Рукописные книги древней Руси

1.Рукописная книга в древней Руси.

Около 863 г. произошло событие исключительной культурно-исторической важности: была изобретена славянская азбука. Кирилл и Мефодий изобрели славянскую азбуку.

Кирилл создал алфавит, состоящий из 38 букв, 24 из которых были подобны соответствующим буквам греческого алфавита. Другая азбука - глаголица, во многом совпадающая с кириллицией по алфавитному составу, отличалась формой букв. Факт употребления кириллицы на Руси до 988 г. подтверждается находкой в Новгороде деревянных цилиндриков для запирания мешков. На цилиндриках делались краткие буквенные и цифровые записи. Древнейшие славянские рукописные книги известны с Х-ХI веков. Они написаны двумя видами письма - кириллицей и глаголицей.

Кириллическое, более простое и явно происходящее от алфавита греческого - международного языка, стало родоначальником современной письменности большинства славянских и многих других народов, их книжных почерков, шрифтов и стилей. Глаголическое, вычурное, как бы нарочито старающееся не походить на греческое, дальнейшего развития не получило.

Кириллица прошла долгий путь развития. Древнейший ее тип, так называемый устав, чрезвычайно близок византийскому унциальному пись­му IX-XI вв., 25 букв которого вошли в кириллиц, Этим письмом пользовались при переписывании богослужебных книг. Оно отличается геоме-трическим начертанием букв, отлично пере­дающим красоту каждой из них, и должно было, выражать торжественный характер церковном тургической письменности. Буквы устава перпен­дикулярны строке, размещены на равных расстоя­ниях одна от другой, интервалов между словами нет, и текст сливается в одну непрерывную строку. Признаком древнейшего устава является квадрат­ная форма букв, причем ни один элемент буквы не выходит за пределы квадрата. Это как бы отдален­ное воспоминание о тех временах, когда буквы высекались на камне или вырезались на металле, что требовало простоты и геометричности. Устав избегает крючков, хвостиков и тому подобных украшений, он строг, скуп и монументален.

Впоследствии устав деформировался. Надо ска­зать, что сама дефицитность и дороговизна перга­мена вынуждали писца ради экономии места по­мещать в строке как можно больше букв, ужимать их и таким образом превращать из квадратных в прямоугольные. Нарушение геометрического принципа повлекло за собой другие деформации кривизну и остроугольность, асимметрию букв. Все более частым явлением становились различные со­кращения, лигатуры. Расстояния между буквами перестали быть одинаковыми. Все эти изменения заметны уже во второй половине XII в. и стали преобладать на Руси с последней четверти XIV в.

Устав постепенно превращался в полуустав. Сначала этот переход проявлялся лишь в служебной переписке, в церковных же книгах устав сохранялся еще долго. По мнению советского палеографа В. Н. Щепкина, возникновение полуустава относится к тому периоду, когда
русская письменность переросла литургические церковные рамки. В связи с возросшей потребностью в книге полуустав стал играть роль служебного, профессионального письма для писцов, работавших зачастую по заказу, на рынок. Однако со временем и полуустава оказалось недостаточно. Формирование централизованного Московского госу­дарства, развитие товарно-денежных отношений и культуры настоятельно требовали более удобного письма. Так на рубеже XIV-XV вв. возникла скоро­пись, но из-за нечеткого начертания букв и трудно­сти чтения скоропись не стала книжным письмом. Могучий импульс развитию письменности и ра­спространению грамотности на Руси дало создание государства и принятие христианства. Уже в X в. киевские князья заключали письменные договоры с византийскими императорами (первый из­вестный нам такой договор относится к 911 г.). Один экземпляр в переводе на древнерусский язык, как правило, передавался на хранение князю.

В XI в. Древняя Русь была одной из наиболее гра­мотных стран Европы. Летопись под 988 г. указы­вает, что князь Владимир после крещения киевлян начал строить церкви, ставить священников, соби­рать детей знатных лиц («у нарочитые чади») и «даяти нача на ученье книжное» (226, 81). Но осо­бого размаха «учение книжное» достигло при Яро­славе Мудром. Под 1028 г. летопись отмечает, что князь в Новгороде (и, несомненно, в Киеве) «собра отстарост и поповых детей 300 учити книгам» (232, 136). Есть основание предполагать, что князья Вла­димир и Ярослав создали не только начальные школы, где учили грамоте, но и другие, повышен­ного типа, дававшие серьезное по тому времени образование. Государству требовалось хорошо подготовлен­ное духовенство, нужны были грамотные люди для аппарата управления. В школах для «нарочитой ча­ди», кроме чтения, письма и пения, преподавались также «философия, риторика и вся грамматика», а также греческий язык, давались сведения по исто­рии, географии, естествознанию. Школы открыва­лись не только в Киеве и Новгороде, но и в других городах. Высокообразованный смоленский князь Роман Ростиславич (XII в.) организовал ряд школ, и в иных обучали латинскому и греческому языкам. В начале XIII в. князь Константин Всеволодович основал школу во Владимире, где учителями были русские и греческие монахи. Перед смертью князь отписал этой школе свои хоромы и книги. Га-лицкий князь Ярослав Владимирович Осмомысл PQII в.) заводил училища и предписывал монахам обучать детей в монастырях. Как правило, в шко­лы, что создавались при монастырях и церквах, принимались дети, «достигшие седмого лета». Открывались и женские школы. Так, в 1086 г. княги­ня Анна Всеволодовна, собрав при Андреевском монастыре в Киеве около 300 девочек, «неколико обуча их писанию, такоже ремеслам, пению, шве-нию...» Есть сведения об учреждении училищ для девочек в Суздале (XIII в.).

Значительно позднее, в 1533 г., на Стоглавом со­боре с сожалением отмечалось, что в старину в разных городах «многи училища бывали, грамоте и писати и пети, и чести учили», и подчеркивался упадок просвещения на Руси в XVI в. Но полностью школы, несмотря на монгольское нашествие и дол­гое иго, на Руси не исчезали. В Житии новгородско­го архиепископа Иоанна сказано, что школа, в кото­рой он учился, отличалась многочисленностью учеников. Существовали школы и в отдаленных от городов монастырях, например, в Кирилло-Белозерском, в далеких захолустьях. Александр Свирский научился грамоте в своем родном селе в Обонежье.

Там же учился и Зосима Соловецкий. Антоний Сийский овладел грамотой на берегах Белого моря, Мартиниан Белозерский - в деревне, неподалеку от Кирилловского монастыря и т. д. В одной из миниатюр, иллюстрирующих Житие Сергея Радонежского, изображен школьный класс: на скамье сидят рядышком пятеро учеников с книгами, за их спинами еще трое, а слева от них – двое. Справа – учитель, объясняющий урок самому Сергею. Практиковалось также и частное, домашнее обучение. Дочь полоцкого князя Георгия Евфросинью (XII в.) индивидуально обучал наукам боя­рин Федор. О Евфросинье писали, что, не учась в Афинах, она достигла афинской мудрости. Были и другие просвещенные женщины, которые по своему культурному уровню вполне могли рав­няться с мужчинами. Славились образованностью дочери великого князя Ярослава Мудрого. Одна из них, Анна, вышла замуж за французского короля Генриха I. Сохранился документ - дарственный акт этого короля Суассонскому монастырю. Кроме ко­роля и королевы, его должны были подписать и влиятельные феодалы Франции, но подписала его только Анна Ярославна, ибо другие, в том числе и сам король, будучи неграмотными, поставили лишь крестики. В то же время о самом князе Ярос­лаве Владимировиче Лаврентьевская летопись под 1037 г. повествует, что он «книгам прилежа, и почи­тая ё часто в нощи и в дне . . . Любим бе книгам, и многы написав положи в святей Софьи церкви»). Широко образован был и сын Яросла­ва Мудрого, брат Анны, Всеволод: он знал пять иностранных языков. Высоко ценил книги князь Владимир Мономах - много читал, брал книг и с со­бой в походы, сам был талантливым и начитанным автором. Его «Поучение детям» принадлежит к важнейшим литературным творениям века. Лето­писцы, давая характеристику князьям, никогда не забывали подчеркнуть их образованность. Лаврентьевская летопись под 1218 г. Рассказывает, что князь Константин Всеволодович в своих беседах всех поучал, так как прилежно читал книги. Ипатьевская летопись в записи 1288 г. сообщает о князе Владимире Василъковиче как о великом книжнике и философе.

Исследования советских ученых убедительно доказали, что уровень грамотности на Руси XI-XV вв. был достаточно высок и что она, эта грамотность, не была исключительной привилегией феодаль­ной верхушки и духовенства, но стала достоянием городских ремесленников, купцов, а возможно, и крестьян.

О широком распространении грамотности в Киевской Руси свидетельствуют надписи на предметах домашнего обихода, межевых камнях, до­мах, на шлемах и мечах. В Новгороде сапожники записывали имена заказчиков на колодках. Горшки с надписями, относящиеся к XI-XII вв., обна­ружены археологами в Киеве, Рязани и других ме­стах. Пожалуй, наиболее часто встречающийся предмет домашнего обихода с надписью - это пряслица. Пряхи, как правило, обозначали на них свои имена, чтобы не перепутать во время долгих посиделок. Значит, грамотными на Руси во многих случаях были и женщины из простонародья. Известны надписи, выбитые на камнях. Тмутара­канский князь Глеб зимой 1068 г. Измерил по льду расстояние между Тмутараканью и Керчью повелел высечь на мраморе надпись об этом.

По всей Ру­си были расставлены указательные камни вдоль дорог и каменные кресты на берегах рек с выбиты­ми на них надписями для предупреждения путни­ков о мелях, порогах и прочих опасностях. Особый интерес представляют надгробные надписи. В Ка­лининской области, например, обнаружен камень с древней надписью «Степан». Снабжены надпися­ми и монеты - златники и серебряники Владимира и Ярослава Мудрого, бывшие в X-XI вв. в обраще­нии наряду с гривнами.

Множество надписей-граффити обнаружено на стенах киевского и новгородского Софийских со­боров. Некоторые из них явно сделаны со скуки служками и хористами во время молитв, например - «Кузьма порося» и т. п.

Но самым убедительным доказательством очень широкого распространения грамотности на Руси стали находки археологов в Новгороде. Здесь были обнаружены многочисленные грамоты на бе­ресте. Часть их восходит к XI в. Кстати, о существо­вании таких грамот упоминал еще в XV в. видный церковный деятель, публицист Иосиф Волоцкий, но в XIX - первой половине XX в. никто таких грамот своими глазами не видел. Первая экспедиция А. В. Арциховского обнаружила 173 берестяные грамоты, причем сам ее руководитель высказал догадку, что это не является особенностью одного только Новгорода (28, 7). Догадка эта оказалась правильной: берестяные грамоты были обнаружены также в Пскове, Рязани, Смоленске, Витебске, Старой Руссе и других древнерусских древнерусских городах. Текст на бересте создавали не чернилами, а заостренной и отполированной костью – «писалом», подвешенным на ремешке. Такие «писала» были найдены экспедицией в том же культурном слое.

