий на русском языке, целиком остается поэтом казахским…». И провидческими стали слова Льва Аннинского: «…перед нами не просто своеобразный поэт, а фигура до некоторой степени символическая… здесь по-своему выявился новый духовный комплекс Востока, с особой ясностью осознающий себя частью мира, как целого».

Завет батыра Олжабая

Книга Олжаса Сулейменова «Аз и Я» грянула в 1975 году, как гром среди ясного неба. Еще вчера был Олжас – всесоюзный любимчик, ежегодно издающий по сборнику стихов, реально идущий к главной премии страны – Ленинской, которому все давалось неимоверно легко, как вдруг – анафема: книгу изъять, все записи поэта на телевидении и радио уничтожить. Последнему я сама была свидетель. Вернее, свидетель тому, как русская редакция литературно-драматического вещания Казахского радио эту директиву ЦК не выполнила и весь золотой фонд Олжаса сохранила. Сохранили ли его девяностые годы, когда дефицит пленки заставлял писать сиюминутные новости поверх уникальных передач?

Очень хорошо все перипетии борьбы с «Аз и Я», Олжасом и за Олжаса изложены в посвященной поэту книге его близкого друга, писателя Г.И.Толмачева «Повесть об Олжасе», да никто и не может знать их лучше, чем тогдашний главный редактор русской редакции издательства «Жазушы», непосредственно выпускавший эту книгу. А суть в том, что Олжас Сулейменов предлагал свое прочтение темных мест «Слова о полку Игореве», свой взгляд пишущего на русском языке казахского поэта на взаимоотношения Древней Руси и тюркского Поля. Вспомним Сергея Маркова: «В великом «Слове о полку», как буйная трава вросли в славянскую строку кипчакские слова». Но при этом «книга благонамеренного читателя» была полна такого полемического запала и низвержения авторитетов, что на Олжаса, впрочем, вполне предсказуемо, пошла вся ученая рать, не исключая знаменитого академика Д.С.Лихачева. Озвученные в печати политические и идеологические выводы были устрашающи. «Аз и Я» объявили антирусской и националистической книгой, над ней и ее автором навис топор сусловского политбюро. Олжаса спас Д.А. Кунаев, упросивший Брежнева прочесть книгу опального поэта. «Да ничего в ней такого нет, решайте сами», – было резюме генсека. И все обошлось выговорами бюро ЦК КП, что, впрочем, по тем временам, тоже не мед.

К чести Олжаса Сулейменова под этим прессингом он не отказался от своей книги, что хорошо видно из документов и свидетельств, представленных в третьем томе его собрания сочинений. Он не мог от нее отказаться, потому что это для читателей книга «Аз и Я» грянула «вдруг». Для самого автора это было только «предисловие», которым он хотел возбудить интерес к по-следующему своему лингвистическому труду – книге «Тысяча и одно слово», становившейся уже главным делом его жизни.

Олжас Омарович не раз рассказывал о своем предке батыре Олжабае, предводителе правого крыла конницы Аблай-хана, в честь которого он назван, завещавшем потомку из седьмого колена его рода стать Бильга (Всезнающим). Этот завет, записанный чагатайским слогом, дошел в шежере, переданном поэту академиком Моргуланом. Завет упал на подготовленную почву. Ее подспудно «оттаивала» хрущевская «оттепель», когда им в Ленинке совершались первые открытия в национальной истории: по переписи 1926 года «казахи – самая крупная тюркоязычная национальность Советского Союза – 6 млн 200 тыс. человек». К 1939 году казахов осталось около 2 миллионов. Подтверждением открывавшемуся была невидимая миру трагедия каждой семьи: рядом в Литинституте учились Б.Джансугуров, М. Майлин, к друзьям наведывался А. Алимжанов, родители которого погибли от голода, и родной отец поэта был расстрелян в 1937 году за то, что «шашкой пощекотал Голощекина». Лев Гумилев рассказывал Олжасу, что сидел в лагере с неким Омаром Сулейменовым. Его отцом? Отчимом поэта стал известный журналист Абдуали Карагулов, которому он посвятит проникновенное Слово прощания. А в статье памяти Ануара Алимжанова поэт пишет: «Мы были воспитаны матерями и государством, расстрелявшим наших отцов… Задумываясь над привычным «Кто виноват?» и «Что делать?» мы уже хотели узнавать в полном объеме – «Что с нами было?» и главное – «Почему?». История, которую отнимали у «неисторических народов», замазывая ее малярной краской определения «проклятое прошлое!», впервые безбоязненно проявила себя в книгах шестидесятников».

Одной из таких книг, которые должна была вернуть его народу прапамять, становилась «Аз и Я». Надо сказать, что никогда еще литературоведческая книга не читалась с подобным азартом. Стотысячный ее тираж разлетелся в мгновение ока, на «черном» рынке номинал превышал первоначальные 74 копейки в сотни и тысячи раз. Говорят, в Баку видели объявление, где за книгу Олжаса предлагали автомобиль «Москвич». В Алма-Ату потоком шли читательские письма в поддержку «Аз и Я». Конечно, статьи в защиту книги не печатались, так пролежала до ее выхода в новом веке работа Мурата Ауэзова «Осененный выдохом вечности – словом».

По сведениям журнала «Проблемы коммунизма» (1986 г.) «Аз и Я» Олжаса Сулейменова вошла в число пяти книг, которые подготовили перестройку сознания советского общества перед демократическими реформами. А что касается ее научности, то уже из сегодняшнего дня известный литературовед Евгений Сидоров констатирует: «Прошло немало времени со дня выхода книги, и некоторые ее положения уже потихоньку прокрались в академические издания, благоразумно «забыв» о своем «первородстве».

А тогда (1975 год) Динмухамед Ахмедович Кунаев спросил поэта:

– Чем намереваешься заниматься, Олжас?

– Расставить все точки над i я хочу в своей новой книге – «Тысяча и одно слово».

На что Д.А.Кунаев, острее других понимавший ситуацию, спокойно возразил:

– С этой книгой надо повременить. Мы ждем новых стихов и поэм.

В последующее десятилетие Олжас Сулейменов работает секретарем Союза писателей Казахстана, председателем правления Союза кинематографистов, председателем Госкино, затем вновь возвращается в Союз писателей – первым секретарем. Это возвращение было встречено незлобивой шуткой: «Кино подтянули до уровня века, на очередь встала и наша семья, где рубят в искусстве лишь два человека, сказать по секрету, Омарыч да я». Время показало, что в этой шутке была большая доля правды: отправленные Олжасом Сулейменовым в мастерскую Сергея Соловьева казахские вгиковцы стали известной ныне «новой волной» казахского кино.

Было ли отнято у стихов время, когда Олжас Омарович начал активно заниматься общественной деятельностью и, как сейчас бы сказали, карьерой? Его последнее стихотворение в собрании сочинений помечено 1985 годом – канун пятидесятилетия. Тридцатилетний Пушкин воскликнул: «Лета к суровой прозе клонят» и занялся историографией Петра Великого и пугачевского бунта. Олжаса лета все более клонили к историко-лингвистическим исследованиям. Поэт говорил: «Если мы смотрим в лес на уровне глаз, то видим только стволы деревьев – они параллельны друг другу. Чуть поднимем голову и увидим, что деревья соприкасаются кронами. Чуть опустим взгляд – увидим, что корни сплетаются. Неужели мы должны исследовать наши отношения только на уровне параллельных стволов?».

Насколько все еще велик был авторитет Олжаса Сулейменова в нашем обществе в середине восьмидесятых годов, показали декабрьские события, когда молодежь шла на площадь мимо Союза писателей с возгласами «Олжас с нами!». Плохую службу эти выкрики сослужили поэту. Олжаса не пустили выступить перед демонстрантами – ни на площади, ни по телевидению и радио, хотя вряд ли и он мог поправить тогда ситуацию. Его изолировали, будучи уверенными, что он связан с Кунаевым, и это они – организаторы беспорядков. Срочно начали «шить дело». Письмо Олжаса, переданное московскими друзьями Горбачеву, спасло его. Говорят, Колбин очень удивлялся, когда Михаил Сергеевич при всякой встрече спрашивал: «А как там наш поэт Олжас Сулейменов?».

У Марины Цветаевой есть известное эссе «Мой Пушкин», где она говорит, как поэт, оставаясь неизменным в главном, разнится в своих ипостасях: Пушкин – царя, Пушкин – няни, Пушкин – Михайловского, Пушкин – Петербурга, Пушкин – декабристов, Пушкин – Пугачева… Г.И.Толмачев в своей книге заметил: «Олжас до декабря 1986 года и после декабря – это два разных человека». Конечно, Олжас Омарович верен своей поэтической и человеческой природе, но Геннадий Иванович прав: есть Олжас апреля 1961 года, есть Олжас «Аз и Я», Олжас – декабря, Олжас – движения «Невада-Семипалатинск», Олжас – «Народного конгресса Казахстана», Олжас – политик, Олжас – книги «Язык письма», дипломат и постоянный представитель РК в ЮНЕСКО… Должен ли поэт быть озабочен тем, что какой-то из них кого-то активно не устраивает?

Тысяча и одно слово

В 1963 году Олжас Сулейменов написал стихотворение о запрещении испытаний на Семипалатинском ядерном полигоне. Тогда прекратили взрывы в воздухе и на земле, уведя испытания под землю. До Указа первого Президента Республики Казахстан Н.А.Назарбаева о закрытии полигона и его памятного вы-ступления на сессии ООН были еще десятилетия. В своих стихах казахский поэт приносил покаяние народам, для которых его Родина стала местом испытаний:

Казахстан, ты огромен –
пять Франций!
Без Лувров, Монмартров.
Уместились в тебе
все Бастилии
грешных столиц.
Ты огромною каторгой
плавал на маленькой карте.
Мы – казахи на этой каторге
родились.

Он просил прощения у чеченцев, турок-месхетинцев, карачаевцев, балкарцев, крымских татар, корейцев, для которых Казахстан стал вынужденной родиной. Олжас оказался последовательным в своем слове и поступках. Избранный народным депутатом ВС СССР, он на первой сессии Верховного Совета в 1989 году выступил инициатором закона о реабилитации репрессированных народов. Тогда встал депутат из Прибалтики:

– Я не согласен с формулировкой, реабилитировать можно персону, но не целые народы. Это будет юридически неграмотно.

– Значит, репрессировать народы можно, а реабилитировать – нельзя? – спросил у зала Олжас. Это было единственное решение, принятое первым съездом народных депутатов единогласно.

Уже стало хорошим тоном называть 2 миллиона подписей, собранных движением «Невада-Семипалатинск» в поддержку за-крытия ядерного полигона лучшей поэмой Олжаса. Или именовать поэмами его труднодоступные рядовому читателю книги «Тюрки в доистории» и «Язык письма» (В этом месте пусть поднимет руку читатель, знакомый с той же «Историей пугачевского бунта» Пушкина). В подобных поверхностно-гиперболических характеристиках не звучит ли некая подспудная мысль, что поэт Олжас нам всем все еще чего-то недодал? Но так ли это?

Поэты-шестидесятники кто менее талантливо, кто более выразили свою эпоху и тем остались в истории литературы, тем и сегодня интересны, значительны, велики. Когда-то Цветаева сказала: «Во мне нового ничего, кроме моей отзывчивости на новое звучание воздуха». Александр Блок, призывавший «слушать музыку революции», в 42 года замолчал, потому что воздух вокруг него омертвел, он стал говорить, что ничего не слышит, «музыка пропала»! Нелепы призывы к поэту – писать, когда он не совпадает с эпохой по тональности. Еще более нелепы и жалки попытки былых кумиров попасть в новую тональность. Слава Богу, Олжас Сулейменов далек от всего этого.