По содержанию берестяные грамоты весьма разнообразны. Это и частная переписка, и хозяйст­венные, и юридические документы. Изредка встречаются записи на бересте, касающиеся и по­литических событий: например, некий Терентий из Ярославля сообщал своему знакомому Михаилу о столкновении новгородского воинства с угличана­ми. Обычно же для грамот государственного значе­ния использовался пергамен.

Берестяные грамоты дали в руки историков бога­тейший материал о социальных и экономических отношениях XI-XIV вв. Целый ряд записей касает­ся феодальных повинностей. Крестьяне жалуются своему господину Юрию Онцифоровичу на его ключника - управляющего: «Биють целом крестья­не господину Юрию Онцифоровицю о клюцнике, заодно, господине, не можем ницим ему удобритися. Того, господине, с села . . . господине, буя­нить ...»(27,22). Приказчик пишет своему госпо­дину: «Поклон от Михаили к осподину своему Тимофию. Земля готова, надобе семяна. Пришли, осподине, человек спроста, а мы не смием имать ржи без твоего слова». Или: «Поклон от Потра к Марье. Покосил есмь пожню, и Озерици у мене сено отъяли. Спиши список с купной грамоте да пришли семо; куды грамота поведе, дать ми разумно». Не­кто по имени Борис пишет своей жене Настасье: «От Бориса ко Ностасии .Како приде ся грамота, тако пришли ми цоловек на жерепце, зане ми здесе дел много. Да пришли сороцицю, сороци-цезабыле». Эти письма еще раз убеждают, что гра­мотность была распространена и среди женщин.

Среди берестяных грамот встречаются тексты, которые можно назвать литературными. Так, на­пример, на узкой, длиной в 30 см, берестяной полос­ке записана загадка: «Есть град межу небом и зем­лею, а к нему еде посол без пути, сам нему везе гра­моту непсану».

Одна из наиболее интересных находок - это рус­ская азбука, вырезанная на деревянной дощечке 18 х 7 см. В азбуке 36 букв, расположенных в обыч­ном порядке. Нижняя часть дощечки не заполнена, чтобы ученик мог удобно ее держать, не закрывая буквы .

Все новые и новые находки текстов на бересте доказывают, что грамотность была свойственна представителям всех социальных слоев, а не толь­ко духовенству: из 173 описанных А. В. Арциховским первых берестяных грамот только одна была написана священником.

Очевидно, что при такой широкой распростра­ненности грамотности книжные ресурсы в стране должны были быть немалые и действительно книга входила в обиход разных слоев населения. Ин­тенсивное развитие письменности на Руси нача­лось, очевидно, только после официального приня­тия христианства в 988 г.

Большую роль в обеспечении Руси богослужеб­ной и другой литературой сыграли болгарские книжники. Ведь к тому времени болгары, благодаря начатой еще Кириллом и Мефодием пе­реводческой деятельности, усвоили значительную часть византийской книжности и распространили книгу на церковнославянском языке не только в Болгарии, но и в Сербии, Валахии, а также на Руси, где переводческая деятельность и переписка книг достигли большого размаха только со времен прав­ления Ярослава Мудрого. Из «Повести временных лет» мы узнаем, что князь «собра писце многы и прекладаше от грек на словенское письмо. И спи-саша книгы многы, ими же поучашеся в рнии лю-дье наслаждаются ученья божественаго .. .»

Среди русских князей домонгольского периода было немало эрудитов и книжников, авторов и даже переписчиков книг. Прежде всего это –выдающийся государственные деятили конца ХI – начала XII столетия великий князь киевский Вла­димир Всеволодович Мономах (1052-1125), автор «Поучения детям» - первый писатель-мирянин Древней Руси (150,73).

«Книжными» князьями были Ярослав Галицкий (XII в.), Владимир Волынский (XIII в.), вели­кий князь ростовский Константин Всеволодович (ум. 1218 г.). Со слов летописцев, автор «Истории Российской» В. Н. Татищев пишет, что этот князь «.. . великий был охотник к читанию книг и научен был многим наукам, чего ради имел при себе людей ученых, многие древние греческие кни­ги .. . купил и велел переводить на русский язык. Многие дела древних князей собрал и сам писал».

Говоря о писателях-мирянах, приведем такой пример ранней публицистики, как «Слово» Дании­ла Заточника - панегирик и наставление князю нов­городскому Ярославу (конец XII в.).

Основными центрами литературного творчест­ва, переписки и распространения книг оставались крупные монастыри и соборные церкви. В среде ие­рархов русской церкви встречались высокообразо­ванные люди. Так, в XI в. митрополит Киевский Ил­ларион и новгородский епископ Лука Жидята со­брали свои дидактические произведения. Монах Киево-Печерского монастыря Нестор по праву именуется основоположником русской историчес­кой науки. Тогда же в XII в. многие «божественные писания изложили» Кирилл Туровский, Климент Смолятич и другие церковные писатели.

Как высоко ценили просвещение на Руси, как уважали там школы и книги, мы узнаем из многи> литературных памятников того времени. В «Пове сти временных лет» звучит настоящий панегирш книге: «Велика бо бывает полза от ученья книжно го; книгами бо кажеми и учими есми пути покая нью, мудрость бо обретаем... от словес книжных Себосутьрекы,напаяющевселеную.. .; книгам б< есть неищетная глубина». «Изборник: князя Святослава Ярославича (1076) начинается та кими словами: «Не съставить бо ся корабль бе гвозди, ни праведник без почитания книжьнаго.. Красота воину оружие, кораблю ветрило, тако правьедьнику почитание книжьное . ..» (313, 1 В сборнике «Пчела» (1199) читаем: «Ум без книг, ак птица опешена. Якож она взлетети не может, так же и ум недомыслится свершена разума без книг». И еще цитата из памятника русской пио менности XIV в. - сборника поучений «Измарагд: «Книги, как глубина морская, окунувшись в них, мы находим драгоценные жемчужины».

Уже первые созданные на Руси книги говорят высоком уровне книжного дела, о незаурядном мастерстве книгописцев и оформителей. Первая из сохранившихся рукописных книг - Остромирос Евангелие - этот прекрасный памятник русского книжного искусства был издан в 1056-1057 гг. книг писцем дьяконом Григорием «с помощники» по заказу новгородского посадника Остромира. Эта книга большого формата явно была предназначена для церковных обрядов и долгое время хранилась новгородском Софийском соборе, в «большом сундуке», как значится в описи ризницы. Затем, переходя из рук в руки, она попала в Петербургскую публичную библиотеку (ныне Государственная публичная библиотека им. М. Е. Салтыкова-Щедрина), где хранится и теперь. Остромирово Евангелие написано на высококачественном пергамене в два столбца четким кириллическим уставным письмом и составляет всего 294 страницы. Текст бога и со вкусом орнаментирован. В этой книге мы находим уже все характерные для русской рукописи книги элементы орнамента, разноцветные виньетки, инициалы, миниатюры и т. п. Прекрасная техника изображения евангелистов Иоанна, Луки и Марка свидетельствует о высоком мастерстве худож­ника, а также о том, что этот памятник книжного ис­кусства не мог быть первым, что здесь уже исстари сложились определенные традиции этого вида ис­кусства.

Не менее ценен по своему оформлению и «Из­борник» Святослава 1073 г. - сборник статей богос­ловского и дидактического характера. Книга была переписана дьяком Иоанном и его помощником с первоначально принадлежавшего болгарскому ца­рю Симеону (X в.) оригинала на болгарском языке по заказу старшего сына Ярослава Мудрого - киев­ского князя Изяслава. Позднее она попала в руки его брата - Святослава, и он приказал дополнить руко­пись пергаменными листами с двумя миниатюра­ми, на одной из которых изображен сам Святослав Ярославич с членами его семьи. В книге 266 перга­менных листов, богато украшенных цветными ви­ньетками, инициалами, напольными украшения­ми, в том числе - знаками зодиака. В орнаменте кни­ги выступают, наряду с подражанием византийско­му стилю, и оригинальные реалистические мотивы русского народного творчества. Третий по древно­сти памятник русской письменности - «Изборник» 1076 г.; как следует из послесловия, он списан с «Из­борника» 1073 г. с некоторыми дополнениями в тек­сте тем же «грешным» Иоанном для князя Святос­лава, только на худшем пергамене и почти без ор­намента. Для нас эта книга важна тем, что в ней, кроме других поучений, содержится уже упомяну­тое «Слово о чтении книг», а также списки за­прещенных церковью «отреченных» книг.

Из сохранившихся ценных рукописных книг той эпохи следует упомянуть также Архангельское Евангелие, относящееся к 1092 г. Оно гораздо ближе по языку к нынешнему русскому, чем Остромирово Евангелие, где еще сильно влияние старо­болгарского языка. И эта книга в течение столетий переходила из рук в руки и какими-то непонятными путями попала в Архангельскую губернию, в избу крестьянина. Неграмотный новый владелец Еван­гелия, не подозревая о величайшей ценности кни­ги, много лет использовал ее взамен прогнившей деревянной подпорки для своей ветхой печи. В 60- е гг. XIX в. какой-то грамотный человек, уви­дев эту старую книгу небольшого формата, при­обрел ее у крестьянина и в 1877 г. она попала в Моск­ву и была продана Румянцевскому музею (сейчас Государственная библиотека СССР им. В. И. Лени­на) за 500 рублей. Благодаря крепкому деревянному переплету, книга хорошо сохрани­лась, несмотря на все, что ей суждено было перене­сти. Книга написана мелким уставным письмом и оформлена скромно: есть виньетки и инициалы, выполненные киноварью (красной краской).

Выделяется своим художественным оформле­нием Мстиславово Евангелие (около 1115 г.). Пре­красный пергамен, красивое письмо, выполненный золотом и разноцветными красками орнамент, рос­кошный переплет, покрытый серебром, с изящны­ми золотыми бляхами и филигранью. Из записи в Евангелии следует, что эту книгу переписал Алек­са, сын священника Лазаря, по заказу новгородско­го князя Мстислава. Другая запись свидетельст­вует, что после Алексы, писавшего текст чернила­ми, работу продолжал другой мастер - Жаден, рас­красивший нужные места золотом. Из третьей за­писи, более поздней (около 1125 г.), мы узнаем, что, заняв после смерти отца престол великого князя в Киеве, Мстислав послал своего тиуна Наслава с упомянутым Евангелием в Византию и приказал снабдить там книгу красивым переплетом.

На Руси, как и в остальной Европе, всякое прос­вещение начиналось со «священного писания». В школах читали Часослов, Псалтырь, Апостол. Они же распространялись и за стенами школ, особенно Псалтырь, которая была самой популярной книгой для домашнего чтения. Ее лирические стихи удов­летворяли эстетическим потребностям читателей, а отдельные фразы широко использовались как афоризмы для украшения живой речи. Псалтырь читали больным, чтобы облегчить их муки, и при отпевании усопших использовали ее тексты.

Широко распространено было также Евангелие. Для церковных нужд издавали и сборник цер­ковных служб - Служебную Минею, в которой со­держание было распределено по месяцам. Кроме Евангелия и Минеи, в обязательный минимум бо­гослужебных книг входили, кроме того, Апостол, Триодь постная, Триодь цветная, Псалтырь, Служебник и Требник. Однако четко разде­лить древнерусские книги на книги учебные, книги четьи (т. е. для домашнего чтения) и книги богос­лужебные довольно трудно. Единственное, чем от­личаются книги, применявшиеся в богослужении, от книг для чтения, - это необходимым для литур­гической торжественности богатым оформлением.

По календарному принципу распределялась агиографическая литература - Жития святых, вхо­дившие в краткой форме в так называемые Проло­ги, в пространной форме - в месячные чтения, Четьи-Минеи. Переведенные с греческого языка, они были дополнены местным, русским материалом. Существовали и описания жизни святых, не вошед­шие в эти собрания, однако широко распростра­ненные - рассказы об Иоанне Златоусте, Николае Чудотворце и т. д. В те времена житийная литерату­ра - агиография часто заменяла людям художест­венную, будила фантазию, возбуждала эмоции. Жития на Руси часто рассказывают о князьях, об их походах против язычников и других врагов госу­дарства или церкви и потому больше походят на исторические повествования. Примером может служить «Сказание о Борисе и Глебе», сыновьях ве­ликого князя Владимира, злодейски убитых «окаянным» Святополком в 1015 г. По настоянию Ярослава они были причислены византийской цер­ковью к лику святых великомучеников. О популяр­ности этого произведения говорит то, что почти 200 списков его дошли до наших дней.

Популярным жанром на Руси тех времен были уже упоминавшиеся «Изборники» - среднее звено между религиозной и светской литературой. В эти дидактические сборники входили фрагменты из «священного писания», творения «отцов церкви», сентенции различных мудрецов, произведения других античных и средневековых писателей, ста­тьи о риторике, логике, поэтике, сведения из исто­рии и т. д. Мы называли сборник «Пчела», состав­ленный в Византии в XI в. и переведенный на древ­нерусский язык в конце XII в., включавший в себя афоризмы, собранные из книг «священного писа­ния», творений «отцов церкви» и античных фило­софов. Охотно читали на Руси и сборники «Зла­тоуст», «Маргарит», «Измарагд» («Изумруд») и дру­гие. Часть материалов в них составляли переводы с греческого, остальные - оригинальный русский ма­териал. В «Пчеле» и других сборниках читатель мог найти слова Эсхила и Софокла, Сократа и Демо­крита, Платона и Пифагора, Демосфена, Плутарха, Эпиктета, иногда и целые отрывки из их произве­дений.

К жанру, связывавшему между собой религиоз­ную и светскую художественную литературу, мож­но отнести и апокрифы, распространявшиеся на Ру­си с XI в. Это были собрания легенд, тематически примыкавшие к канонической, официально приз­нанной церковью литературе, однако нередко в сюжеты, их трактовку вносились чуждые церкви мотивы. Например, в апокрифы на темы Ветхого или Нового заветов вплетался мифологический ма­териал античности и Древнего Востока, а на Руси добавлялись также мотивы фольклора, сказок. Сохранился фрагмент апокрифического жизнео­писания апостолов - своеобразный роман о пу­тешествиях со множеством сказочных деталей: эк­зотическими народами, разбойниками, описания­ми дальних стран, морскими приключениями и т. д. От XII в. до нас дошло «Хождение богородицы по мукам». Очень популярны были апокрифы о му­дром царе Соломоне, например - «Соломон и Ки-товрас», «Мудрость Соломона» и т. д. Некоторые апокрифы сохранялись в русской народной литера­туре до второй половины XIX в.

Среднее положение между религиозной и свет­ской литературой занимали весьма распространен­ные «Хождения» - путешествия различных ду­ховных лиц или мирян в Иерусалим и другие свя­тые места. Например, «Хождение игумена Дании­ла из Русской земли» (XII в.) - рассказ о путешест­вии русского монаха в Палестину - по сути пред­ставляет собой путевой дневник. Особой известно­стью пользовались «Хождение Стефана Новгород­ца в Константинополь» (XIV в.), «Хождение за три моря» тверского купца Афанасия Никитина - опи­сание его путешествия в Индию (XV в.) и т. д.

Хорошо знали на Руси, попавшие из Болгарии в пе­реводе с греческого, хронографы (летописи), осо­бенно два известных памятника византийской ли­тературы - «Хроника Иоанна Малалы» (VI в.) и «Хроника Георгия Амартола», созданная в IX в. и дополненная в X в. Симеоном Логофетом.

Редкая монастырская библиотека на Руси обхо­дилась без списка «Хроники Амартола»; «Хроника Иоанна Малалы», где много рассказывается о языческих древностях Востока, Греции и Рима, была не столь популярна в церковных кругах. Явно враждебно духовенство на Руси относилось к «Хронике Георгия Синкелла» (VIII в.), где события церковной жизни освещаются крайне скудно и где заметно преобладают светские мотивы. На основе византийских хронографов русские летописцы соз­дали в XI-XII вв. обширную компиляцию по все­мирной истории «Эллинский и Римский летопи­сец». Вторая ее редакция (XIII в.) была дополнена русским историческим материалом.

Из Византии, а также из Болгарии на Русь приш­ла переводная литература по естествознанию -«Шестодневы», «Физиологи», «Топографии». «Ше-стоднев» - это изложение христианской космого­нии, утверждающей - в согласии со «священным писанием» - предание о сотворении мира за шесть дней. Более всего была распространена «Хри­стианская топография» египетского монаха Космы Индикоплова (VI в.), где рассказывалось, что земля как центр вселенной является продолговатым плоским прямоугольником, вокруг нее - океан, над землей - небесная твердь, поддерживаемая двумя арками, а еще выше - «царство небесное». Смена ночи и дня объяснялась движением Солнца вокруг конусообразного возвышения в северной части земной плоскости.

О животном мире читатель тех времен узнавал из «Физиологов». Эти описания зверей и птиц изоби­ловали сказками и легендами. Авторы представля­ли читателям не только внешний вид животных, но и их «духовные свойства» в свете христианской символики. Так, например, лиса, как дьявол, - хит­рая обманщица, и дела ее злы. Наряду с реальными животными фигурировали фантастические: кен­тавры, единороги, сирены, птица феникс и т. д. Описывались и одухотворялись минералы: кре­мень, магнит, алмаз и т. п. - им тоже приписывались духовные свойства.

Из Византии на Русь попадали и некоторые произведения художественной литературы. Они не просто переводились, но перерабатывались и по­полнялись. Одним из самых любимых был роман «Александрия» - повествование о деяниях Алек­сандра Македонского. Исторические факты здесь прямо заглушены причудливым вымыслом, но для средневекового человека этот фантастический Александр был совершенно реальным героем. Киевской Руси принадлежит также перевод одного из выдающихся произведений мировой литера­туры - «Истории Иудейской войны» Иосифа Фла­вия, получившей в переводе название «Повесть о разрушении Иерусалима». Перевод был выполнен весьма вольно - со вставками об Иисусе Христе и резкими выпадами против римлян. Популярны были также переводы с греческого таких нравоучи­тельных сочинений, как «Повесть о Варлааме и Иоасафе», «Повесть об Акире Премудром» и т. п. Такое разнообразие переводной литературы стало важным стимулом и источником для возникнове­ния аналогичных жанров в русской литературе. Но основным источником все же оставался богатый фольклор - былины, сказки, поговорки, историчес­кие песни и обряды. Народные предания составили основу и первых русских летописей.

Древнейшие дошедшие до нас произведения оригинальной литературы Киевской Руси связаны с эпохой Ярослава Мудрого. Возможно, тогда были записаны хранившиеся в народной памяти преда­ния о первых киевских князьях Аскольде и Дире, о «вещем» Олеге, составлена первая русская лето­пись, известная как «древнейший свод» и ставшая источником других подобных сводов XI-XII вв., включая и замечательный памятник письменности Древней Руси XII в. - «Повесть временных лет», созданную в 1111-1113 гг. монахом Киево-Печер-ского монастыря Нестором. Она дошла до нас лишь в более поздних списках. Один из них состав­лен в Рождественском монастыре, во Владимире, в 1377 г. «грешным недостойным иноком Лаврен­тием», как называет себя переписчик. Другие два списка - XV в. Летопись Нестора не утратила свое­го значения на Руси до конца средневековья.

Особое место в оригинальной русской письмен­ности занимают риторические произведения: «Слова», «Поучения», «Послания». Одно из первых произведений этого жанра - «Слово о законе и бла­годати», написанное между 1037 и 1050 гг. Иларио-ном, священником княжеской церкви в Берестове, в дальнейшем - митрополитом Киевским. В этом произведении, проникнутом патриотическим па­фосом, две основные идеи: возвеличение хри­стианства и восхваление заслуг князя Владимираи продолжателя его дела - Ярослава. К величайшим памятникам этого жанра в XII в. принадлежит и «Поучение» Владимира Мономаха. Здесь дан идеальный образ князя-патриота, радеющего не только о благе и могуществе своего государства, но и о «худом смерде» и «убогой вдовице», - образ за­ботливого и требовательного воспитателя-отца, старательного хозяина-администратора, опытного и храброго воина.

К XI-XII вв. относятся разные редакции ве­личественного кодекса норм феодального права Древней Руси - «Правды Русской».

Новую обширную тему для русской письменно­сти на несколько столетий вперед дала тяжелая борьба русского народа против степняков - сначала печенегов и половцев, затем - татаро-монгольской орды, а также против немецких и шведских рыца­рей.

Поистине бесценным памятником отечествен­ной и мировой литературы явилось «Слово о полку Игореве» (XII в.).

К этому же ряду произведений принадлежат и «Повесть о приходе Батыя на Рязань и об Евпатии Коловрате», «Слово о погибели Русской земли», «Повесть о житии и храбрости . . . великого князя Александра (Невского. - Л. В.)», поэма «Задонщи-на», посвященная подвигу русских воинов на Кули­ковом поле. В борьбе против татаро-монгольского ига хранительницей литературного наследия русс­кого народа, новым центром русской книжности стала Москва.