Его поэзия полвека пробуждала в людях чувство истории и национального достоинства – вольную волю равного среди равных. Уже выросли целые поколения русскоязычных казах-ских поэтов – последователей Олжаса, творчеству которых посвящают свои исследования ученые. И если кто-то из них в молодом задоре готов скинуть «дядю Олжаса» с корабля современности, то это только лишний раз доказывает, как велико по-прежнему на них его влияние, сколь во многом они, по остроумной обмолвке одного известного поэта-критика, остаются «олжасоязычными». Что ж, возвращаясь к космическим сравнениям апреля 1961 года, выведшего Олжаса Сулейменова на всемирную орбиту: крупная звезда всегда притягивает к себе другие космические объекты.

В ХХI веке, когда в Казахстане позволили себе засомневаться, поэт ли Олжас, в Париже в издательстве «Либрио» к фестивалю «Весна поэтов» вышла книга «Десять поэтов говорят о надежде». В нее вошли эссе и стихотворения авторов из Франции, Португалии, Италии, Германии, Казахстана, Израиля, Ливана, США, Кубы, Бангладеш, опубликованные на языке оригинала и французском. «Что такое поэтический талант? – размышляет в ней поэт Олжас Сулейменов. – Да, конечно, «это способность описать словом явление». Но прежде всего это дар сострадания… Мы растем по мере возрастания души… а душу развивает – поэзия». А еще той весной парижские станции метро были оклеены плакатами со стихотворением Олжаса, где есть известные строки: «Мой мир, рябясь, морщинясь, как эфир, приобретает очертанье Слова».

Олжас Сулейменов продолжает верить в силу и возможности слова – «Тысячи и одного слова». В самой этой формуле поэт, по точному наблюдению известного критика Виктора Бадикова, не случайно калькирует «Тысячу и одну ночь» – формулу бесконечного творчества во имя жизни. Значение книг «Тюрки в доистории» и «Язык письма» медленно, но начинает осознаваться современниками. Тимур Зульфикаров в статье «Пирамида Олжаса в пустыне варварства» пишет: «Кажется, что книгу «Язык письма» сотворил целый научно-исследовательский институт со многими кропотливыми отделами и кафедрами… здесь хладный, математический ум ученого-лингвиста сливается с прозрениями поэта-пророка».

Виктор Бадиков, доктор наук, профессор университета говорит о прикладном значении исследований Олжаса Сулейменова, направленных на то, чтобы наиболее влиятельные и распространенные у нас в стране языки – казахский и русский осознавались их носителями как языки исторически близкие, разошедшиеся словарно не так уж и давно. «Корневое их родство генетически старше и крепче, чем это нам обычно казалось… Идея Олжаса создать новую дисциплину – тюрко-славистику актуальна и плодотворна. От теории надо переходить к апробации… Олжас уже закрыл один полигон и теперь целенаправленно работает над закрытием второго – языкового, чтобы казахский язык стал языком общеказахстанским».

Сам поэт уверен, что ХХI век пройдет под знаком гуманитарных, историко-лингвистических наук, ведь «мир будущего – это Со-бытие, в противоположность раздираемому распрями миру Само-бытия». Не всеми принимается и понимается такая его позиция, в основе которой эволюционное, а не революционное преобразование общества. Что ж, мы плохие читатели стихов Олжаса, когда-то сказавшего: «Мгновенная, слепая слава воина дороже нам бессмертья летописца». И еще он сказал: кровь – чернила истории, которая продолжает изучаться по датам войн, а не мирного сотрудничества народов. «Язык письма» – это книга о мирном взаимодействии, взаимопроникновении человеческих языков, вышедших из одного доисторического источника.

Однажды Олжас Сулейменов признался:

– Вознесенский меня как-то укорил: зачем, мол, просиживаешь в библиотеках, чего копаешься в каких-то словах, буквах? Что есть выше стихов? Давай будем ездить, выступать… Конечно, это важно. Но нам в этом веке надо быть не светочами, а светильниками.

Поэту от Бога дано чувство назначения, и не людям его корректировать. В своем давнем интервью «Комсомольской правде», где Олжас в двух строках назвал Мате Залку современным символом, он целых две страницы посвятил рассказу о работе колодцекопателя Кашкар-аты. Может, потому интервью и не было напечатано. А заключил поэт его так: «Когда жажда аплодисментов отрывает меня от долгой, нудной, бесславной, но необходимой работы, я вспоминаю Кашкар-ату. Знать, что на этой земле кроме болтунов и клятвопреступников есть еще и молчаливые, честные колодцекопатели – великое успокоение и счастье».

Пустыня вместе с колодцекопателями – любимейшие образы в поэзии Олжаса Сулейменова. И сам он сегодня напоминает такого колодцекопателя, добывающего в текучем песке слов живой основополагающий смысл, способный объединить человечество. Но ведь еще совсем молодым он сказал: «Не скрою, одному в прохладе слов так хорошо».

Олжас Сулейменов: «Мы — люди одной Вселенной»

Людмила ВАРШАВСКАЯ

     Какой замечательный подарок приготовило к Дню независимости Казахстана издательство «Атамура»! Оно выпустило собрание сочинений Олжаса Сулейменова. Семь томов — семь бесценных книг, где сведены воедино прошедшие через ум и сердце строки. Строки истинного поэта, в чьем творчестве — ход времени, биение жизненного пульса, постижение простых и сложных истин.
Какой замечательный подарок приготовило к Дню независимости Казахстана издательство «Атамура»! Оно выпустило собрание сочинений Олжаса Сулейменова. Семь томов — семь бесценных книг, где сведены воедино прошедшие через ум и сердце строки. Строки истинного поэта, в чьем творчестве — ход времени, биение жизненного пульса, постижение простых и сложных истин.
     
      Люди!
      Граждане всей Вселенной!
      Гости галактик!
      Хозяева Шара!
      Вы не хотите пропасть бесследно!
      Живите,
      Живите,
      Живите с жаром!
     
      И мы живем. Мы с жаром слушаем в чтении самого поэта знакомые, давно запавшие в душу слова, внимаем тому, о чем говорит он с огромным, донельзя переполненным залом пришедших на встречу с ним людей. Академики и профессора, писатели и поэты, преподаватели вузов и школьные учителя, издатели и работники искусства, новый аким города Имангали Тасмагамбетов и сотрудники иностранных посольств… Казалось, вся интеллигенция Алма-Аты собралась на презентацию первого многотомника Сулейменова, которая проходила в Национальной библиотеке Казахстана.
      — Прежде всего, — сказал Олжас Омарович, — я поздравляю всех вас и всех казахстанцев с Днем независимости нашей страны. Вы знаете, что многие сидящие здесь внесли свой вклад в это общее дело, и все семь книг моих, собранные стараниями друзей, отражают предшествующий этому этапу путь. Путь, которым мы шли, принимая порой болезненные удары времени или отводя их. Помогая нашему народу осознать его историческую значимость, мы гордимся тем, что он, преодолев тысячелетия, выстоял во всех трудностях и сохранил себя. Конечно, потерь было много, но много было и приобретений. Все вместе они должны выразиться в том опыте, в том сегодняшнем мыслительном процессе, которые помогут нам найти достойную дорогу в будущее.
      Я только что был в Москве, где в рамках культурного взаимообмена между Россией и Казахстаном проходили творческие вечера и просто встречи с моими многочисленными друзьями из литературного мира. И я понял одно, самое главное: мы остались людьми одной общности, и эта общность продолжается. Писателей Казахстана волнует то, что волнует всех писателей бывшего Советского Союза. И очень важно нам не потерять эти связи. Я знаю, у нас ведутся сейчас рассуждения на тему: казах-казахстанец, казах-россиянин, казах-русский и тому подобное. Это же происходило и в Киеве, и теперь там идет логичный в этом случае водораздел. Он непомерно, я бы сказал, углубляется, разделяя народы, живущие на Украине, и я не хочу, чтобы такое произошло у нас.
      Мы — казахстанцы, мы — множество национальностей, но мы — единая нация, сплоченная гражданством, единой любовью к нашей земле, нашими предками. Мы сильны и могучи, только если мы вместе, что особенно важно понять сейчас — когда происходят в мире страшные процессы этнического раздела, этнических чисток. Мы видели это в Югославии, на Кавказе, в самых ближних нам республиках. И, слава богу, что Казахстан, эта значительная, массивная часть Евразии, сохраняет свою монолитность. Мы сохраним свою государственность и свою независимость, если не расколемся внутри. Но мы не должны даже думать о расколе, мы должны быть выше этого, потому что в устремлениях своих и в развитии обогнали не только многие страны, но и континенты. Все знают историю новых государств, объявившихся на карте мира после колонизации. Видят, какими сложными путями они бредут, сталкиваясь и натыкаясь друг на друга. Потому что нет прозрения, нет ясного маршрута. Есть блуждание народов. И эти столкновения оборачиваются большой кровью. Нам всем надо осознавать эту опасность и не увлекаться играми национального толка. Потому что там, где выигрывает национализм, проигрывает нация, проигрывает народ. Судя по тому, как развивается наше государство на фоне так называемых демократических режимов в Грузии, Молдавии, Таджикистане, мы действительно мудро строим нашу национальную политику.
      Все эти мысли в той или иной мере высказаны мною уже в 60-70-е годы, и вы найдете их в этих семи томах. Здесь самые первые мои стихи, которые открывали тему истории для казахских читателей, потому что подлинная история в свое время была для нас под запретом. А я хотел знать ее, и я проник в нее, хотя мне говорили, что я занимаюсь не своим делом. Но я понимал, что «свое дело» — это то, что мне интересно. И что все прошлое, вся история человечества принадлежит лишь знающим, а не тем, кто по прописке оказался на этой земле. Я хотел поделиться этими открытиями духа, сознания, мировоззрения, и я рад, если хоть каким-то образом повлиял на формирование нашего национального самосознания. Конечно, я был не один. Тут целая плеяда шестидесятников и тех, кто пришел позже. Можно назвать десятки фамилий писателей, ученых, способствовавших созданию той нравственной и идеологической атмосферы, которая помогла Казахстану выстоять в самые сложные годы и стать наряду с Россией одним из крупнейших государств на постсоветском пространстве.
      По тому, как возвращается интерес казахстанцев к нашей отечественной прозе и поэзии, можно сказать, что самый тяжелый этап нашей жизни уже позади. Я рад, что наряду с другими культурными программами в Казахстане действует программа «Атамура», или «Наследие прошлого». То есть мы сознательно, профессионально и государственно стали относиться к своим духовным и историческим богатствам. И я благодарен, что в издательстве этой корпорации вышел мой семитомник, который, надеюсь, внесет свою полезную ноту в контекст нашего времени.
      Признательность поэта, его радость в связи с выходом в свет первого собрания сочинений собравшиеся выразили в аплодисментах, которые, как говорили раньше, постоянно переходили в овации. «В течение тридцати последних лет я занимаюсь изучением литературы народов Востока, — сказал по этому поводу ответственный редактор, составитель и автор вступительной статьи к изданию — крупный специалист по восточной филологии, литературовед Сафар Абдулло. — И вот мне выпала великая честь подготовить это издание. И если в свое время Олжас Омарович сказал: «Земля, поклонись человеку!», то я думаю, что нам всем надо поклониться той земле, которая дала миру такого великого, как он, поэта и великого мудреца».

16 дек 2004

ОБРАЗ МАХАМБЕТА В ТВОРЧЕСТВЕ СОВРЕМЕННЫХ ПОЭТОВ
(Олжас Сулейменов и Андрей Вознесенский)

В стихах Олжаса Сулейменова "Кочевник", "Песня кумана", "Хромой кулан", "Карагач", "Красный гонец и черный гонец", "Молитва батыра", "Кочевье перед зимою...", "Баллада", "Волчата", "Последнее слово акына Смета" и многих других поэтических произведениях этого яркого представителя казахской поэзии второй половины XX столетия, ученого и дипломата, общественного и государственного деятеля, прослеживается то личностное начало и глубоко индивидуальный поэтический взгляд на суть явлений быстро меняющегося мира, которые сопряжены с известным постулатом "от частного к общему". Элементы жирау и толгау, характерный для многих акынов так называемый "степной рефрен", мгновенная импровизация не в угоду поэтической версификации, а рожденная самой поэтической мыслью, которая всегда живет в сулейменовском Слове, что "бродит в степи", - все это, и многое, многое другое, всегда определяло поэтический дух Олжаса Сулейменова, как сугубо национальное творчество, вышедшее из многовековой традиции, именуемой "поэзией степей".
Однако все это было бы именно версификационным калькированием степного фольклора, если бы не личность самого поэта, его эрудиция, его естественное мастерство и умение воплощать в свою оригинальную форму неординарную поэтическую мысль, свой "миг сознания". Поэт мысли, коим был и остается Олжас Сулейменов, еще в своем раннем творчестве всем сердцем воспринял поэзию Махамбета как близкую своей поэтической стихии. Необходимо отметить, что поэзия Махамбета Утемисова, которая впервые была издана в Ташкенте в 1925 году, имела свою уникальную судьбу, как и его короткая жизнь, прошедшая в борьбе за свободу своего народа.
Народ в своей памяти сохранил стихи поэта, погибшего в неравной схватке с врагами 20 октября 1846 года. Акыны Шернияз, а затем Бекет, Мурат и Лукпан сохранили поэтическое творчество Махамбета для последующих поколений. Разумеется, многие стихи были записаны с их слов и вряд ли избежали определенных искажений, ибо поэт Махамбет, хотя и получил всестороннее мусульманское образование (арабскую грамоту постигал в Хиве и в Бухаре, а русский язык выучил в Оренбурге), своего архива не вел. Из всех рукописей сохранилось всего несколько писем, слог которых говорит о нем не только как о высокообразованном человеке, но и о неистребимом чувстве собственного достоинства этого человека, бунтаря и гражданина Степи. Правда, нам ничего не известно о стихах Махамбета, написанных им до восстания Исатая Тайманова, близкого друга и соратника поэта, то есть до второй половины тридцатых годов XIX века. Возможно, что в период подготовки к 200-летию со дня рождения М. Утемисова исследователи его творчества порадуют нас новыми открытиями.
Несмотря на то, что стихотворения Махамбета не раз были переведены на русский язык и неоднократно издавались отдельными сборниками и входили в антологии, начиная с 1940 года ("Антология казахской литературы", под редакцией Леонида Соболева, Москва, 1940 год), поэзия Махамбета до сих пор остается трудно переводимой и не имеет в своем большинстве переводов, соответствующих оригиналу. За редким исключением некоторых переводов Вс. Рождественского, А. Никольской, В. Антонова, О. Жанайдарова и К. Жанабаева.
Поэтическая преемственность лирики Махамбета впервые во всей глубине чувств прозвучала в стихотворении Олжаса Сулейменова "Последние мысли Махамбета, умирающего на берегу Урала от раны":

Мне удивительно: когда я весел,
что ни потребуется - все дают,
когда захочется унылых песен,
мне их с великой радостью поют.
Бываю рад, и все -
бывают рады,
я убегу, и все за мной в кусты.
Когда в жару я вижу дно Урала,
мне кажется, что все моря пусты.
И потому, когда кочевье выманит
все мое племя, -
я один пашу,
когда никто не смеет слова вымолвить,
мне рот завяжут -
я стихи пишу.
Эх, если бы сказали мне:
"Великий,
прости людей, уже пора - простить,
мир будет счастлив
от твоей улыбки!"
Тогда бы я старался не грустить.
Сказали бы смущенные мужчины:
"Моря полны водой, пока Урал
не высохнет.
Пока ты жив, мы - живы..."
Тогда бы я, клянусь, не умирал.

Это стихотворение написано О. Сулейменовым в 1967 году, то есть в тот период, когда многие его стихи, о которых говорилось в начале данной статьи, уже были опубликованы и широко известны читателю. Влияние поэтики Махамбета, разумеется, присутствовало в них, но как-то незримо, набросками и штрихами, тематикой и образами, весь этот творческий процесс происходил на "молекулярном уровне", читателю представлялась возможность самому проводить эти параллели и самому находить эту преемственность. Хотя еще в юности поэт Олжас Сулейменов признавался своему кумиру: "Какая радость, что я стал поэтом, иначе бы не знал, что ты поэт". В стихотворении, посвященном непосредственно Махамбету, поэт уже со всей ответственностью и со всем присущим ему мастерством объединяет свое поэтическое "я" с образом Махамбета, принимая на себя эпическую мысль о вольности и свободе, выступая достойным преемником и последователем жизненных принципов Махамбета: "И потому, когда кочевье выманит все мое племя - я один пашу, когда никто не смеет слова вымолвить, мне рот завяжут - я стихи пишу".
Считаю, что в наше время, время нарастающей глобализации и конфликтов, порождаемых ею, актуальность этой позиции со всем научным обоснованием подтверждена новыми книгами Олжаса Сулейменова "Язык письма" и "Пересекающиеся параллели", когда современный мир изменил привычные взгляды на многие культурные ценности прошлого, когда возникает потребность восполнить образовавшийся духовный и интеллектуальный вакуум, чтобы соединить прошлое и грядущее, чтобы не растворилось в мировой культуре многообразие национальных культур. И тем более существенно и актуально то, что о таких предпосылках глобальных изменений мирового порядка говорил поэт, и ученый Олжас Сулейменов еще тридцать пять лет тому назад. Необходимо отметить существенный фактор национального своеобразия поэтики О. Сулейменова. Он может буквально одной строфой обозначить свою сыновью причастность к казахскому фольклору, казахскому эпосу, и вновь, следуя принципу "от частного к общему", предстать сыном человечества, представителем мировой культуры:

По клавишам и - закричат!
На выручку, быстрее Листа,
Из эпоса джигиты мчат,
Опаздывая лет на триста...

Эти элементы глубоко характерны для всего творческого пути Олжаса Сулейменова. И об этом еще в конце семидесятых прошлого столетия писал профессор Сорбонны, поэт Леон Робель: "Олжасу Сулейменову давно уже близка идея братства культур и взаимообогащения народов. Он хочет читать историю, как большую книгу переселений и изменений знаков. Расшифровка письменности, языков и легенд, по его мнению, поможет нам по-другому взглянуть на Историю Человечества, все же единую, в которую разделение и произвольная изоляция внесли замешательство. Это страстное чувство проходит через всю книгу, и, несмотря на шутливую, едкую полемическую форму, это произведение от корки до корки эпическое: давно уже наш раздробленный мир не слышал такого сильного голоса - мы признаем Олжаса Сулейменова наследником или преемником Гильгамеша, Гюго, Хлебникова, одним из тех, величие которых естественно".
К этому перечню со всем основанием можно отнести и имя великого казахского поэта Махамбета Утемисова.
В стихотворении, посвященном поэту Андрею Вознесенскому (а это стихотворение было написано задолго до выхода книги "Аз и Я"), О. Сулейменов остается, верен самому себе и выбранным еще в поэтической юности ориентирам:

Это кажется мне -
Махамбет, как стрела,
в китайской стене,
головою - в кирпич,
а штаны с бахромой -
оперенье;
грозный мой Махамбет,
ты давно -
персонаж в оперетте,
я тебе не завидовал,
не позавидуй мне.
Ты не пытайся понять
нашу странную речь,
вылезай из проклятой стены:
уже сделана брешь,
тебе будет не просто -
жить в царствии прозы
поэзией,
исправляя метафорой мир,
как Европу
Азией.
Только в сравнении с прошлым
живет настоящее,
твой угрюмый верблюд
мне напомнил третичного ящура.
Есть бревно баобаба -
и потому существует нить,
нет материи вовсе,
если не с чем ее сравнить.
Только в сравнении с малым.
велик человек,
только в сравненье с великим
жив человек.
Разве я не похож
на могучего гомо-антропа?
Лишь в сравнении с Азией
существует Европа.
Андрей! Мы - кочевники,
нас разделяют пространства
культур и эпох,
мы кочуем по разным маршрутам,
сквозным и реликтовым.
Я хочу испытать
своим знанием
страсти великие,
о которых он, гордый номаде,
и ведать не мог.
Я пишу по-этрусски
о будущем -
ты расшифруй
голоса и значенья
на камне исполненных рун,
невегласам ученым доверь
истолкованный бред,
да мудреют они,
узнавая познания вред.
Я брожу по степям уставая,
как указательный палец -
поправленье пути
указуют железным дрюком.
Это кажется мне -
Аз и Я - Азия,
ошибаюсь.
Мы кочуем навстречу себе,
узнаваясь
в другом.

Образ кочевника XX столетия сопрягается с образом "кочевника с авиабилетом" века нынешнего в эпоху естественного космополитизма, когда равнодушие нашего бытия можно разрушить, и необходимо разрушать, только осознанием корней своего прошлого, только осознанием своей не случайности в этом мире. Только в этом случае можно принимать человечество - как образ всемирного кочевничества. И об этом, на мой взгляд, стихотворение О. Сулейменова, посвященное Андрею Вознесенскому.
Необходимо небольшое биографическое разъяснение, касающееся как творчества двух больших поэтов, так и творческого наследия Махамбета, а точнее - то, что их духовно связывает с образом и мировосприятием М. Утемисова.
Где-то в начале семидесятых, когда готовилась книга новых переводов Махамбета, посвященная 170-летию со дня рождения поэта, Олжас Сулейменов предложил перевести стихи казахского классика своему другу поэту Андрею Вознесенскому. И не просто предложил, а убедил его, что только он по силе своего таланта может довести до взыскательного русского читателя дух и творчество Махамбета. Но, как говорится, поэт предполагает, а Бог... Алматинское издательство "Жазуши" так и не дождалось новых переводов, хотя был заключен и договор с переводчиком. Однако многочисленные поклонники поэзии Махамбета и А. Вознесенского встретились с его ярким образом в новом цикле оригинальных стихов Андрея Вознесенского "Читая Махамбета". И здесь еще неизвестно, что для нас дороже и ценнее - очередная попытка перевести "непереводимого" Махамбета или цикл оригинальных стихов Андрея Вознесенского. В цикле "Читая Махамбета" образ поэта-бунтаря с мужественной, но ранимой душой, одетого в кольчугу, но с открытым сердцем, рожден силой таланта большого поэта, каким является Андрей Вознесенский. Я, например, не уверен, что великий бард Владимир Высоцкий смог бы с такой же силой прохрипеть "переводную кальку" поэта Махамбета на Таганке, как он буквально выплескивал в притихший зал слова из этого цикла:

Не славы и не коровы,
Не шаткой короны земной -
Пошли мне, Господь, второго -
Чтоб вытянул петь со мной!

Цикл "Читая Махамбета" начинается своеобразным запевом - алкисса; что характерно для казахской фольклорной поэзии:

Зачитываюсь Махамбетом.
Заслышу Азию во мне.
Антенной вздрогнет в кабинете
Стрела, торчащая в стене!
Что в моей жизни эта женщина,
Несовременна и смела?
Забьется под стрелою трещина,
как пригвожденная змея.
И почему в эпоху лунников нам,
людям атомной поры,
все снятся силуэты лучников,
сутулые, как топоры?