Заметную часть тогдашних изданий составляли книги, запрещенные церковью. «Ложная», «отреченная» книга появилась на Руси сразу же пос­ле крещения, вместе с апробированной церковью «истинной» литературой. О распространении «ложных» сочинений мы можем судить по спискам запрещенных книг, помещаемых уже с XI в. в Из­борниках, Судебниках (Кормчей книге) и т. п. В «Изборнике» Святослава Ярославича (1076) кроме перечня «истинных» книг, рекомендуемых для чте­ния, приведены еще два: перечень «ложно напи­санных, сокровенных» книг, т. е. неправильно пере­писанных, но не враждебных церкви (их хотя и раз­решалось читать, но не всем, а только особо све­дущим читателям), и другой список «ложных» или «отреченных» книг, они подлежали уничтожению, а чтение их строжайше запрещалось. Сначала это были различные апокрифы на библейские темы с вплетением элементов фольклора или языческих верований (например, «Хождение богородицы по мукам» или подобное ему «Сказание о Соломоне и Китоврасе»).

Позднее запреты распространялись и на книги по разным отраслям «тайных» наук, по астрономии и астрологии, геометрии, космографии и т. п., от­вергающих учение церкви о сотворении мира. Сюда же причисляли «колдовские» книги, сбор­ники заклинаний, сонники и т. п. Запрещались и «эллинские» книги - творения языческих древне­греческих авторов. С XIV, а особенно в XV в. в спис­ках запрещенных книг появляется еретическая ли­тература.

Чтение «ложных» книг считалось тяжким гре­хом.

С течением времени и усилением церковного контроля те книги, которые в Киевской Руси чита­лись свободно, беспрепятственно, в том числе раз­личные Минеи и Прологи, уже в XIII-XIV вв. попа­ли в списки запрещенных.

2.Производство и оформление книги.

Основными центрами переписывания книг на Руси, как и в Западной Европе и Византии, были крупные монастыри - от Киево-Печерского монастыря до Троице-Сергиевой лавры под Москвой. Переписы­вание книг и их чтение предписывалось монахам перенятым из Византии Студийским монастыр­ским уставом, ставшим с XI в. образцом для монашеских общежитий и на Руси. Нередко книги размножали и при соборных церквах и епис­копских подворьях, а также при княжеских дворах. Как и везде, делом этим занимались в основном монахи, реже - представители «белого» духовенст­ва и посадские люди - миряне, для которых пере­писывание и оформление книг стало частным ре­меслом. Переписчики из духовного сословия всег­да указывали свое звание, миряне же подписыва­лись просто: «Путятя псал» (Путятина Минея, око­ло 1100 г.) или «Угринец псал» (Юрьевское Еванге­лие, около 1128 г.). С XIII в. среди писцов уже встречаются представители духовенства, рабо­тающие «за мзду». Можно утверждать, что редкий грамотный человек не занимался перепиской книг. Среди книгописцев мы видим даже лиц княжеско­го происхождения, таких, как великий князь Влади­мир Мономах, князь Владимир Васильевич Во­лынский, княжна Евфросинья Полоцкая и другие, а в числе духовных лиц - епископов и даже митропо­литов. Так, о митрополите Московском Киприане (XIV в.) писали, что он был «всякого любомудрия и разума... испольн и вельми книжен и духовен зе­ло». Для «книжного писания» Киприан уединился в подмосковное митрополичье село Троицкое-Го-ленищево, - там было «тихо, безмятежно и спокой­но». Больше всего книг выходило в таких центрах политической и церковной власти, как Киев и Новгород, а несколько позже - Чернигов, Смоленск, Псков, Туров, Полоцк, Ростов, Ярос­лавль, Владимир, Суздаль, Тверь и, наконец, Моск­ва. Именно тут были созданы лучшие рукописные книги XIV-XV вв., появились произведения за­мечательных мастеров-каллиграфов и миниатюри­стов, современников Андрея Рублева.

Конечно, насьпить складывавшийся книжный рынок могло только организованное производство книг. Монастырские мастерские работали не на рынок, а в первую очередь обеспечивали свои по­требности в книге. Выполняли они по указанию местных властей и заказы на переписывание книг, поступившие извне. Так, в ХП-ХШ вв. в связи с ин­тенсивной колонизацией новгородцами богатых солью, пушниной и рыбой северных земель и строительством здесь церквей и монастырей пона­добилось снабдить их богослужебной литерату­рой. Поручено это было новгородским монастыр­ским и архиепископским книгописцам, так как на самом Севере не было ни искусных писцов, ни выверенных текстов. По распоряжению Ивана Ка­литы ту же роль играли и московские монастыри по отношению к новоорганизуемым монастырям на прилегающих к Москве северо-восточных землях . В монастыри, имевшие искусных книго­писцев, обращались с заказами на переписывание книг великие и удельные князья, церковные вла­дыки. Судя по Патерику Киевско-Печерского мо­настыря (а этот монастырь стал образцом для всех других), вся его деятельность была организо­вана в строгом соответствии со Студийским уста­вом, причем переписыванием книг должны были заниматься все грамотные члены братии. В монастырской мастерской царила строгая дисциплина. Если какой-нибудь каллиграф нарушал порядок, не слушал «старейшину», не хранил должным образом тетради, приписывал к тексту ненужные слова и т.д., он подвергался строгим наказаниям: его сажали на сухой паек («сухо да ясти») или даже отлучали. При переписывании книг прибегали к разделению труда, с учетом спо­собностей каждого. Из Патерика мы узнаем, напри­мер, что инок Ларион был «хитр» писать книги и за­нимался этим в келье игумена «во все дъни и нощи». Другой инок, Никон, по прозвищу Великий, сидя рядом, «строил», т. е. переплетал книги, а сам игумен прял «вервие же на потребу таковому делу».

Один из самых примечательных памятников московского каллиграфического искусства первой половины XTV в. - Сийское Евангелие - был напи­сан двумя мастерами («а писали многогрешные дьяци Милентий да Прокоша»), заставку и ини­циалы рисовал «многогрешный Иоанн», а миниа­тюры были сделаны четвертым мастером, который не указал своего имени. Завершено все дело было пятым - переплетчиком.

Уже в XI-XIII вв. среди «книжных списателей» было немало мастеров-мирян. Так, из 39 известных нам по имени писцов этого времени только 15 бы­ли лица духовного сословия. Остальные 24 не указывали своей принадлежности к церкви. Иссле­дуя социальное происхождение всех этих писцов, Б. В. Сапунов приходит к заключению, что «под­писи переписчиков из священнослужителей при­ходятся преимущественно на XI век. На рубеже XI- XII столетий начинает выделяться группа пис­цов из мирян. С конца XIII в. эти люди уже назы­вают себя «мастерами».

По подсчету Б. А. Рыбакова, из писцов, из­вестных в XIV-XV вв., было: митрополитов -1, мо­нахов - 28, попов - 10, поповичей - 4, дьяконов - 8, дьяков -19, писцов, именующих себя «рабы божьи», - 35, паробков - 5, всего же - 63 мирянина и 47 цер­ковников. Другой исследователь, Н. Н. Розов, анализируя выходные записи русских книг XV в., выявляет следующие, более полные данные о социальном составе 250 книгописцев: диаконов -62, монахов - 59, священников -18, настоятелей мо­настырей - 7, архиереев - 2,102 книгописца назвали лишь свои имена и, как правило, в просторечной форме, например, «Ефремишко изограф», «Ермола Фатианов сын», «Гридя подьячий двор­цовый», «Варлаам доброписец», «Микула Лукин сын», «Станислав грамматик» и т. д.

Мирян-профессионалов нанимали по договору, для выполнения срочных и сложных заказов, даже монастыри. Нанимали их и священнослужители. Наряду с исполнением своих пастырских обязан­ностей они старались выпускать такой при­быльный товар, как книги, оплачивая труд «страд­ников», т. е. наемных писцов, и привлекая собст­венных сыновей, предварительно обучив их. Некоторые историки утверждают, что в XIV-XV вв. в крупных центрах (Москва, Новгород) открывались «городские» мастерские для пере­писывания книг, где применяли наемный труд, и что к концу XV в. переписывание книг преврати­лось в настоящее мануфактурное производство, выполняемое «корпорациями». Скорее всего утверждения эти несколько преувеличены: «городские» мастерские в Новгороде и в Москве оставались в руках церковных властей, частных же светских предприятий коммерческого типа еще не было. Заказчиками выступали в основном (на три четверти), судя по записям в книгах, в XV в. пред­ставители церковной иерархии, начиная от архи­ереев и кончая рядовыми священниками. И лишь четверть заказов поступала от светской админи­страции или от других, точно не идентифициро­ванных мирян. Анализируя выходные данные в книгах XI-XV вв., мы видим; главным мотивом для заказчика оказалось желание сделать «богоугодное дело», принести книгу в дар храму или монастырю, пополнить фонд монастырского книгохранилища, заменить обветшавшее на­престольное Евангелие в церкви новым. Некото­рые хотели обогатить свое личное собрание. Не всегда такую работу брались выполнять мо­настырские книгописцы, и тогда заказчик обращал­ся к мирянам, мастерам книжного дела. При за­ключении с ними договора на переписывание ого­варивались условия: сроки выполнения заказа, ха­рактер оформления книги, оплата труда. В соот­ветствии с этими условиями мастер подбирал себе помощников - подмастерьев. Если заказ был крупный, а срок исполнения жесткий, организовывалась целая артель. По всей ве­роятности, так выполнялся заказ тверского еписко­па Федора (середина XIV в.) на переписку «Мерила праведного» - своеобразного свода законов с опи­санием случаев «праведных и неправедных»: была создана артель из восьми (а возможно, и более) кал­лиграфов, двое старших, и шестеро учеников, ко­торым поручалось писать «уроки», т. е. части тек­ста размером от нескольких строк до нескольких десятков листов. Выполняя заказ, стар­шие писцы одновременно обучали младших кал­лиграфическому искусству. Известно, что пере­писку Рязанской Кормчей* в 402 листа (1284) вела артель из пяти писцов в течение 80 дней. То, что этот заказ, как и другие, выполняли несколь­ко писцов, доказывают не только индивидуальные различия в почерках. Каждый писец, получив для переписки определенное количество листов перга­мена, приблизительно соответствующее количест­ву листов в переписываемой книге, зачастую не мог точно рассчитать раскладку текста по листам, осо­бенно когда работал у себя дома или в отдельной келье. Изготовленные порознь части текста при окончательной компоновке не всегда стыковались, и внутри книги оказывались пустые страницы. Случалось, что вначале писали широко, размаши­сто, а в конце, стремясь уместить текст в установ­ленное количество листов, уменьшали и сжимали буквы или даже переходили на более экономный полуустав. К полууставу прибегали и в тех случаях, когда заказчик требовал ускорить переписку. Де­лом писцов было «черное письмо», т. е. переписы­вание черными чернилами, а оформляли книгу спе­циальные мастера, когда текст бывал уже готов. На специально оставленных, незаполненных текстом местах художник-иллюминатор выводил орна­мент - инициалы, заставки, концовки,«красные строки». Если книга должна была быть «лицевой» (т. е. иллюстрированной), то к работе подключался художник-ми рист. Позднее из числа художников-оформителей и миниатюристов выделились мастера-золотописцы. Скажем, в Евангелии 1307 г., хранящемся в Публичной библиотеке им. Салтыкова-Щедрина в Санкт-Петербурге, «черное письмо» сделал один работник, «золотом письмо украсил» другой, а «рисовал евангелистов» третий. В Евангелии московский князя Симеона Гордого (около 1343 г.) изображены четыре евангелиста, каждый из которых выпол­няет определенную операцию: готовит писчий ма­териал или занят перепиской, или посыпает невы­сохший текст песком и т. д.