Цикл состоит из четырех стрел, поэтически посланных на четыре стороны света: стрела первая "Черные верблюды", стрела вторая "Отставший лебедь", стрела третья "Мольба" или "Песня акына", и стрела четвертая "Свобода". Согласно этому своеобразному поэтическому колчану привожу весь цикл:

Черные верблюды
Стрела первая
Требуются черные верблюды,
черные, как гири, горбы!
Белые верблюды для нашей работы - слабы.
Женщины нам не любы.
Их груди отвлекут от борьбы.
Черные верблюды, черные верблюды,
накопленные горбы.
Захлопнутся над черепами,
как щипцы для орехов, гробы.
Черные верблюды, черные верблюды,
черные верблюды беды!
Катитесь, чугунные ядра, на желтом и голубом!
Восстание, как затмение, наедет черным горбом.
На белых песках чиновники -
как раздавленные клопы...
Черные верблюды, черные верблюды,
разгневанные горбы!
Стрела с горящею паклей застрянет меж кирпичей.
Пепелищ верблюды потянутся
с обугленными горбами печей.
Нынче ночь не для блуда. Мужчины возьмут ножи.
Черные верблюды, черные верблюды,
черные верблюды - нужны.
Черные верблюды, черные верблюды
по бледным ублюдкам грядут.
На труса не тратьте пулю - плюнет черный верблюд!

Отставший лебедь
Стрела вторая
Я последний твой лебедь, Азия!
Отстал. Мне слезами глаза завязаны,
Мои крылья в лазури завязли.
Немота на моих устах.
Мой вожак и народ погибли.
Чужаки на моем пути. Ястреба,
журавли,
колибри,
помогите своих найти!
Где ты, родина, под туманом?
Отыщи меня хоть стрелой.
Закричал от смертельной раны, я б узнал,
что мой край живой!
Я матерый, ветрами тертый.
Но бессмысленно одному
горло драть и таранить тьму.
Я живой, но мертвей, чем мертвый.
С этой нотою недоношенной
между жаворонков и синиц
лебединое одиночество
сложит крылья
и камнем -
вниз!

Мольба
Стрела третья
Не славы и не коровы,
не шаткой короны земной -
пошли мне, Господь, второго -
чтоб вытянул петь со мной!

Не прошу ни любви ворованной,
ни денег, ни орденов -
пошли мне, Господь, второго
чтоб не был так одинок.
Чтоб было с кем пасоваться,
аукаться через степь,
для сердца, не для оваций,
на два голоса спеть!

Чтоб кто-нибудь меня понял,
не часто, ну хоть разок.
Из раненых губ моих поднял
царапнутый пулей рожок.

И пусть мой напарник певчий,
забыв, что мы сила вдвоем,
меня, побледнев от соперничества,
прирежет за общим столом.

Прости ему. Он до гроба
одиночеством окружен.
Пошли ему, Бог, второго -
такого, как я и он.

Свобода
Стрела четвертая
Кто врет, что мы переродились и стадом плетемся -
поганым, покорным,
покойным?
По коням! По коням! По коням!
Оскомина с формулировок окольных -
по коням!
Полковник, как ваша печенка? Мы ею шакалов
покормим!
По коням, по коням!
Вы, кони, дожуйте
эбелек!
Взбешенно до жути
скосите белок -
в погоню!
Кто не на коне -
значит, тот под конем.
Чем гибнуть в огне,
сами станем огнем -
по коням!..
... Порублены кони мои. Порезали лучших
под корень.
И все же - по коням!
Мы мертвых коней оседлаем
и мстительным свистнем походом -
По годам, по годам, по годам!
И кто-то через столетье со стоном
степную стрелу засветит
в стене над магнитофоном!
И в доме потянет паленым,
потянет река под балконом,
по коням -
по коим, по коим?

Вот так в результате творческой и земной дружбы двух больших поэтов Олжаса Сулейменова и Андрея Вознесенского появился уникальный "совместный проект". И образ поэта Махамбета, ставший определяющим идеалом борца за свободу творчества, а, следовательно, и за творчество свободы, благодаря поэзии Андрея Вознесенского и Олжаса Сулейменова, стал близок и понятен многим аудиториям мира, ибо стихи из цикла "Читая Махамбета" и стихи, посвященные ему, звучали в разных странах и на разных языках. Это один из тех редких случаев в истории поэтического перевода, когда один поэт не переводит, а именно передает дух и образ мыслей другого поэта, так называемую "квинтэссенцию" его творчества, которая не поддается гладкому, калькированному переводу.
История Степи знает подобные случаи, когда великие Абай и Шакарим не переводили в буквальном смысле, а передавали своими песнями и своими стихами образы и сюжетные линии поэзии и прозы А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова и других классиков русской литературы.
Здесь необходимо понять то, что это все роднит поэзию разных литератур и составляет ее великую тайну. И это в силу своего большого таланта смог прочувствовать Андрей Вознесенский и подарил читательской аудитории разных стран своего Махамбета, ставшего близким, понятным и родным, во многом благодаря личности его друга и единомышленника Олжаса Сулейменова.
Когда в феврале 1996 года я проводил вечер поэзии Андрея Вознесенского, Беллы Ахмадулиной и Александра Ткаченко в Алма-Ате, то был свидетелем, как слушатели, пришедшие в зимний февральский вечер на встречу с поэтами из Москвы, просили прочитать и "АТЕ 36-70", посвященное Олжасу Сулейменову, и стихи из цикла "Читая Махамбета".
Андрей Вознесенский взволнованно выдохнул в переполненный зал: "Спасибо вам за Олжаса!".
Эхо посредством акустики, а быть может, мне послышалось так, но этот возглас благодарная аудитория перевела на язык наших отцов и наших детей:
- Олж-жаса-сын!
Поэзия Махамбета, ее бунтарский дух, глубина и простота образов, сила поэтического таланта, гражданственность, мечты о счастливой и достойной жизни народа и одновременно пронзительная тема одиночества глубоко созвучны современности.
Поэзия Махамбета в свое время оказала влияние на творчество акынов Западного Казахстана и в дальнейшем на творчество многих поэтов XX века.
Неразрывно связанная с животворным истоком литературы - казахским эпосом и фольклором, отражающая мировоззрение, настроение, думы и чаяния народа, она шагнула в XXI век, оставаясь одной из ярких страниц казахской литературы.

Олжа?с Ома?рович Сулейме?нов (род. 18 мая 1936, Алма-Ата, Казакская АССР, РСФСР) — поэт, писатель-литературовед, общественно-политический деятель Казахстана, дипломат. Пишет на русском языке.

[править] Биография

Родился в семье офицера казахского кавалерийского полка, репрессированного в 1937 году. Позже Лев Гумилёв сообщил Олжасу, что сидел с его отцом в норильском лагере, где того расстреляли.

Окончил школу в 1954 году и поступил на геологоразведочный факультет Казахского госуниверситета, окончил его в 1959 году, инженер-геолог. Последние годы учебы совмещал с работой в геологоразведочных партиях.

Литературной работой занялся в 1955 году.

В 1958 году поступил в Литературный институт им. А. М. Горького в Москве на отделение поэтического перевода.

Окончил геологический факультет КазГУ (1959 г.) и Литературный институт имени А. М. Горького (1961 г.).

В 1962—1971 литературный сотрудник газеты «Казахстанская правда», главный редактор сценарно-редакционной коллегии киностудии «Казахфильм», заведующий отделом журналистики в журнале «Простор».

1971-81 секретарь правления Союза писателей Казахстана,

С 1972 председатель Казахского комитета по связям с писателями стран Азии и Африки.

1977—1995, 18 лет председатель федерации шахмат Казахстана.

1981-83 председатель Государственного комитета Казахской ССР по кинематографии.

1983 - 1991 — первый секретарь Правления Союза Писателей Казахстана, в 1984 году - секретарь правления СП СССР.

В 1989 году стал инициатором движения «Невада-Семипалатинск», которое добилось в 1991 году закрытия Семипалатинского ядерного полигона. Это стало толчком к закрытию всех других ядерных полигонов в мире: на Новой Земле (Россия), в штате Невада (США), атолле Муруроа (Франция), озере Лобнор (Китай) и введению моратория на все ядерные испытания.

1991—1995 — лидер партии «Народный конгресс Казахстана».

1995—2002 годы — полномочный посол Казахстана в Италии и по совместительству в Греции и Мальте. Продолжил литературоведческую деятельность и выпустил в 1998 году в Риме книги «Язык письма» «о происхождении письменности и языка малого человечества» и "Улыбка бога", в 2001 - «Пересекающиеся параллели» (введение в тюркославистику) а в 2002 году — книгу «Тюрки в доистории» (о происхождении древнетюркских языков и письменностей), за которую получил премию Кюльтегина «за выдающиеся достижения в области тюркологии», 2002.

С 2002 года постоянный представитель Казахстана в ЮНЕСКО (Париж), подготовил к изданию этимологический словарь «1001 слово».

[править] Поэтическая деятельность

Олжаса Сулейменова причисляют к поэтам-шестидесятникам, его друзьями были три столпа тех лет: Андрей Вознесенский, Евгений Евтушенко, Роберт Рождественский. Вознесенский написал стихи «АТЕ 36-70» или «2 секунды, 20 июня 1970», посвященные Олжасу и автоаварии, в которую они попали под Алма-Атой. Увлеченный стихами Сулейменова о казахском поэте и народном герое Махамбете, он сам создал цикл «Читая Махамбета»: «Зачитываюсь Махамбетом, Заслышу Азию во мне, Антенной вздрогнет в кабинете Стрела, торчащая в стене.» Рождественский начал свой стих «О друзьях» так: «Олжас, Мумин, Виталий…», а Римма Казакова в 1968 году написала целое стихотворение: «Люблю тебя, товарищ мой Олжас». Большой была популярность поэта среди его поклонников по всей стране

Причину его необыкновенного всесоюзного успеха известный критик Лев Аннинский сформулировал так: «Поэт оказался на скрещении культур, на скрещении традиций: он счастливо совместил в себе сразу многое: молодой задор и книжную образованность…. и ассоциативную экспрессию распространенного сегодня поэтического стиля… и филологическую любовь к мировым построениям, в которых Пушкин встречается у Сулейменова с Чоканом Валихановым, Конфуцием и Тагором… и местную обжигательную степную специфику…».

Молодой поэт писал стихи на русском языке и был поначалу известен только у себя на родине. Широкую известность он получил весной 1961 года. Тогда, отчисленный за драку из Литературного института, он вернулся в Алма-Ату и подрабатывал в газете «Казахстанская правда». 11 апреля осведомленный о событиях на Байконуре редактор газеты Фёдор Боярский заказал ему стихи про полет человека в космос. За ночь он набросал несколько строк и 12 апреля, когда обьявили о полете Гагарина в космос, стихи уже вышли в газете и листовки с этим текстом разбрасывали с самолетов над Алма-Атой и другими городами Казахстана. Впечатленный эпохальным событием, поэт за неделю превратил эти стихи в поэму «Земля, поклонись человеку!» и уже в мае она вышла в свет. Сулейменов впоследствии говорил: «Мою поэму передавали по центральному телевидению и радио, печатали в газетах, почти каждую неделю я выступал в каком-то городе: на заводах, фабриках, в студенческих аудиториях. Вот такой был успех».

25-летнего Сулейменова стали включать в состав советских делегаций по Европе и Штатам, он читал свою поэму в Колумбийском университете (Нью Йорк) и парижской Сорбонне. Дебют оказался блестящим. Конфликт с ректоратом сразу был улажен. Впоследствии именно его строка «Земля, поклонись человеку» была начертана на пьедестале обелиска работы Рукавишникова, установленного на месте гибели Юрия Гагарина под Киржачом Владимирской области.