Из миниатюр, помещенных в книгах Древней Ру­си и других славянских стран, можно составить се­бе представление, как тогда писались книги. Обыч­но лист раскладывали не на стоящем рядом столи­ке, где были расположены чернильница, перья, другие нужные для работы предметы, а на коленях, придерживая лист левой рукой. Так писали и дети в школе. Текст переписывали с лежащего на пюпитре оригинала. Дело это было очень кропот­ливым. Например, Остромирово Евангелие (всего 294 листа ин-фолио) писалось около семи месяцев, по полтора листа в день. 180 листов Лаврентьев-ской летописи были переписаны за 75 дней. Но были мастера, которые создавали в день по 4,4 ли­ста, однако их книги не отличались высо­кими каллиграфическими достоинствами.

Древняя рукописная книга не имела титульного листа. Но в ней обычно помещалось послесловие, в котором содержались сведения о переписчиках и оформителях, а также о том, когда и как, при каких обстоятельствах происходила работа. Поскольку в Древней Руси было принято византийское лето­счисление - от «сотворения мира», датой которого считался 5508 г. до н. э., то при определении даты выпуска книги надо от указанного в ней года отнять 5508.

В послесловии мы нередко находим сведения и о заказчиках книги, указания, для чего она предназ­началась, кому подарена и т. д. Послесловие писа­лось по определенной, воспринятой из Византии схеме: сначала шло обращение к богу, затем назва­ние книги, имена заказчика и переписчика, время написания, непременные уверения в смирении пе­реписчиков и их преклонении перед богом, прось­ба молиться за них и милостиво простить им ошиб­ки и, наконец, выражение радости в связи с успешным окончанием работы. Вот и писец, за­вершивший Лаврентьевскую летопись, выводит такие слова: «Радуется купец прикуп створив и кормчий в отишье пристав и странник в отечество свое пришед, тако же радуется и книжний списатель, дошед до конца книгам». Нередко переписчи­ки оставляли в конце книги или на ее полях упоми­нания о трудностях при ее создании.

В Древней Руси основным писчим материалом до самого XV в. оставался пергамен. Назывался он на греческий лад «хартией» или русскими словами «мех», «кожа», а еще проще - «телятина» («Книга писана на телятине»). Только в XVII в. стали гово­рить «пергамен». Ввозили его из Греции, а Новго­род получал его с Запада при посредничестве ган­зейских купцов. Позднее стали вырабатывать этот материал на месте, но он был не такой тонкий и гладкий, как греческий: на Руси прибегали к па­лимпсестам редко, используя для этого в первую очередь греческие тексты или старые славянские, написанные уже забытой здесь глаголицей. Распро­страненным писчим материалом была на Руси и бе­реста, значительно более дешевая, чем пергамен, однако для производства книг она употреблялась редко из-за своей непрочности и лишь тогда, когда не было пергамена. Показательно, что, описывая бедность монастыря Сергия Радонежского, лето­писец подчеркивает: «Во обители Сергия и самыя книги не на хартиях писаху, но на берестьях». Уже в XIV в. с пергаменом все сильнее конку­рировала бумага, а в XVI-XVII вв. в Русском госу­дарстве пергамен употреблялся только в исключи­тельных случаях, для таких книг, которым прида­валось особое значение, в том числе для юриди­ческих актов. Старейший дошедший до нас текст, написанный на бумаге, - это дарственная некоему монастырю от новгородского князя Васи­лия Давидовича (1345). Одна из первых книг, напи­санных на бумаге, - «Поучения» Исаака Сирина (1381). Само название «бумага» говорит о том, что этот писчий материал пришел из Азии*. Однако по­степенно бумагу с Востока, так называемую «бом-бицину», вытеснила западная, поступавшая на Русь через Ригу и Новгород или Смоленск.

Судя по водяным знакам в XIV-XV вв. на Руси больше всего употреблялась итальянская или французская бумага, а с XV и особенно в XVI в. - не­мецкая. И хотя бумага на Руси долго оставалась то­варом дефицитным, все же она была дешевле пер­гамена и удобнее для писания, особенно для скоро­писи, и потому способствовала распространению книги и грамотности.

Нужные для книги листы пергамена или бумаги выравнивались специальными приспособления­ми, сгибались пополам и складывались в тетради. Затем наносились линии для письма при помощи линейки и шильца или металлической рамкой транспортером - карамсой. Она так сильно вдавли­валась в первый лист тетради, что линии проступа­ли и на последнем листе. Роль карамсы на Руси играла деревянная дощечка с туго натянутыми на ней нитями. Карандаш для линования стали упо­треблять только в конце XVII в. Текст на странице писался в один столбец. Только в книгах большого формата, таких, как Остромирово Евангелие, «Из­борник» Святослава 1073 г., страница делилась на два столбца с узким промежутком между ними.

Писали обычно гусиным или павлиньим пером. Античного калама на Руси не использовали. Каждый писец имел ножичек для затачивания пе­рьев (отсюда название «перочинный нож») и выска­бливания ошибок.

Черные чернила в Древней Руси имели коричне­ватый оттенок. Они глубоко впитывались в перга­мен, высыхали на поверхности, образуя довольно толстый слой, и были очень прочны, так что напи­санные ими тексты и сегодня ясны и четки. Из со­хранившихся рецептов мы узнаем состав этих чер­нил: старое железо или железный купорос, дубовая или ольховая кора, вишневый клей или «камедь» -гуммиарабик, квас или капустный рассол. Для просушки чернил употреблялся мелкий кварцевый песок, который держали в закрытых сосудах с дырочками, подобно тому, как мы теперь держим соль или перец. На старинных русских миниатюрах чернильницы изображены в форме ку­вшина, бокала и т. д. Делали их из металла, дерева, а то использовали и простой рог. Иногда черниль­ницы, особенно деревянные, имели два отделения - для черных чернил и для красных - киновари. Но известны и особые приборы - киноварницы. Снача­ла киноварь (ее готовили из серы и ртути) привози ли из Византии, затем - с Запада. Была киноварь и местного производства, но худшего качества. Из других красок, употреблявшихся для украшения древнерусских книг, назовем сурик - красного цве­та с желтым оттенком, охру - светло-желтую, си­нюю, вернее, ультрамариновую краску - лазорь, зе­леную - смесь желтой с голубой, черную - из угля, белую - из свинца. Зеленая краска, очевидно, дела­лась также из меди (ярь, медянка) или малахита (зе­лень). Краски перед употреблением разводи­ли в яичном белке или клейком соку различных ра­стений (камедь).

Для оформления древнерусской книги использо­вали серебро и, реже, золото, главным образом в за­ставках и миниатюрах как фон. Золотом выписаны некоторые инициалы и заглавия в Остромировом и Мстиславовом Евангелиях, в «Изборнике» Свято­слава 1073 г. С серебром нам известен пока только один образец - молитвенник второй половины XIII в. Существовали два способа применения зо­лота: либо листовое золото накладывали на пред­варительно покрытые клеем знаки, либо наносили на них твореное золото, растертое в порошок и смешанное с клейким веществом.

Основным элементом книжного орнамента на Руси, как, впрочем, и в Византии, и в Западной Евро­пе, были заставки, инициалы, концовки и украше­ния на полях. Орнамент русской книги менялся с течением времени, ведь каждая эпоха имела свой стиль. Знание этих изменений облегчает историку книги или палеографу датировку книги. Древ­нейшим русским книгам присуще слияние старо­византийского «геометрического» орнамента с мо­тивами русского народного творчества. По этому признаку палеографы выделяют особый древне­русский стиль. Он господствовал в русских книгах XI-XIII вв. (Остромирово и Мстиславово Еванге­лия, «Изборник» Святослава 1073 г.). Для него ха­рактерно, что заставки и концовки (правда, послед­ние в рукописных книгах употреблялись очень ред­ко) заключались в рамки геометрической формы -прямоугольник, параллелограмм, арки - или в бо­лее сложную архитектурную композицию, напри­мер церковь с тремя арками с вырезом внутри рам­ки для заглавия или миниатюры. Рамка украшена повторяющимися простыми геометрическими фи­гурами (полукруг, круг, ромб, треугольник и т. д.), растительным орнаментом (ветви, листья, цветы, стебли). Внизу - заставки, с боков часто помещают­ся изображения растений, зверей (львов), или птиц (павлинов). Фон таких заставок обычно золотой, доминирующие цвета - белый, розовый, голубой, синий, зеленый. Если звери и птицы дава­лись в реалистической манере, то растительные мотивы были стилизованы.

Такой же геометрический принцип применялся и в написании инициалов. Они, как и заставки, пред­ставляли собой комбинации геометрических или природных мотивов. Основной рисунок буквы не деформируется, остается при своих геометричес­ких линиях и служит как бы каркасом для впле­таемых и украшающих букву изображений животных, растений, реже - людей. Нередко сюжеты для инициалов брались из мифологии и сказок. Такой древнейший геометрический орна­мент русской книги совпадает хронологически с господством в ней устава (XI-XII вв.) и вполне соответствует по своим графическим свойствам строгому, архитектурному начертанию букв.

Старейшие русские миниатюры сохранились в Остромировом Евангелии - изображение трех евангелистов (для четвертого был заготовлен чистый лист, но по какой-то причине он остался не­заполненным), мастерски выполненное киевскими миниатюристами в пышной условной визан­тийской манере. Но наряду с продолжением византийской традиции пробивают себе дорогу и местные реалистические мотивы, например изображении семьи Святослава в «Изборнике» или в других рисунках, выполненных там киноварью и изображающих знаки зодиака.

Книги, украшенные миниатюрами, назывались «лицевыми книгами» или «рукописями в лицах».