На волне этого успеха вышел первый сборник стихов Сулейменова «Аргамаки» (1961), который чуть было не полетел из планов издательства из-за того инцидента с дракой в Литературном институте. Острые строки стихов «Аргамак», «Я видел», «Волчата» и др. подвинули казахского культуролога Мурата Ауэзова заявить, что они стали «протестом против насилия в условиях тоталитарного режима».

На IV Всесоюзном совещании молодых писателей, отмечая новый сборник стихов Олжаса Сулейменова «Солнечные ночи» (1962), один из старейших поэтов двадцатого столетия Николай Семенович Тихонов сказал: «Не только я, но и все участники обсуждения были радостно поражены темпераментом, силой образности, широтой чувств, большим захватом темы… Из пламени такого поэтического костра рождается характер нового человека, нашего современника, дышащего всей мощью нашего индустриального, богатого чудесами атомного века».

Очередной сборник стихов «Доброе время восхода»(1964) удостоился премии ЦК ВЛКСМ.

Широко известна в литературных кругах Франции дискуссия в связи с выходом в Париже «Года обезьяны» (1967) и «Глиняной книги» (1969). "В «Годе обезьяны» Олжаса Сулейменова, — писала Лили Дени в газете «Летер франсез» за 19 июня 1968 года, — я прочла то, что является одновременно прошлым и будущим. Слова о корнях…

А профессор Сорбонны, поэт и переводчик русской поэзии Леон Робель, представляя французскому читателю свой перевод поэмы «Глиняная книга» написал: «Олжасу Сулейменову давно уже близка идея братства культур и духовное взаимообогащение народов. Он хочет читать историю, как большую книгу переселений и изменений знаков. Расшифровка письменности, языков и легенд, по его мнению, поможет нам по-другому взглянуть на Историю Человечества, все же единую, в которую разделение и произвольная изоляция внесли замешательство. Это страстное чувство проходит через всю книгу, и, несмотря на шутливую, едкую полемическую форму, это произведение от корки эпическое: давно уже наш раздробленный мир не слышал такого сильного голоса — мы признаем Олжаса Сулейменова наследником или преемником Гильгамеша, Гюго, Хлебникова, одним из тех, величие которых естественно».

Такой видный человек должен в СССР быть в рядах партии и в 1969 году Сулейменов стал членом КПСС. Ему заказали поэму к 100-летию Ленина, но вместо неё он принёс в издательство свою «Глиняную книгу», которую восторженно встретила советская интеллигенция. Эта поэма считается лучшим произведением Сулейменова. Но государственную премию имени Абая он получил за пафосную поэму «Синие острова» (1973).

[править] «Аз и Я» и другие работы о «Слове о полку Игореве»

Сулейменов известен также как автор ряда работ, посвящённых Слову о полку Игореве. Он заинтересовался этой темой ещё в 1960, будучи студентом Литературного института, публиковал работы о «Слове» с 1962. Тема его дипломной работы по исторической грамматике — «Категория одушевленности и неодушевленности в „Повести временных лет“», а тема его диссертации уже на кафедре русской филологии КазГУ — «Тюркизмы в „Слове о полку Игореве“». Общая линия работ Сулейменова была направлена на выявление в «Слове» обширных пластов тюркской лексики и целых тюркских фраз, в дальнейшем искажённых при переписывании, и получила наиболее законченное выражение в получившей большую известность книге «Аз и Я» (1975), где предлагается также собственная концепция исторического контекста «Слова», ряда событий и т. п.

Книга вызвала характерные для того времени идеологические «проработки», основанные на советских политических обвинениях в «национализме», "пантюркизме", «методологических ошибках» и т. п. (книга была даже по указке Суслова осуждена ЦК КП Казахстана в особом постановлении 1976 г. и изъята из продажи, директор издательства Адольф Арцишевский уволен, автор попал в опалу и долго не издавался). Только обращение Кунаева к генсеку Брежневу помогло автору отделаться «строгим выговором», и разбирательство по книге на литературную тему из ЦК КПСС передали в Академию наук СССР. Тогда же было проведено особое заседание Академии наук СССР по книге «Аз и Я» в зале Отделения общественных наук на Волхонке. По списку пропустили в зал сорок семь академиков, членов-корреспондентов и рядовых докторов наук. Обсуждение длилось с 9 часов утра до 18, без перерыва на обед. Открыл его академик Б. А. Рыбаков словами: «В Алма-Ате вышла яростно антирусская книга — „Аз и Я“ стотысячным тиражом».

«В июне 1976 года, вскоре после своего 40-летия, поэт получил оскорбительную выволочку от ЦК Компартии Казахстана, а книга была запрещена и изъята по указанию цензурного ведомства из библиотек и продажи не только в Казахстане, а и по всему Союзу. Хотя, если употребить современную терминологию, это была сильнейшая PR-акция — книга стала бестселлером и продавалась из-под полы за большую — 50-кратную цену, например, в той же самой Москве». (Нурсултан Назарбаев. «Слово о моем друге Олжасе». «Казахстанская правда», 18.05.2006 г.)

В статье Л. Шашковой «Под знаком Олжаса» в газете «Мегаполис», 10.04.2006 г. утверждается, что за эту книгу номиналом 74 копейки в то время в Баку предлагали автомобиль «Москвич».

С другой стороны, построения Сулейменова вызвали и конкретную научную критику, без политических обвинений (слависты Д. С. Лихачев, Л. А. Дмитриев и О. В. Творогов и др.), где указывалось на любительский уровень этимологий и трактовок Сулейменова; поддержки со стороны профессиональных тюркологов, в том числе занимавшихся тюркизмами «Слова» (например, Н. А. Баскакова), его работа также не встретила. По оценке Дмитриева и Творогова, «он создает новые слова, не считаясь с тем, известны ли они древнерусскому языку, создает новую грамматику, противоречащую грамматике древнерусского языка, новую палеографию, не подтверждаемую ни единым примером из рукописей — и все это для того, чтобы иметь возможность предложить новые прочтения в тексте „Слова“» (Дмитриев Л. А., Творогов О. В. «Слово о полку Игореве» в интерпретации О.Сулейменова // Русская литература. 1976. № 1. С.257).

В интервью Олегу Цыганову Сулейменов приводит сведения, по которым отношение Д. С. Лихачёва к нему и его работам, несмотря на частную критику, было доброжелательным: «Московский телережиссер Ионас Марцинкявичус, делавший мое двухчасовое выступление в зале Останкино в 80-м году, поехал в Ленинград взять интервью у Лихачева. Снимал его дома. И рассказывал потом, как удивился, увидев в его книжном шкафу, — „Аз и Я“ стояла не корешком, как обычно в ряду других книг, а развернутая за стеклом, всей обложкой.» Оппоненты встречались несколько раз и как вспоминал Сулейменов: «Очень по-доброму». Из того же интервью: «С Дмитрием Сергеевичем мы встречались и в дни съездов народных депутатов. На одном из съездов, кажется, на первом, в конце мая восемьдесят девятого, выступая, академик вдруг сказал, что русская культура издревле взаимодействовала с восточными, в частности с тюркскими степными культурами. О чем ясно свидетельствует „Слово о полку Игореве“»[1]. Впрочем, наличие в «Слове о полку Игореве» многочисленных и редких тюркских элементов было известно и до Сулейменова, но замалчивалось.

В переизданиях книги уже в постсоветское время Сулейменов внес незначительные поправки, но в общем остался при своём мнении. В частности, он оставил не находящие поддержки у профессиональных историков и филологов утверждения, согласно которым Игорь Святославич был сыном половчанки, по летописи Киев был основан хазарами, при переписке рукописей копировались кляксы, имена собственные сокращались произвольно и т. п.

В 2005 году, к 30-летию её выхода в свет, книга впервые вышла в России в издательстве «Грифон» при Российском фонде культуры, где председателем был Никита Михалков. В интервью газете «МК в Казахстане» 18.04.2008 г. Сулейменов вспоминал: «Этой публикацией отмечено 30-летие первого издания. Книгу пытались и в 90-е годы выпустить в Москве, Питере, Новосибирске. Но почему-то в последний момент что-то мешало. Издательства, просившие моего согласия на переиздание, присылали смущенные объяснения. Книгу, которая вышла в СССР в условиях жесткой цензуры, российские издательства не смогли издать. „АЗиЯ“ кому-то из правящих все еще кажется опасной. Но издательство „Грифон“ при Российском фонде культуры, где председателем Никита Михалков, решилось на поступок».

Американский журнал «Проблемы коммунизма» в 1986 году назвал «Аз и Я» в числе немногих книг, подготовивших перестройку, второй после «Архипелага ГУЛАГ» А. Солженицына.

Во второй части книги «Аз и Я» под названием «Шумер-наме» Сулейменов привёл 60 тюркизмов, представленных, с его точки зрения, в шумерских «глиняных книгах» (клинописных табличках). Позже его коллега и ученик из Азербайджана Айдын Мамедов довел число «тюрко-шумеризмов» до 800.

Перипетии вокруг книги «Аз и Я» описал редактор издательства «Жалын» Г. Толмачев в «Повести об Олжасе», 2003, а режиссер Аскар Бапишев снял документально-игровой фильм о судьбе книги — «Документ нечастного значения», 2005.

[править] Литературоведческая деятельность

«Язык письма» (о происхождении письменности и языка малого человечества), Рим, 1998. В 1995 году Сулейменов перешёл на дипломатическую работу. Свободное от работы время он смог теперь посвятить научным изысканиям. Плодом многолетнего труда стало исследование «Язык письма», опубликованное в Риме. Писатель Тимур Зульфикаров в статье «Пирамида Олжаса в пустыне варварства» написал: «Кажется, что книгу „Язык письма“ сотворил целый научно-исследовательский институт со многими кропотливыми отделами и кафедрами… здесь хладный, математический ум ученого-лингвиста сливается с прозрениями поэта-пророка». Эту работу Сулейменова в России не заметили. Другие времена, другие люди. Но в 2006 году она была издана на украинском языке в Киеве, а автор награждён орденом Ярослава Мудрого.

"Улыбка бога" (К проекту первого тома базового этимологического словаря «1001 слово»), Рим, RIAL, 1998. Сулейменов: "Я высказал в этой книге ("АЗиЯ") некоторые идеи, которые не услышаны и непоняты до сих пор. А истинная научная ценность именно в них. Я еще раз вернусь к некоторым из неоцененных в книге "Улыбка бога".

"Пересекающиеся параллели" (ведение в тюркославистику), Алматы, 2001.

"Тюрки в доистории" (о происхождении древнетюркских языков и письменностей), 2002. За это исследование Сулейменов стал первым лауреатом премии имени Кюльтегина «за выдающиеся достижения в области тюркологии» (2002), а по итогам своих работ удостоился Международной премии "За вклад в тюркский мир" (Турция).

[править] Общественно-политическая деятельность

Начало 1989 года. Предвыборная программа кандидата в народные депутаты СССР первого секретаря правления Союза писателей Казахстана Олжаса Сулейменова. Первым пунктом стоит — запрещение атомных испытаний в Казахстане. Ещё в 1973 году Сулейменов написал острейшее для застойных советских времён стихотворение о Казахстане «Дикое поле», которое заканчивалось словами: «И да здравствует запрещение испытаний!» Речь шла, конечно, об испытаниях на Семипалатинском ядерном полигоне. В разгар «холодной войны» это был поступок. Только за период 1949 по 1963 годы количество испытанных атомных и водородных бомб под Семипалатинском в 2500 раз превзошло мощность американской атомной бомбы, сброшенной на Хиросиму. Региону был нанесен ужасающий экологический урон. И кто, как не народный поэт, должен был восстать против этого и повести за собой народ. И в феврале 1989 года Олжас Сулейменов выступает по телевидению с обращением к народу Казахстана, а назавтра на митинге у здания Союза писателей обьявляет о создании антиядерного движения «Невада — Семипалатинск». За месяц было собрано 4 миллиона подписей в поддержку запрета на ядерные испытания. Летом того же года Олжас Сулейменов выступает на I съезде народных депутатов СССР, на котором сообщает о целях и требованиях движения. И через два года борьбы в 1991 году Семипалатинский ядерный полигон был закрыт первым среди других. Затем были закрыты полигоны на Новой Земле (Россия), штате Невада (США), атолле Муруроа (Франция), озере Лобнор (Китай) и последовал мораторий на все ядерные испытания в мире.

В 1990 году в поддержку Движению 400 000 тогда полновесных рублей перечислил Фонд Мира, руководимый экс-чемпионом мира по шахматам Анатолием Карповым. Олжас Сулейменов, поклонник древней игры, тогда был председателем федерации шахмат Казахстана (1977—1995).

После такого успеха Движение переросло в политическую партию "Народный конгресс Казахстана" (1991-1995). И все эти годы Сулейменов был его лидером.

[править] Дипломатическая деятельность

В 1995 году Сулейменов принял предложение президента Назарбаева перейти на дипломатическую работу. Он стал чрезвычайным и полномочным послом Казахстана в Италии и по совместительству в Греции и на Мальте. И уже в мае 1997 года президент Италии Оскар Луиджи Скальфаро прибыл в Казахстан с первым официальным визитом для подписания договора о дружбе и сотрудничестве между двумя странами. Аналогичный документ на азиатском континенте Италия имела только Японией.

[править] Библиография

Олжас Сулейменов пишет на русском языке.

Подборка стихов Сулейменова, опубликованная в «Литературной газете» в июне 1959 года, была первой публикацией поэта в центральной печати.

По сценариям Олжаса Сулейменова поставлены фильмы «Земля отцов» (1966), «Синий маршрут» (1968), а недавно «Красная полынь» («Махамбет») о казахском поэте 19 века Махамбете Утемисове и «Ах, как интересно было в Петербурге» (о хане Жангире).

[править] сборники стихов

• «Земля, поклонись человеку!» (1961, премия ЦК комсомола Казахстана)

• «Аргамаки», Алма-Ата, Жазушы, 1961.

• «Солнечные ночи», А-Ата, Жазушы, 1962.

• «Ночь-парижанка», А-Ата, Жазушы, 1963 (премия ЦК комсомола Казахстана)

• «Доброе время восхода», А-Ата, Жазушы, 1964 (премия ЦК ВЛКСМ,1967)

• «Год обезьяны» (книга стихов), Алма-Ата, Жазушы, 1967.

• «Глиняная книга» (поэма), Алма-Ата, Жазушы, 1969.

• «Над белыми реками» (стихи и проза), А-Ата, Жазушы, 1970.

• «Круглая звезда» (стихи), Москва, Худлит, 1975.

[править] Переиздания

• «Повторяя в полдень» (стихи разных лет),Алма-Ата, Жазушы, 1973.

• «Определение берега» (избранные стихи и поэмы, итоги 15-летнего творчества), А-Ата, Жазушы, 1976.

• «Трансформация огня» («Голубиная книга», «Глиняная книга» и новые стихи),А-Ата, Жалын, 1983.

• «Избранное» (Итоги 25-летнего творчества), Москва, Худ.литература, 1986.

• «Преодоление» (стихи и поэмы разных лет), А-Ата, Жазушы, 1987.

• «От января до апреля» (полный вариант поэмы и другие стихи),А-Ата, Жазушы, 1989.

• «Свиток» (стихи), Москва, Мол. гвардия,1989. (Б-ка журн. «Мол. гвардия»)

• «Аз и Я»: эссе, публицистика, стихи, поэмы — Алматы: Жалын, 1990, 592 с.(большой формат).

• «Аргамаки» (первые стихи), Семей: Международный клуб Абая, 2001, (Б-ка журнала «Аманат»)

• «Аз и Я» (первое издание в России), Москва, Грифон, 2005.

[править] работы по истории и этимологии

• В 1962 были опубликованы первые статьи по теме — «Кочевники и Русь»

• "Темные места «Слова о полку Игореве» http://www.pseudology.org/tatary/Sulejmenov_1.htm

• «Аз и Я» (Алма-Ата, Жазушы, 1975) / в Библиотеке Александра Кобринского

• Язык письма(Рим, San Paolo, 1998) / в Татарской электронной библиотеке

• Улыбка бога (Рим, San Paolo, 1998/ в Татарской электронной библиотеке

• "Пересекающиеся параллели" (введение в тюркославистику), Алматы, 2001.

• «Тюрки в доистории» (о происхождении древнетюркских языков и письменностей). Алматы, Атам?ра, 2002.- 320 с.

[править] собрания сочинений

• Собрание сочинений в 7 томах (8 книг), изд. «Атамура», Семипалатинск, 2004.

[править] Литература

• Олжас Сулейменов: Указатель лит-ры / Сост. Л. М. Никитина и др. Алма-Ата, 1986. (Гос. б-ка Казах. ССР им. А. С. Пушкина).

• Токсонбаева Ш. «Особенности использования устаревшей лексики в произведениях О. Сулейменова», Гуманитарные науки. Караганда, 1975. Вып. 2.

• Лихачев Д. С. 1) Гипотезы и фантазии в истолковании темных мест «Слова о полку Игореве» // Звезда. 1976. № 6. С. 203—210; 2) Догадки и фантазии в истолковании текста «Слова о полку Игореве»: (Заблуждения О. Сулейменова) // Д. С. Лихачев. «Слово» и культура. С. 310—328;

• Пресса СССР, России и Казахстана.

[править] Награды, звания

• Орден Рыцаря литературы и искусств Франция, 2007.

• Орден Дружбы (Россия, 2007) [2]

• Орден Отан, Казахстан, 2006.

• Орден князя Ярослава Мудрого 5 степени (Украина), 2006.

• Орден «Шохрат» (Азербайджан, 21 июня 2006)

• Орден «За заслуги» (Ингушетия, 7 августа 2004) [3]

• Лауреат премий ЦК комсомола Казахстана, 1961, 1963.

• Лауреат премии Всесоюзного Ленинского комсомола, 1967.

• Лауреат Госпремии Казахской ССР им. Абая, 1973.

• Лауреат независимой премии бизнесменов Казахстана «Платиновый Тарлан», 2000.

• Международная премия им. Кюльтегина, 2002.

• Международная премия Турции «За вклад в тюркский мир», 2003.

• Почетный доктор Института истории им. Марджани АН Республики Татарстан, 2005.

ОЛЖАС СУЛЕЙМЕНОВ: Я всегда был и остаюсь интернационалистом

Этот год привнес немало изменений не только в жизнь казахстанцев. Весь мир то и дело содрогался от той или иной новости. Не секрет что високосный год каждый раз берет в жертву только самых лучших представителей человечества. Вот и на этот раз ушли из жизни ярчайшие звезды ушедшего столетия. А мы по-новому взглянули на мир. Понемногу стали учиться беречь то, что уже имеем. Ценить оставшееся... Время собирать камни. Так говорят историки про сегодняшнюю действительность. Не далек от них и Олжас Сулейменов. Сегодня у нас с эксклюзивным интервью народный поэт Казахстана, лауреат Премии комсомола Казахстана, первый лауреат Премии ВЛКСМ, лауреат Государственной премии КазССР, постоянный представитель Республики Казахстан в ЮНЕСКО.

ЛИТЕР-Неделя: Олжас Сулейменов и Чингиз Айтматов – оба неординарные личности, познание которых поднялось до глобального уровня. И вы, наверное, знаете, почему вас двоих отделяют от родного народа?

О.С.: Спасибо, что вспомнили недавно ушедшего Чингиза Айтматова. Он, писавший по-русски, рассказал миру о киргизском народе, его самобытной культуре, образе мыслей более художественно и философски, чем многие его коллеги-соплеменники. Вот некоторые из них, наверное, и пытались, как вы говорите, отделить его от родного народа. Ситуация типическая, характерная не только для киргизов или казахов. Но достоинство национальной культуры определяется кроме всего и тем, какой она сделает вклад в мировую культуру. Я уверен, что хотя бы для одного из произведений Чингиза Айтматова найдется место на полках мировой библиотеки. Может быть, рядом с эпосом «Манас».

ЛИТЕР-Неделя: И все же те, кто называли его и вас своими противниками, в чем они вас обвиняли? В СМИ были материалы с мнениями о том, что Олжас, достигший возраста пророка, попросит прощения у своего предка Олжабая.

О.С.: Благодарю, что напомнили о батыре Олжабае. В будущем году, надеюсь, страна отметит его трехсотлетие, вспомнит о его делах. Это он сделал набег на земли Галдан-церена в Джунгарии и спас Аблай-хана из джунгарского плена. После побед Олжабай-батыра появились названия местностей в Сары-Арке: «Калмак кырылѕан» и «Шљршыт кырыл-ѕан». Это о нем Аблай-хан сказал: «Олжабай болса, ел аман». Но кроме мужества батыр обладал еще и мудростью. Я не знаю другого из его эпохи, кто бы завещал такое: «Человек из моего седьмого колена пусть будет білге». Вариант древнетюркского слова білгќ – «всезнающий». Этого слова, к сожалению, давно уже нет в казахском языке. Он завещал своим потомкам добиваться не званий – батыр, султан, хан, а знаний. И нынешним устазам не мешает брать пример с Олжабай-батыра. В чем я вижу смысл его завета? Он был свидетелем тотального поражения казахов в войне с джунгарами. И понял причину – техническая, культурная отсталость. Воинов у казахов хватало, но джунгарам помогали китайские и шведские советники, было огнестрельное оружие, артиллерия. И батыр сделал для себя вывод – знания спасут народ. Вывод актуальный и в наши дни. Только постоянно расширяющийся объем знаний поможет выживанию народов в XXI веке. Сформулируем девиз: «Выживание через прогресс!». И если мы не поймем эту задачу или не справимся с ней, то просить прощения у предков предстоит целым поколениям.

А теперь что касается так называемых противников и их обвинений.

В советское время моими противниками были Суслов, отвечавший за идеологию в СССР, и подчиненные ему московские академики и писатели, а потом и руководители военно-промышленного комплекса. Они обвиняли меня в национализме и пантюркизме. С чем я был не согласен. А сегодня некоторые местные оппоненты критикуют меня за интернационализм.

Я всегда был и остаюсь интернационалистом. В 1963 году в книге «Солнечные ночи» написал: «Я – патриот каждого обиженного народа. Мое кредо – возвысить степь, не унижая горы!»

Продолжаю ему следовать. Это могут подтвердить жители Азербайджана, Таджикистана, Чечни, Ингушетии, Грузии и других стран, где я бывал в трагические для них дни. Выступал в защиту и русских в бывших братских республиках, и русского языка. Почему наши писатели не вспомнят, что я организовал и провел в 1984 году первую конференцию в защиту казахского языка? Она прошла в Союзе писателей Казахстана, где я был председателем. В то время такими мероприятиями карьеру не делали. Но сломать карьеру можно было.

Горький в свое время очень точно определил природу поэтического исследования жизни. Он назвал поэта чувствилищем нации. Настоящий поэт должен чувствовать, что необходимо для спасения, выживания народа. И что ему навредить может.