В XII в. зародился новый стиль русского книжного орнамента, называвшийся сначала переходным или «варварским», а затем -«тератологическими или «чудовищным». Он преобладал в оформлении русской книги в XIII-XV вв. Зачатки его мы видим в Юрьевском Евангелии 1128 г. Заставка тератологического стиля состоит из геометрически непра­вильной рамки, внутри которой - сложный орна­мент, изображающий фантастических зверей, птиц, людей, обвитых ветвями и сплетенных жгутами так, что фигуры трудно различить. По тому же принципу делались и инициалы. В отличие от инициалов старовизантийского стиля тератологический не имеет четких контуров буквы. Обычно это фантастическое чудовище, ка­кое-нибудь четвероногое, оплетенное жгутами Щ ветвями, сливающимися с хвостом, крыльями, но­гами, шеей и т. д, и непросто угадать, какую букву инициал изображает. В орнаменте «чудовищного» стиля широко используются фольклорные мотивы. Расцвет этого стиля в Новгородской и Мос­ковской землях приходится на XIV в. Но и в XVI в. рязанские рукописи украшались инициалами «чу­довищного» стиля, изображающими жанровые сцены, полные народного юмора.

Тератологический стиль не такой пышный, как старовизантийский, золото здесь не применяется. Характерно сочетание двух, реже трех цветов. Причем окраска фона в Новгороде - серо-синяя или голубая, а в Москве и Пскове с голубым фоном со­перничает зеленый. При синем фоне фигуры орна­мента рисовались красным или зеленым цветом. С XV в. тератологический стиль орнамента начал вытесняться двумя другими стилями - балканским
и неовизантийским.

В XV в. рухнула Византийская империя. Турец­кие войска завоевали весь Балканский полуостров. Византийские, болгарские и сербские беженцы прибывали в Россию и приносили с собой свои культурные традиции, в том числе и свои стили ху­дожественного оформления книги. На русской почве эти элементы сливались с местной манерой оформления и приобретали специфические формы. Вырабатывается балканский стиль - палео­графы называют его «плетеным» (балканская пле­тенка) или «жгутовым» стилем: чаще всего это ряд одинаковых кругов из жгутов, перепле­тенных между собой, связанных узлами и иногда расположенных в два ряда. Заставки этого стиля рисуются обычно киноварью, но в роскошных из­даниях они раскрашены очень пестро. Домини­рующие цвета - красный, желтый, зеленый. Ини­циалы этого стиля обычно выполняются чернила­ми, но бывают и цветные. Буквы в разных частях как бы сплетены узлами. Плетеный орнамент был сильнее всего распространен на северо-востоке Ру­си, а также в Великом княжестве Литовском. В Центральной Руси, особенно в Москве, в XV-XVI вв. утвердился растительный орнамент неовизантийского стиля с геометрически правильными прямоугольными рамками заставок, украшенными изображенными на золотом фоне стилизованными растениями. Инициалы тоже имеют геометрически правильный каркас, украшенный стилизованными листьями, стеблями и т. п.Важные перемены в русской книжной миниатюре возникли с переходом от пергамена к бумаге, которая позволила перейти в оформлении книг от употребления густых масляных красок к акварельной технике. И хотя при этом рисунок терял свою пластичность, он делался зато более детальным, передавал движения, жесты и т. п. (308, 51). Пере­ломным моментом в развитии миниатюры на Руси стал конец XIV и начало XV в. - эпоха, связанная с деятельностью великого русского художника Ан­дрея Рублева. Его влияние на русскую книжную миниатюру часто подчеркивают и историки книги, и палеографы.

Одним из видов орнамента книги на Руси был фронтиспис - за неимением титульного листа он был своеобразным порталом книги. Древнейшим фронтисписам, например фронтисписам «Избор­ника» Святослава (XI в.) или Юрьевского Еванге­лия (XII в.), были присущи монументальные архи­тектурные формы - контуры многоглавого храма, но с XIII в. они дезинтегрировались, размывались, в их орнамент врывались тератологические мотивы и целые сюжетные композиции, не соответст­вующие содержанию книги, а имеющие самодов­леющее, декоративное значение. Постепенно фронтиспис меняет свою функцию и становится рамкой, обрамлением выходной миниатюры, а за­тем, в XVI в., - заглавия книги.

В различных культурных центрах раздроблен­ной феодальной Руси сформировались целые школы искусства миниатюры. В XIV в. здесь снова начал выделяться Киев, входивший тогда в состав Великого княжества Литовского. Характерна киевская пергаменная Псалтырь 1397 г. с орнамен­том, возрождающим мотивы Остромирова Еванге­лия, хотя тут заметно и влияние других стилей. В миниатюрах реалистично изображены бытовые сцены и явления природы: на одной представлен царь Саул на троне, его развлекают танцами три де­вушки. На другой миниатюре - четыре полуоб­наженные фигуры дуют в трубы, возможно, они символизируют ветры. Скорее всего, это влияние эллинистического искусства, пришедшее сюда че­рез Византию. Старые художественные традиции и новые мотивы мы встречаем и в миниа­тюрах Новгорода и Пскова, Москвы и Твери.

В XIV в. создаются такие шедевры книжного ис­кусства, как Смоленская Псалтырь, которую местный мастер Лука украсил тремя миниатюрами, 22 заставками, свыше 150 орнаментированными и позолоченными инициалами. Интересна Владимиро-Суздальская летопись (XIII в.), дошедшая до нас в копии XV в. и известная в литературе как Кенигсбергская, или Радзивилловская летопись. Она принадлежала семье литовских магнатов Радзи-виллов и один из них - Богуслав Радзивилл (XIV в.) подарил ее Кенигсбергской библиотеке, откуда она в середине XVIII в. была передана Петербург­ской Академии наук. В этой летописи 617 пре­красных сюжетных бытовых миниатюр, представ­ляющих большую ценность для изучения русской истории и ее материальной культуры.

Наряду с упомянутым Лукой из Смоленска назо­вем таких выдающихся художников-миниатюри­стов, как Феофан Грек и дьякон Зиновий, чья сти­листическая манера связана с художественной школой А. Рублева. Эти мастера исполь­зовали для украшения книг краски, изготовленные по особым рецептам, известным лишь им одним. Миниатюры, выполненные ими 500 и больше лет тому назад, до сих пор поражают прочностью, свежестью и яркостью красок.

Характерным элементом русской рукописной книги является так называемая вязь - декоративное письмо, связывающее буквы в непрерывный орна­мент. Записанная киноварью, реже золотом или си­ней краской, вязь обычно применялась там, где на­до было выделить из текста заглавие книги или ее раздела. Появилась вязь еще в XI в. в Византии, а в конце XIV в. пришла и на Русь, где к концу XV в. ста­ла уже наиболее популярной каллиграфической манерой книжного оформления, причем гораздо более высокого художественного уровня, чем в Ви­зантии или на Балканах. При писании вязью приме­няли два приема каллиграфии: сокращение букв путем слияния их частей (лигатуры) или подчине­ние одной буквы другой, когда меньшая буква по­мещается под телом большей буквы или две смеж­ные буквы уменьшаются вдвое и ставятся одна над другой. Вплетаются в вязь и орнаментальные эле­менты - геометрические в московской школе, ра­стительные - в западнорусской. Если заглавие из-за его длины не умещалось в выделенной для него строке, вязь уплотнялась за счет применения разных лигатур и других сокращений. Если же над­пись была краткой, то, чтобы заполнить строку, в вязь вводилось больше деталей орнамента.

Вначале вязь можно было читать без затрудне­ний. Однако в XVI-XVII вв. буквы уже слишком тесно ставились одна к другой, сливались по две, по три в одно целое, и такое заглавие становилось загадкой вроде ребуса, которую не каждый специа­лист может разгадать.

Как на Западе, так и на Руси важным элементом украшения рукописной книги был переплет. Ремес­ло переплетчика рано выделилось в самостоятельное. От XVI-XVII вв. сохранились «Правила и устав» переплета книг, в которых отражены давно сложившиеся традиции и столетиями наш» пленный опыт. В истории переплета русской руко­писной книги можно выделить два этапа: первый - до XIV в., когда переплет изготовляли с украше­ниями, прикрепляемыми к его доскам, и второй - с XV в. до 70-х гг. XVI в., т. е. до учреждения Печатно­го двора в Москве, когда широко использовали тис­неный орнамент, поначалу простой, геоме­трический, а с середины XVI в. тисненый орнамент», усложнился, появились суперэкслибрисы и т.д.

Техника переплета в Древней Руси мало отличалась от современной. Корешок тетради прошивался шнуром или же, в зависимости от величины книги, полотняными или кожаными ремнями, концы которых прикреплялись к обеим доскам-крышкам переплета. Затем корешок и внешняя сторона досок обтягивались («поволакивались») кожей или тканью. Употребляемая на Руси для пе­реплета кожа обычно была черной или темно-коричневой, реже-желтой, красной или зеленой (сафьян). Книги, предназначенные для церковных обрядов, обтягивались парчой или бархатом и бо­гато украшались. Широко применялась техника «оклада». Она заключалась в том, что верхнюю (реже - нижнюю) доску переплета покрывали ме­таллом (золотом, серебром или медью) и по нему вырезали сложный орнамент или же к переплету прикреплялись металлические пластинки с надпи­сями, изображениями евангелистов, целых религиозных сцен. Украшали переплеты и драгоценными камнями, инкрустацией. Как правило, такие переплеты -настоящие произведения искусства - создавались не одним мастером. Так, древнейший из сохранившихся - переплет к Мстиславовому Еван­гелию 1035 г. был даже послан сначала в Византию, где его украсили золотом, серебром и драгоценны­ми камнями, а затем русские мастера «скончася все дело» у себя на родине. Искусство переплетчика играло при этом второстепенную роль - на первое место выдвинулся золотых дел мастер-ювелир. Один из прекраснейших образцов такого искусства - Евангелие, переплетенное по заказу боярина Кошки в 1392 г. и хранящееся теперь в Государственной библиотеке им. В. И. Ленина в Москве.

Гораздо скромнее оформлялись переплеты нелитургических книг. В большинстве случаев доски переплета обтягивались кожей, но иной раз кожей покрывались только корешок и части досок. Такой переплет назывался «в затылок». Украше­ний он не имел, за исключением металлических угольников и центрального «средника», или «жуковины» (своеобразных узорных блях), предохраняющих книгу от изнашивания. Для сохран­ности книг к переплетам прикреплялись кожаные завязки или металлические застежки (две или че­тыре), нередко тоже с орнаментом. От читателя требовалось, чтобы после чтения он застегивал все застежки. Новгородский архиепископ Моисей, пе­редавая Юрьеву монастырю Евангелие, строго на­казывал: «А который поп или дьякон, чет ,а не застегнет всих застежек, буди про­клят». Если книги хранились на полках, они ставились не корешком наружу, как теперь, а обрезом. Поэтому обрез книги иногда украшали ор­наментом и даже писали на нем заглавие книги.