У нас таким поэтом был Абай. Говоря современными терминами, он был прогрессивным человеком, интернационалистом. И хотел, чтобы его народ становился таким. Продолжая его традицию, нужно считать, что сегодня подлинным патриотом Казахстана может быть только интернационалист. Независимо от его этнической принадлежности.

ЛИТЕР-Неделя: Говорят, что в 90-х вы предлагали быть в составе конфедерации с Россией. Что привело вас к такой мысли – вы не верили, что Казахстан сможет стать самостоятельной и суверенной республикой?

Этот слух является не совсем грамотным отголоском программы «Евразийская конфедерация», которую выдвинула партия «Народный Конгресс» в 1992 году. Она широко обсуждалась и осуждалась в казахской прессе. Критики посчитали, что мы предлагаем воссоздать Советский Союз. Но после того как в 1994 году Н. Назарбаев провозгласил идею Евразийского союза, негодующие возгласы сразу прекратились. Идея стала постепенно реализовываться. Уже работают ЕврАзЭС, ШОС, СВМДА и другие проекты.

От себя добавлю, что будущее человечества формируется механизмами интеграции, а не распада, и когда-нибудь, может быть, к середине XXI века, обязательно сложится Евразийский союз государств от Атлантики до Тихого океана на Востоке и до Индийского океана на Юге. И этот Союз будет действовать на конфедеративной основе, то есть – каждое государство осуществляет собственную внутреннюю и внешнюю политику, но осознавая свою взаимозависимость с другими. Примерно в таких конфедеративных отношениях с ближайшими соседями по СНГ мы находимся уже сейчас. С Россией в том числе.

ЛИТЕР-Неделя: Историю нужно чистить от политики. Нужно ли очищать Казахстан от последствий колониализма и коммунизма?

О.С.: Нужен объективный научный анализ недавнего прошлого – событий ХХ века. Великого и трагического. Была ли возможность избежать, например, голода 1932–1933 годов? Очевидно, что это последствие невежественной политики Сталина, извратившего верную идею кооперативного хозяйства. Но еще до конца не понята основная причина трагедии казахского народа, до сих пор не оправившегося от того удара. А причина в том, что казахи к ХХ веку подошли, отстав от соседей по региону на несколько столетий. Все тюрки уже были оседлыми, занимались активным земледелием, только казахи продолжали обходиться кочевым скотоводством. Да, оно давало достаточно пропитания: народ количественно рос. В 1926 году после потерь в революцию и гражданскую войну казахи насчитывали 6 млн 200 тыс. человек. Как писали в первой советской энциклопедии – «самая крупная тюркоязычная национальность СССР». Но это относительное благополучие не всем казалось вечным.

Еще Абай призывал казахов спешно учиться у соседних народов земледелию. Он словно пред-видел грядущую катастрофу. Его «Назидания» – это крик: «Абай бол, халћым!». Не вняли.

Узбеки от голода не пострадали. В 1926 году, согласно той же энциклопедии, их было всего 4 миллиона. Сейчас больше – 26 миллионов. А казахи в Казахстане только подходят к восьми.

Такие цифры надо серьезно обсуждать не только как последствия колониализма или коммунизма, делать выводы. И читать «Назидания» Абая уже другими глазами.

Это поможет оценить по достоинству и процесс урбанизации, который мы сейчас переживаем. У нас, по сути, только сейчас завершается затянувшийся этап кочевой жизни. И этот момент перед начинающимся новым этапом надо научно и общественно осознать, чтобы яснее увидеть, куда идем. Наш путь хорошо прописан в государственных программах – интенсификация аграрного производства, передовая промышленность, нанотехнологии... Так, чтобы в дальнейшем ни джут, ни засухи и, добавлю, политическое невежество не могли сказаться на росте народонаселения.

ЛИТЕР-Неделя: 1996 год, когда казахский народ сформировывался как государство, такие как вы были нужны своему народу, но тогда вы были вдали от Родины. Не была ли эта поездка против вашей воли?

О.С.: В те годы формировался наш дипломатический корпус, наша внешняя политика делала первые важные продвижения. Рад, что принял в этой работе участие. Разве это не нужно было народу? Президент Италии и премьер-министр посетили с рабочими визитами нашу Республику, был подписан Договор о вечной дружбе Италии и Казахстана. С какой другой западной страной подписывался такой документ?

Кроме того, для человека, исследующего историю человечества, работа в Италии и Греции – в странах, откуда вышла европейская цивилизация – настоящая удача. Там сам воздух настоян на истории. Там я написал книги «Язык письма», «Тюрки в доистории» – подготовительные материалы к «1001 слову», над которым работаю более 40 лет.

ЛИТЕР-Неделя: Вы верите в то, что в конечном итоге Казахстан станет исключительно национальным государством?

О.С.: То есть мононациональным? В обозримое время к этому не стоит даже стремиться. Если Казахстан хочет сохраниться как единое государство, надо всем нам понять, что многонациональная структура общества является для нас спасительной. Даже для того, чтобы укрепить единство казахского народа, нам необходимо постоянно вырабатывать культуру сосуществования с другими этносами внутри государства. Сотрудничество, соперничество (в хорошем смысле этого слова) способствует развитию. Режим постоянного соревнования делает народ, как сейчас говорят, конкурентоспособным.

ЛИТЕР-Неделя: Недавно группа из казахской интеллигенции в своем письме президенту выразили мнение по поводу «казахстанской нации». А в чем разница между понятиями «казах» и «казахстанец»?

О.С.: До сих пор путаются понятия «нация» и «национальность». В казахском языке они пока даже не разделяются: оба выражаются одним словом. В русском языке «нация» это гражданское понятие, «национальность» – этническое. На Олимпиаде половину золотых медалей для России завоевали татары, дагестанцы, ингуши, чеченцы, украинцы. Граждане России, россияне. И в нашей команде наряду с казахами были этнические русские, азербайджанец, чеченец, уйгур, татары – казахстанцы.

На русском можно сказать «многонациональная нация», на казахском еще нельзя. Интеллигенции за разъяснениями надо бы обратиться не к президенту, а к терминкому, которому давно пора задуматься о разделении в словаре таких важных политических понятий.

ЛИТЕР-Неделя: В свое время Динмухамед Кунаев защищал вас как сына, а сейчас президент называет вас своим «большим другом». Склонны ли вы к компромиссам и лояльный ли вы человек?

О.С.: Отвечу как писатель. При Кунаеве я состоялся как автор поэтических книг, и написал «АЗиЯ», которую в то время нигде в СССР нельзя было напечатать. Только в Казахстане. Нашу республику тогда назвали – «край непуганой цензуры». После обсуждения этой книги в ЦК КПСС и в Академии Наук СССР Казахстан стал краем напуганной цензуры. Но меня Кунаев тогда спас от репрессий. А я таких вещей не забываю и защищал его, когда он вдруг остался в одиночестве.

При Назарбаеве я совершаю работу по подготовке Этимологического словаря «1001 слово», который, уверен, со временем станет основой нового языкознания, а значит, культурологии, религиоведения, философии, объяснит происхождение письменности, первичных форм материальной культуры...

И если хотя бы первые тома словаря мне удастся выпустить, издать на основных языках и международно обсудить, я буду считать, что исполнил наказ Олжабай-батыра. И добавлю – Нурсултана Назарбаева, который в 1996 году на моем шестидесятилетии в Оперном театре сказал, что одним из главных поручений послу Сулейменову является написание «1001 слова». Мы знакомы более сорока лет и за это время, надеюсь, достаточно хорошо узнали друг друга. Да, я склонен к компромиссам и, в основном, одобряю реформы, осуществленные президентом.

Хотя были с моей стороны резкие возражения и споры в середине 90-х.

Я не новичок в политике. Был с начала 70-х и до конца 80-х заместителем Председателя Советского комитета по связям со странами Азии и Африки. Через этот комитет осуществлялась помощь СССР национально-освободительным движениям. Конкретная помощь – финансами, оружием и прочим. Побывал в более чем пятидесяти странах этих континентов, общался со многими руководителями движений, некоторые стали главами новых государств. Я видел первые недели, первые месяцы обретения независимости Анголы, Мозамбика, Намибии, Южной Африки, Родезии (Зимбабве). Приезжал через годы и видел результаты. Гражданские войны, межплеменные распри за посты президентов, хронический голод. Невежественная политика местных царьков профанировала, дискредитировала страшной практикой лозунговые понятия «демократия», «свобода», «независимость», и я боюсь сказать, – саму идею деколонизации. В Родезии – тридцать лет назад при колониальной администрации – цветущая экономика, законность и порядок. Черное население обеспечено работой, получает школьное образование, лучших обучают за границей в вузах. Сегодня Зимбабве имеет своего черного президента, черный парламент и черную беспросветную жизнь.

С начала 90-х понятия «независимость», «демократия» проходят нелегкие испытания и в странах СНГ. Уже можно сравнить некоторые результаты. И сделать выводы – насколько оказалось подготовленным к крутым историческим реформам каждое общество и политическая элита. Я пойму будущего независимого аналитика, который скажет – Республике Казахстан повезло с первым президентом, а Назарбаеву – с таким народом.

ЛИТЕР-Неделя: Ваши внуки ходят в детсад? Если не секрет, на каком языке они получают воспитание?

О.С.: Самые младшие – в Алматы. Их водят в казахский детсад. Но они, конечно, будут знать и русский и, иншалла, английский. Старшие изучают казахский по учебникам. Мне приходится им объяснять, что «ы» не произносится в таких словах как ауыл, бауыр, ауыз... Не только они задают вполне резонный вопрос: «Если не произносится, зачем пишется?». Согласен. С этой ненужной буквой, искажающей письменный образ казахских слов, специалистам давно необходимо разобраться.

ЛИТЕР-Неделя: Уважаемый Олжас Омарович, как вы оцениваете современное состояние казахского языка в Казахстане? Какие изменения произошли по сравнению с ситуацией 90-х годов?

О.С.: Считаю этот вопрос одним из главных и отвечу поподробней. Одним из критериев оценки нынешней ситуации и в языковом вопросе может служить демографический состав. Казахи ныне составляют уже чуть больше 50 процентов населения Республики. Важно достичь баланса и в использовании двух ведущих языков. В советское время о таком балансе даже не мечтали. За годы независимости удалось приблизить казахский язык к конституционному равновесию. Хотелось бы подчеркнуть этот термин и хорошенько осмыслить. Казахский язык все уверенней продвигается в сферы ранее ему недоступные. Во многом это результат активности общественных защитников родной речи и гибкой политики руководства, поддерживающему, но не во всем уступающему постоянному напору «защитников». «Политика – искусство компромиссов». Этим искусством, должен сказать, Нурсултан Назарбаев овладел в совершенстве. Благодаря этому многонациональная республика два десятилетия благополучно проходит через полосу штормов. Мы видели, как тайфуны независимости разметали эскадру братских стран. Многие корабли дали течь, некоторые опрокинулись, Грузия тонет на наших глазах. Все беды ее начались с проблемы государственного языка. Звияд Гамсахурдия выдвинул губительный лозунг: «Грузия для грузин!», с ним он победил на выборах, но расколол страну на три части. «Грузинский язык на территории независимой Грузии будет единственным!». С чем, естественно, не согласились абхазы, осетины. В республике есть также районы с компактно проживающим армянским и азербайджанским населением. «Если побеждает национализм – проигрывает нация». Правота этого тезиса подтверждена многими современными примерами. Особенно хорошо надо помнить об этом политикам многонациональных государств, к которым относятся и Казахстан, и Россия.