Сколько рукописных книг было в обращении на Руси в XI-XV вв., достоверно определить невоз­можно, хотя попытки такого подсчета делались. А. А. Говоров утверждает, что в Древней Руси обраща­лось до миллиона экземпляров рукописных книг. По мнению Б. В. Сапунова, если исходить из количества церквей на Руси в домонгольский период, а их было около 10 тысяч, в том числе 300-500 монастырских, то с учетом того, что для богослу­жения нужно было иметь, как минимум, 90 тысяч книг (прибавим также четьи и светскую литерату­ру), получается: книжные богатства Древней Руси составляли, по-видимому, 130-140 тысяч томов. Эта цифра, несмотря на ее условный, гипо­тетический характер, все же более достоверна, чем первая, хотя бы потому, что в основу ее выведе­ния положен определенный статистический крите­рий.

Из всего книжного богатства тех времен, если судить по данным опубликованного в 1966 г. «Пред­варительного списка славянорусских рукописей XI-XIV вв., хранящихся в СССР», до наших дней дошло только 190 рукописных книг домонголь­ского периода, из них 26 болгарского и сербского происхождения: на XI век из этого числа падает 33 книги, на конец XI - начало XII в. -17, на XII в. - 85, на конец XII - начало XIII в. - 40, на 1200-1240 гг. -15. Ордынское иго переписку книг несколько замедли­ло, но не остановило.

3.Книжная торговля и библиотеки.

Сколько стоили книги в Древней Руси - сказать трудно. Лицевой фолиант, снабженный обильным орнаментом и роскошным переплетом, стоил, ко­нечно, несравненно больше, чем скромно оформ­ленная и малоформатная книга для чтения. О Мстиславовом Евангелии, оклад которого был бо­гато украшен местными и царьградскими мастера­ми-ювелирами, писалось в 1125 г., что «цену же евангелия сего един бог ведае».

Цена средневековой книги зависела как от стои­мости писчего материала (пергамена или бумаги), чернил, красок, нужных для ее изготовления и оформления, так и от количества затраченного тру­да и времени. От XI-XIII вв. нам известны только единичные случаи, когда указывалась цена книги при ее покупке. Например, молитвенник, ку­пленный князем Владимиром Волынским в 1288 г., стоил ему 8 гривен. Для сравнения можно ука­зать, что тот же князь за целое село с крестьянами заплатил 50 гривен. Стало быть, в обмен на 6-7 книг можно было приобрести целое село.

Теперь попробуем все же определить прибли­зительную цену книги этого периода, придержи­ваясь наиболее реального метода расчета, разра­ботанного палеографом Б. В. Сапуновым.

Чтобы написать, допустим, Архангельское Евангелие, истрачено 13 телячьих шкур. А как сле­дует из «Правды Русской», цена телячьей шкуры средней величины - опойка - была 0,5 резаны. Значит, 13 опойков стоили примерно 6,5 резан. Выделка этих телячьих шкур и приготовление из них пергамена требовали не более 10-15 рабочих дней, за что кожевенник получал мзду в размере не выше 12,5-17,5 резан. Итак, себестоимость пергамена, нужного для Архангельского Евангелия, составля­ла около 23 резан, рыночная же цена его была выше -около 30 резан (около полгривны). За переписку текста писцу платили не более 1 резаны в день, а уходило на переписку Евангелия 60-70 дней, следо­вательно, за работу писцу платили 60-70 резан (1,2-1,4 гривны). В итоге, по подсчетам Б. В. Сапунова, получается: себестоимость Архангельского Еван­гелия могла равняться приблизительно 2 гривнам.

Конечно, цены на книги зависели и от конъюнк­туры и не были стабильны. В XIII-XIV вв. покупа­тельная способность гривны заметно упала, а цены выросли. Зависела цена и от качества оформления книги: Б. В. Сапунов указывает, что средние по оформлению рукописи, составлявшие основную массу книжного фонда Древней Руси, стоили не­сколько гривен. Для ремесленного городского лю­да, а также других малообеспеченных слоев книга была слишком дорога и практически недоступна. Для феодалов же, духовенства, богатых горожан несколько гривен не являлись препятствием для приобретения книги.

О том, насколько развита была книжная торговля на Руси XI-XV вв., мнения историков расходятся. И. Е. Баренбаум утверждает, что «книжной торгов­ли в нашем смысле слова в Древней Руси не существовало. Вплоть до XV в. книги обменивали, дарили и лишь в редких случаях покупали. Прода­вались книги на торгу или на дому самими перепис­чиками». А. А. Говоров признает существо­вание книжной торговли еще в домонгольское вре­мя. Продажа книг впервые упоминается в 1120 г. в Житии печерского инока Григория, который, будучи «блаженным», не имел ни­какого имущества, кроме книг. Однажды появи­лись «татие», т. е. воры, чтобы книги украсть и, про­дав их на торгу, деньги разделить между собой. Однако Григорий разоблачил их козни и прогнал. Из этого случая А. А. Говоров делает вывод, что «рыночная продажа книг в Киеве начала XII в. была обыденным явлением». И все же в даль­нейшем автор вынужден признать, что «говорить о книжной торговле в Киевской Руси как о развитой отрасли преждевременно», что книгописцы тогда не готовили книг на продажу, а лишь выполняли за­казы определенных лиц, работая или у себя дома, или у заказчика. Но вот уже в XV в. в Москве книги продаются возле Красной площади на «Торжище», у торговцев церковной утварью, в ряду иконном и даже овощном, а затем и в новом - бумажном ряду. Специальные книжные ряды в Москве появились только в XVII в. Ассортимент книг на рынке, по­полняемый из случайных источников, не был тогда широк и разнообразен и не мог удовлетворить по­требностей покупателей. Так что к книгописцам продолжали поступать заказы на переписывание с «добрых списков». На торжищах же нередко про­давали книги негодные, полные грубых ошибок. Один из переписчиков Минеи в первой половине XV в. сам откровенно говорит о продукте своего труда: «Груба бо поистине книга сия, груба и всяко­го недоумения полна, понеже с неисправлена спис­ка писана, и писавший груб».

В этой связи интересна переписка между мос­ковским зодчим и книголюбом В. Д. Ермолиным и его другом Якубом, писарем великого князя Ли­товского Казимира. Якуб просит, чтобы Ермолин купил ему на московском рынке ряд церковных книг, а тот отвечает, что хотя эти книги и продают­ся в большом количестве, но переплетены не так, как хотелось бы писарю, и потому предла­гает «... своя папер и пенезей пришли не мало». И добавляет: «А аз многим доброписцем велю таковы книги сделать по твоему приказу с добрых списков, по твоему обычаю». Эта переписка не только харак­теризует московский книжный рынок, но и свиде­тельствует о книготорговых связях между Русским государством и Великим княжеством Литовским. Тесные книжные контакты поддерживались с Ви­зантией и с балканскими землями, особенно с Бол­гарией и Сербией.

Теперь покажем, что собой представляли би­блиотеки на Руси. Имеются сведения, что еще до введения христианства в Киеве по указанию князя Владимира была построена Ильинская церковь, украшенная «иконами и книгами и сосуды цер­ковными» (запись в Никоновской летописи под 993 г.). Однако большинство историков счи­тает самым древним прямым упоминанием о би­блиотеках на Руси запись в «Повести временных

лет» под 1037 г. о деятельности князя Ярослава Му­дрого: «Ярослав ... любим бе книгам и многы на­писав положи в святей Софьи церкви, юже созда сам». Поскольку других достоверных упо­минаний об этой первой библиотеке нет, попы­таемся представить ее себе по примеру ей по­добных. Несомненно, Ярослав мог взять за образец книжное собрание Софийского собора в Византии или же, к примеру, Софийского собора в Новгоро­де, где, как достоверно известно, существовала бо­гатая библиотека. Прежде всего, необходима была богослужебная литература. По подсчетам Б. В. Са­пунова, минимум книг для приходской или домовой церкви составлял 26 единиц, начиная от Евангелия и Апостола и кончая 12-ю книгами Миней месячных и церковным уставом (Типико­ном). Нередко церкви имели по два, а то и по три эк­земпляра этих книг. Конечно, соборный храм был значительно богаче книгами, чем обычная при­ходская церковь. Софийский собор в Киеве был главным церковным учреждением на Руси, рези­денцией митрополита, центром новой, самостоя­тельной митрополии и потому должен был иметь не только литургическую литературу для совер­шения церковных обрядов, но и богословскую, а также летописи. Хорошо выверенные и апробиро­ванные митрополитом тексты служили оригина­лами для новых списков; с ними сверяли и уже находящиеся в обороте книги. Тут хранились и греческие книги, с которых делались переводы. А поскольку церковь была и политической силой в феодальном государстве, то здесь, очевидно, хра­нилась и литература, необходимая для управления государством, и государственный архив.

Зная, как Ярослав заботился о просвещении, не­трудно предположить, что при Софийском соборе была школа, которую соборная библиотека обес­печивала книгами. Таким образом, эта библиотека, будучи одновременно и церковным книгохрани­лищем, и государственной библиотекой-архивом, и школьной библиотекой, могла иметь наиболее полное для тех времен собрание рукописных книг, представлявших всю письменную культуру Киевской Руси. Ее фонд создавался из продукции учрежденного Ярославом скриптория и из книг, привезенных митрополитом-греком и сопровож­давшим его греческим духовенством.

Фонд книгохранилища пополнялся благодаря дарам различных лиц.

Понятно, что круг читателей соборной библио­теки был весьма узким: духовенство митрополии, княжеский двор, ученики школы при соборе.

По примеру библиотеки Киевской Софии учреж­дались и другие. В 1052 г. сын Ярослава Владимир построил в Новгороде, на месте сгоревшей дере­вянной церкви, новый каменный храм, назвав ее тоже именем св. Софии. Здесь интенсивно пере­писывались книги, действовала школа, велась ле­топись и была организована одна из крупнейших библиотек на Руси. В ней, несмотря на пожары и разбои, сохранились бесценные памятники рус­ской письменности. Среди них - Остромирово Евангелие, Мстиславово Евангелие и другие ше­девры. Сохранение памятников древней письмен­ности - главная культурно-историческая заслуга библиотек этого типа. Кроме Киева и Новгорода, в XI-XII вв. церковные книгохранилища существо­вали в Смоленске, Чернигове, Пскове, Владимире, Ростове, Полоцке и иных культурных центрах Древней Руси. Уже в XII в. основную роль в накоплении
книжных коллекций и организации библиотек начали играть монастыри. Владевшие крупными феодальными вотчинами, защищенные крепкими стенами от врагов и стихийных бедствий, имевшие ма­стерские и специалистов по книжному искусству, монастыри стали естественными очагами развития библиотечного дела.