А нам теперь важно, внимательно отслеживая происходящее в мире, не нарушать намечающееся равновесие, не заторопить процесс внедрения казахского языка. Нужны еще годы работы, чтобы казахский язык стал языком межнационального общения в Республике. А для этого необходимо повышать его авторитет, чему должны способствовать успехи Республики в экономике, в политике, в культуре, в науке, в частности, в языкознании.

Я бы хотел, чтобы газета в следующих беседах спрашивала меня не о том, как я отношусь к некоторым нелепым слухам, но о том, что мне удалось узнать об истории казахского языка – одного из самых древних тюркских наречий. Тюркологами до сих пор утверждается, что казахский язык появился недавно, в средние века.

Почти пятьдесят лет занимаюсь этимологией – происхождением слов и письменных знаков. Если мне удастся в этом или будущем году опубликовать хотя бы один том Этимологического словаря «1001 слово», читатель увидит, что в казахском сохранились поразительные реликты – не только первые слова, но и первые звуки человеческой речи. Например, носо-небно-гортанный «ѓ», который во многих языках перешел в носо-гортанный «нг», а в большинстве предельно упростился в носовой согласный «н». В языках одного семейства (тюркского) видны результаты процесса: каз. мыѓ, узб. мінг – «1000», тур. bin – «1000». Названия цифр, обозначавших предельное количество, а это были «круг», а позже «круг с точкой в центре», распространялись в языках древнего мира со значением – «много»: например, кит. min – «много». Значение фонетической закономерности – развитие носового согласного в плавный (n > l > r) позволяет сблизить с этой группой и романские: mil – «1000» (исп.) и др.

Исследуя первую цифру и варианты ее названия, я собрал из многих языков мира в одно лексическое гнездо десятки слов, обозначавших понятия «множество». И в этом ряду казахское числительное мыѓ оказалось самым близким к праформе *mu . Его возраст – десятки тысячелетий. Палеолит, древнекаменный век.

Мое глубокое убеждение – отсталость тюркологии объясняется и тем, что первые корифеи поспешно посчитали казахский язык недавним потомком огузо-карлукских языков.

После выхода «1001 слова» и достойного международного обсуждения взгляды, надеюсь, изменятся. В будущем, уверен, для любого тюрколога знание казахского языка должно стать обязательным: без него невозможно понять происхождение многих явлений в огузо-карлукских, булгарских языках тюркской семьи. А без знания тюркских языков нельзя понять историю языков других семейств.

Вы можете инициировать разговор и о письменной реформе. Речь не идет о замене кириллицы латиницей по примеру некоторых соседей. Такая реформа удалась только в Азербайджане. Там просто переняли турецкий алфавит без изменений. И теперь свободно читают турецкую литературу, газеты: языки практически одинаковые, относятся к огузской группе. В Узбекистане 15 лет назад перешли на новый алфавит. Но в итоге – только названия газет печатают латиницей. А тексты – прежней узбекской кириллицей. И учебники старших классов и вузов – также старым алфавитом. У меня много и других аргументов против замены нашего алфавита. В том числе и исторический. В книге «Тюрки в доистории» (2002 г.) я писал о том, что орхоно-енисейское письмо – это наследие огузо-карлукских племен, оказавшихся две тысячи лет назад в монгольских степях и на Алтае. А булгаро-кипчакские племена в то время обитали значительно западней. В VII в. н.э. часть булгар захватывает Балканы (хан Аспарух), роднится со славянами, передает им свое имя (българ) и, думаю, – письменность. В IX веке происходит христианизация Балкан, и българское письмо подвергается греческой редакции, которую осуществляют монахи Кирилл и Мефодий. В кириллицу включают много греческих букв. Но еще сохраняются несколько древнебулгарских и строй алфавита, который отличает его от греческого и других европейских письменностей – подразделение букв на твердые и мягкие. Такое подразделение необходимо было только для передачи тюркских слов. В древнерусской кириллице оказалось две буквы «д» (твердая и мягкая), две «з» и т.д.

Но так как славянские языки не сингармоничны, то от этого свойства кириллица постепенно избавлялась, оставляя по одной букве для обозначения и твердых и мягких согласных. Кроме шипящих ш-щ.

Русская кириллица подвергалась дважды крупным реформам. Так называемые Петровская и Ленинская. Они упрощали алфавит и делали грамоту доступней народу. Письменные реформы становились вехами, обозначавшими начало революционных эпох в истории России. Например, книги, появившиеся после 18-го года легко узнать: они избавлены от ъ в окончании существительных мужского рода, от букв «ять», i...

...Наш алфавит был сочинен в 1938 году, поспешно, силами немногих тюркологов, уцелевших после репрессий 37-го года. И содержит ошибки, которые мы повторяем семь десятилетий. Нужна реформа. Организуйте дискуссию на своих страницах.

ЛИТЕР-Неделя: Как вы относитесь к программе триязычия?

О.С.: Поддерживаю. В Европейском союзе пока нет общего языка, и в каждом государстве осуществ-ляется спешная программа двуязычия. Второй – английский. А в некоторых государствах – и три- язычия, если у них до этого было в ходу два языка. Как у нас. Если Программа триязычия в Казахстане будет достойно реализовываться, через десяток лет наша молодежь будет владеть казахским, русским, английским языками, и весь мир перед ними будет открыт.

Нурторе ЖУСИП, Гулбаршын САБАЕВА, Алматы – Париж

СУЛЕЙМЕНОВ Олжас Омарович (род. 18.VI.1936, г. Алма-Ата) — казах. поэт и писатель, автор ряда работ, посвящ. С. Ок. геол. ф-т Казах. ун-та (1959) и Лит. ин-т им. М. Горького (1961). Чл. СП (1962), а с 1983 — первый секретарь Правления СП Казахстана. В поэзии Сулейменова используются образы и лексика С. (см.: Токсонбаева Ш. Особенности использования устаревшей лексики в произведениях О. Сулейменова // Гуманитарные науки. Караганда, 1975. Вып. 2. С. 105—108). Еще в 1960, будучи студентом Лит. ин-та, Сулейменов написал курсовую работу по С., а в 1962 были опубликованы его первые статьи по этой теме — «Кочевники и Русь» (в ней Сулейменов предложил свои толкования слов «кощей» (от «кош» — кочевье, т. е. «кочевник») и «касоги» (перешедшее в «кайсаки», «казахи»)) и «Босый волк и напевы готских дев» (здесь Сулейменов рассмотрел чтения «босый волк», «время Бусово», «посуху живыми шереширы стреляти»). В отзыве на вторую из этих статей В. Ф. Соболевский согласился с предлож. Сулейменовым этимологией «босый» от тюрк. «босу» — «бегство», но оспорил др. интерпретации текста С. (Соболевский. «Готские девы»...). В статье 1963 Сулейменов выдвинул свои варианты происхождения слов «Тьмутаракань», «харалужный», «Карна», «Жля». Предлож. этимология слова «харалужный» (от тюрк. кара клыш — «великий меч») была пересмотрена им же в статье 1968 «Невидимые слова», в которой он производил это слово от «карляжный» — каролингский. Эта этимология была оспорена А. К. Юговым (Югов. Тайна...) и Соболевским (Соболевский. Тайны...). В статье «Где река Каялы?» Сулейменов поддержал версию А. В. Лонгинова о том, что Каяла — это совр. р. Сухие Ялы, предположив, что это название возникло из соединения тюрк. «су» — «река» и «Каялы» (Сукаялы — Сухие Ялы). В работе «„Синяя мгла“ и „синие молнии“» автор предложил свое толкование эпитета «синий» и фрагмента С. о Всеславе Полоцком, а в статье 1970 — выражений «до куръ Тмутороканя» и «птицю горазду».

В 1975 появилась книга Сулейменова «Аз и Я», первая часть которой (С. 7—188) посвящена рассмотрению фрагментов текста С. «свистъ зв?ринъ въ стазби», «и схоти ю на кровать», «подъ трубами повити», «коли соколъ въ мытехъ бываетъ», «повел?я отца своего»,

84

«яръ туре», «буи туръ», «а ты буи», «Осмомысл? Ярославе», «ростре на кусту», «до куръ Тмутороканя», «ни птицю горазду», Сон Святослава и толкование его боярами, «вступила д?вою», Троян, «рекъ Боянъ и ходы на Святъславля п?створца стараго времени Ярославля Ольгова Коганя хоти», «аминь» (С. 28—138). Интерпретируя целый ряд чтений С., Сулейменов предложил понимать изначальный текст как «тюркский», переосмысленный позднейшими переписчиками. Наряду с конкретными прочтениями и толкованиями текста С. Сулейменов высказал также свои соображения об истории изучения произведения, об образе князя Игоря и мотивах его похода, о характере русско-половецких отношений в XII в., о методологии ист. исследования и т. д.

Первые отклики на книгу Сулейменова, появившиеся в алма-атинских периодич. изд., были вполне доброжелательными (В. Владимиров, Э. Джилкибаев, Р. Зуева и С. Штейнгруд, И. Филимонова), однако вскоре появились и резко отрицат. рец. Как отметил У. Гуральник, критика книги Сулейменова велась с разных позиций: с одной стороны, — «размашистые обвинения» в идеологич. и методологич. ошибках, в порочной нац. концепции (Ю. Селезнев и др.), а с другой — науч. анализ конкретных ошибок и заблуждений автора (Д. С. Лихачев, Л. А. Дмитриев и О. В. Творогов и др.) (Гуральник. Писатель...). После критич. рассмотрения книги Сулейменова на совм. заседании Бюро Отд-ния лит-ры и яз. и Отд-ния истории АН СССР 18 февр. 1976 появилось Постановление ЦК КП Казахстана от 17 июля 1976 «О книге О. Сулейменова „Аз и Я“», осуждающее публикацию работы. В «Казахстанской правде» была опубликована редакц. статья «Высокая идейность — главный критерий», в которой делался вывод о «серьезных идеологических и методологических ошибках» автора и «Письмо в редакцию» Сулейменова, в котором он признавался в «серьезных неточностях, научно необоснованных выводах» и принял большинство замечаний (впоследствии Сулейменов отказался от авторства этого письма — см.: Аз и Я. 1989. С. 586).

Научно обоснов. критика книги Сулейменова была дана в работах Дмитриева и Творогова, Г. И. Коротенко, Лихачева, А. Н. Робинсона, И. М. Скляра. Отмечая увлеченность, лит. талант и любовь к С. автора книги, эти исследователи показали, что большинство предлож. им прочтений является несостоятельным. В переизд. своей работы 1989 и 1991 Сулейменов, никак это не оговаривая, принял некоторые замечания и внес незначит. исправления (напр., ср. с. 31, 40, 42, 45, 56, 57, 59, 76, 106, 120 в изд. 1975 и соответственно с. 412, 418, 419, 421, 430, 431, 442, 462, 471 в изд. 1989). В то же время остались в последующих переизд. книги и ошибочные или спорные утверждения: что, согласно летописи, Киев был основан хазарами, что переписчики могли копировать кляксу из списка протографа, что светские имена в древнерус. рукописях сокращались произвольно, что князь Игорь — сын половчанки, что описки в рукописях исправлялись надстрочной буквой, при этом старое чтение не зачеркивалось, и др. Все основные положения книги и предлагаемые варианты прочтения текста С. остались и в изд. 1989 и 1991. Не были учтены также замечания о неполноте науч. аппарата книги, в том числе указания рецензентов на то, что ряд интерпретаций до Сулейменова уже предлагался исследователями (М. В. Щепкиной, Твороговым и др.).

85

В статье 1985 Сулейменов рассмотрел использование полногласной формы в выражении «хороброе гнездо» как поэтич. прием автора С.