Одним из пунктов монастырского Студийского устава предусматривалось создание книгохрани­лища при монастыре и введение особой должности монаха-книгохранителя. Определялись и правила пользования книжным собранием. В свободные от работы дни книгохранитель должен был ударом в било созывать монахов в библиотеку и оделять их книгами. Вечером, по тому же сигналу, монахи должны были собираться вновь и возвращать хра­нителю взятые по записи книги. Правила­ми предписывалось чтение вслух во время мо­настырской трапезы.

Самым богатым книгохранилищем обладал Печерский монастырь в Киеве (XI в.). Всего же до татаро-монгольского нашествия на Руси было уже около 70 монастырей. К началу XV в. монастырей насчитывалось 150 - все с большими или меньши­ми книжными собраниями. Однако об этих первых фондах монастырских библиотек мы не имеем сведений, а описания (каталоги) книг сохра­нились лишь с конца XV в. Основным источником комплектования была переписка книг монахами Был распространен и обычай делать монастырям вклады книгами. Дарили книги монастырям князь Александр Невский, князь Владимир Волынский (ХШ в.), боярин Климент (XI в.) и другие князья и бояре. Некоторые дарители стремились провести остаток своей грешной жизни в монастырском уе­динении. Например, Киево-Печерский Патерик сообщает, что инок Григорий принес с собой в этот монастырь из «мира» целое книжное собрание. Оно было настолько ценное, что его пытались похитить воры.

Немалое культурное значение имели библиоте­ки города Владимира. Князь Андрей Боголюбский в 1160 г. построил здесь каменный Успенский собор, украшенный большим количеством икон и книг. Часть из них князь привез из Киева. Значи­тельное собрание книг имел и основанный во Вла­димире в 1192 г. Рождественский монастырь. Би­блиотекой этого монастыря пользовались для своих литературных занятий и бежавшие сюда от татаро-монгольского нашествия писатели, мона­хи-книжники. Как раз в этом монастыре были напи­саны такие замечательные памятники русской ли­тературы, как «Слово о погибели русской земли» (1238-1246) и «Житие Александра Невского» (1283).

Северо-Восточная Русь меньше пострадала от «Батыева разорения» и быстрее оправилась от него, чем Южная. С возвышением Московского кня­жества и перемещением в 1326 г. митрополи­чьего престола в Москву она стала не только поли­тическим и идеологическим, но и культурным центром Руси. Развивается и библиотечное дело.

Митрополичья библиотека сначала хранилась i Кремле, в построенном при Иване Калите в 1326-1327 гг. каменном Успенском соборе. Но до нас не дошли инвентарные списки этой библиотеки, от носящиеся к XIV-XVI вв. Не раз она страдала от пожаров, особенно во время татаро-монгольсих набегов. Сильно разорила ее польская интервенция начала XVII в. В 1812 г. сокровища Успенского собора, среди них и книги, разграбили наполеоновские войска.

Без большова книжного собрания не мог бы завершить свой гигантский труд – перевод всей Библии – архиепископ Новгородский Геннадий с помощниками (1499). Ведь для завершения этой работы были использованы не только переводы отдельных частей Библии на славянском языке, но и источники на греческом, латинском, древнееврейском, немецком языках, собранные Геннадием в его библиотеке.

В 1330 г. великий князь Московский Иван Калита заложил монастырь Спаса-на Бору, одарив его ико­нами и книгами. Спасский монастырь пополнился также книжными древностями Даниловского мо­настыря, основанного еще в XIII в. В XIV в. под Москвой возник Троице-Сергиев монастырь, в котором велась интенсивная переписка книг и имелась «книжная казна», т. е. библиотека. Она-то и стала самой богатой в Московском княжестве. Сла­вен был своей библиотекой и Чудов монастырь в Москве.

Следуя примеру своего просвещенного отца, би­блиофилом стал в XI в. Святослав Ярославич. По его заказу книгописец Иоанн «из многих книг княжьих» составил новый «Изборник» (1076). Киевский великий князь Роман Ростиславич даже разорился на покупке книг. Летописи называют книжником и ростовского князя Кон­стантина Всеволодовича (ум. 1218 г.), который «ча­сто бо чтяше книги с прилежанием». В. Н. Татищев утверждал, что этот князь имел одних греческих книг более 1000 - это скорее всего сильное преувеличение.

В XV в. среди библиофилов появляются боярс­кие и купеческие имена. Книголюбом был уже упо­мянутый нами зодчий и скульптор времен Ивана Ш Василий Дмитриевич Ермолин, благодаря которо­му появилась на свет известная «Ермолинская ле­топись». Книги собирал тверской купец Афанасий Никитин, автор «Хождения за три мо­ря». Он взял с собой в путешествие в Индию часть своих книг, но был ограблен в Астрахани, причем пропали и книги.

Конечно, не все московские великие и удельные князья были библиофилами. Дмитрий Донской, по свидетельству летописца, «книгам не учен сый до­бре». А вот Иван Калита «хорошо был осве­домлен в книгах». Возможно, еще при нем было по­ложено начало великокняжеской библиотеки в Московском Кремле, хотя некоторые историки от­носят ее зарождение к временам Ивана III, которо­му через его жену Софию (Зою) Палеолог - племян­ницу византийского императора - досталось много книг, спасенных после падения Византии. Но дру­гие историки сомневаются, что эта библиотека ког­да-либо реально существовала, несмотря на то, что целый ряд источников XVI в. содержат свиде­тельства о ней.

До нас дошло мало описей книг монастырских библиотек XI-XV вв., а также правил, характери­зующих организацию их работы. Из сохранивших­ся старейшая - опись книг Слуцкого Троицкого мо­настыря 1494 г., а также «Описание рукописей» Кирилло-Белозерского монастыря конца XV в. Это в большинстве случаев не столько каталоги, раскры­вающие содержание книжных фондов, сколько простые инвентарные описи, сделанные довольно примитивно. Обычно в них указывается только заглавие книги, в редких случаях - формат, оклад, имя переписчика и прежнего владельца и некото­рые другие данные. Составителям этих списков важно было не содержание книг, а ценность этого монастырского достояния. Исключение составляет «Описание рукописей Кирилло-Белозерского мо­настыря». Оно говорит о высоком уровне библио­графического дела. В «Описании» - два от­дела. В первом дан список 212 книг монастырской библиотеки, мало отличающийся от инвентарных списков из других монастырей. После заглавия книги указан ее формат, материал, на котором она написана, в отдельных случаях, чтобы отличить одну рукопись от другой, указано имя владельца или писца. В списке нет какой-либо строгой си­стемы перечисления книг: одинаковые по содержанию книги указаны в разных местах списка. Более интересен второй «Описания». В нем аналитически расписаны 957 заглавий статей из 24 Избор­ников с краткими библиографическими сведения­ми. Чтобы легче было найти нужные статьи, их за­главия и начальные слова написаны с новой строки, к тому же заглавия и нумерация глав написаны ки­новарью, а количество листов статьи - чернилами.

Развитию библиотек и библиофилии на Руси се­рьезно мешали феодальная раздробленность, княжеские междоусобицы. Во время этих междо­усобиц страдали и библиотеки. В летописях тех времен мы часто встречаем упоминания о гибели книг от войн и пожаров. Захватывая столицу своего врага, феодал вывозил из нее все ценности, в том числе и книги. Так, Андрей Боголюбский в 1155 г. предпринял поход на Киев и овладел им, после че­го вывез из него много книг, которые поместил в библиотеке владимирского Успенского собора. В1168 г. Киев опять был разгромлен сыном князя -Мстиславом. Книги, привезенные им из этого по­хода, также были помещены в Успенском соборе. Но несколько позднее на Владимир напал рязан­ский князь Глеб и вывез оттуда в Рязань это книж­ное собрание как военную добычу. Правда, позже он был принужден вернуть захваченное владельцу. Позднее, в 1185 г., все эти книги погибли в пламени огромного пожара во Владимире. Сгорел «ни мало весь город и церквей 32». Книги были вынесены во двор, но огонь «взя все без утеха». В 1204 г. Киев был захвачен князем Рюриком с половцами: они ограбили Софийский собор, другие церкви и монастыри. Окончательный удар библиотеке Киевской Софии, как и многим другим русским книжным собраниям, нанесли татаро-монголы. В 1240 г. они взяли Киев и разграбили Софийский собор. В 1237 г. татары разрушили Владимир, уни­чтожив много ценных памятников архитектуры и живописи; они безжалостно рвали и жгли книги . Множество книг и целых собраний поги­бло в опустошенных Рязани, Чернигове, Коломне, Москве, Ростове, Ярославле, Твери и других горо­дах. Воспользовавшись тяжелым положением бо­ровшейся против татаро-монголов Руси, возобно­вили свои набеги и ливонские рыцари. В1240 г. ими был осажден Псков. Новгородская летопись со­общает, что рыцари подожгли посад при городе «и тогда много зла бысть, и погореша церкви и. . . иконы, и книги и евангелья».

Русские люди старались спасти, сохранить куль­турные ценности. В старину установился обычай: из горящих зданий спасали в первую очередь «свя­тые вещи», к ним относились и книги. Когда в 1382 г. орды Тохтамыша приближались к Москве, люди в соборные церкви Москвы снесли столько книг, что сложенные штабелями они достигали стропил. Но и каменные стены не смогли спасти книги от уничтожения.

Однако культурная жизнь никогда не останавли­валась; несмотря на тяжелые испытания, в мона­стырях переписывали книги, собирали библиоте­ки. Книга в тяжелые времена напоминала народу о его прошлом, будила самосознание, звала на борь­бу за независимость.

Список цитируемой литературы

1. Абрамов К.И. История библиотечного дела в СССР.1980.

2. Арциховский А.В., Борковский В.И. Новгородские грамоты на бересте.1958.

3. Баренбаум И.Е., Давыдова Т.Е. История Книги.1971.

4. Вздронов Г.И. Искусство книги в Древней Руси.1980.

5. Киселев Н.П. О московском книгопечатание XVII века. Книга: Исслед. И Материалы. Сб.2.1960.

6. Киселев Н.П. Происхождение московского старопечатного орнамента. Книга: Исслед. И Материалы. Сб. 11. 1965.

7. Клепиков С.А. Из истории русского художественного переплета. Книга: Исслед. И Материалы. Сб.1.1959.

8. Кусков В.В. История древнерусской литературы.1982.

9. Розом Н.Н. Книга в России в XV веке.1981.

10. Романовский И.С. Книга и жизнь.1950.

11. Свирин А.Н. Древнерусская миниатюра.1950.

12. Сидоров А.А. История оформления русской книги.1964.

13. Татищев В.Н. История Российская.1964.

14. Тихомиров М.Н., Муравьев А.В. Русская палеография.1982.

15. Черепнин Л.В. Русская палеография.1956.

16. Щепкин В.Н. Русская палеография.1967.

От автора: Курсач делал сам, поставили троечку) Советую полностью её переработать и оформить) И будет вам «хорошо»