Метафизика русской революции

МЕТАФИЗИКА РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ Коллективная память так же ограничен а, как и индивидуальная, поэтому когда с течением времени в нее входит неч то новое, что-нибудь из более старого должно уйти из нее. Действие этого за кона лучше всего иллюстрируется тем, что на глазах нашего поколения стал а забываться русская революция: воспоминания о ней вытесняются более св ежими впечатлениями. Сначала смолкли рассказы очевидцев - они просто вымерли. Потом тема рево люции стала уходить из литературы и искусства, где она была когда-то осно вной. Если нынешние писатели и режиссеры иногда к ней и обращаются, у них п олучается нечто шаблонное и вторичное - это уже игра в испорченный телеф он. Зато для философа, осмысливающего революцию, пробил звездный час: исчезл о основное препятствие, мешавшее ему проводить свой анализ раньше, - нака л страстей. Пока воспоминания о революции были животрепещущими, они неиз бежно окрашивались в субъективные тона ненависти или восторга, и это был плохой фон для того, чтобы разглядеть её истинный облик. Сейчас можно взв есить её на весах логики и фактов, так как никто не будет толкать тебя под локоть и тянуть какую-то из чаш вниз. Давайте же попытаемся это сделать. Прежде всего нам следует ответить на вопрос: где начало революционного п роцесса в России? Кто-то очень верно заметил: революции делаются не потому, что в обществе н е происходит желаемых перемен, а потому, что перемены начинаются, но не ид ут так быстро, как хочется. Начало нашего революционного процесса следуе т отнести к тому периоду, когда были совершены первые, пусть небольшие и р обкие, шаги к осуществлению того требования, которое стало потом главным лозунгом революции. Это требование хорошо известно: освободить угнетен ные народные массы. Ради его выполнения и загорелся сыр-бор, никакой иной цели у революционеров не было. Но первые шаги к такому освобождению были сделаны ни кем иным, как императором Александром Павловичем, вся внутрен няя политика которого была ориентирована на либерализацию российского общества. Воспитанный швейцарцем Лагарпом в идеях "прогресса", он уже при восшествии на престол в 1801 году дал себе слово добиться в течение своего ц арствования отмены крепостного права. Для реализации этого замысла он о бсуждал его детали на заседаниях "интимного кабинета", а затем поручил Сп еранскому приступить к подготовительным преобразованиям российского законодательства. Разумеется, как при любых преобразованиях, общество р аскололось при этом на два лагеря: одних они пугали, другим казались чере счур медленными. Из нетерпеливых вышли декабристы, подтвердив вышеприв еденную мысль о причинах революций. В самом деле: почему Пестелю так хоте лось убить царя? Не потому, конечно, что тот был слишком "правым" - об Алексан дре этого сказать никак было нельзя, - а потому, что он был недостаточно "ле вым". В общем, не начни царь своих освободительных действий, не вызвали бы они зуд их ускорить у декабристов, те не разбудили бы Герцена, и так далее... Следовательно, победителя Наполеона можно назвать ещё и "дедушкой русск ой революции". Личный духовный подвиг Александра Благословенного не смо г остановить череду надвигавшихся событий. В осуществлении крестьянск ой реформы преемник Александра Первого Николай Павлович справедливо у сматривал распад Российской империи. Осуществил ее Александр Второй, и о на до такой степени подхлестнула развитие революционного процесса, что остановить его уже ничто не могло. После девятнадцатого февраля двадцат ь пятое октября стало неизбежным. Читатель спросит: значит, для предотвращения революции надо было держат ь землепашцев в крепостной неволе? Ничего подобного. Чтобы не произошло революции, надо было иначе ставить вопрос о крестьянах. Перемены в сельс кой жизни назрели, и их необходимо было обсуждать, но это должно было быть обсуждение того, как усовершенствовать механизмы землепользования и в ыработать новые принципы организации сельского труда. Именно это было о тветом на вызов эпохи, и в ответ наверное входило бы переключение кресть янина с отчетности перед помещиком и его управляющим на отчетность пере д какой-то менее персонифицированной инстанцией, так что пресловутое "кр епостничество" сошло бы с исторической сцены естественно и безо всякого шума. Но акцент был поставлен демагогически: во что бы то ни стало освобод ить рабов! А ведь эти "рабы" имели уже такую меру свободы, какой не могли даж е вместить. Это доказывалось повсеместным наглым поведением крестьян п о отношению к своим владельцам, залезанием помещиков в долги к собственн ым крепостным, откровенно подрывными разговорами на мирских сходках, ук лонением тысяч крестьян в разные секты и толки и другими признаками их б рожения и разболтанности. К 1861 году главной бедой русского крестьянства б ыла не забитость, а недисциплинированность. И что же делали в этих услови ях образованные верхи, чей долг состоит, по Киплингу, в том, "чтобы выучить работать дикарей"? Они соревновались, кто предложит больше свободы этим " дикарям", и соперничество между ними в этой области достигло такого уров ня, что когда царь "дал крестьянам волю", радикальным разночинцам показал ось этого мало. И они бросили в него бомбу. Повторилась история Александр а Первого: не проведи его внучатый племянник своей реформы, не охватил бы Желябова и Перовскую азарт идти дальше и не было бы покушений на его жизн ь. А ведь реформа и так была торопливой,чему виною были неправильно расстав ленные акценты. Думали только о том, чтобы "дать волю", и всем крепостным во звестили одну и ту же радостную весть: теперь у вас есть воля делайте что х отите. А среди них было от одного до двух миллионов дворовых людей, которы е умели лишь развлекать господ и доедать куски с их стола. Ясно, что эти "ос вобожденные крестьяне" никаким землепашеством заниматься не бросились , а в качестве люмпенов наводнили города, сделавшись идеальным кадром ре волюции. Итак, русская революция делалась не снизу, как это изображали большевики , желая выглядеть исполнителями воли народа, а с в е р х у. Именно оттуда пос тупали импульсы, толкающие Россию в либерально-эгалитарном направлени и (выражение Константина Леонтьева), на котором ее поджидала катастрофа. Что же заставило высшие сословия рубить сук, на котором они сидели? Ответ ить на этот вопрос совсем не сложно, нужно только избавиться от вбитого в нас за семьдесят лет господства марксизма стереотипа, будто история опр еделяется материальными факторами. Нет ничего более далекого от действ ительности! К истории полностью приложима евангельская фраза "Дух живот ворит, плоть не пользует ни мало" (Ин 6, 63). Ход исторический событий зависит н е от того, чем люди питаются и какими орудиями труда пользуются, а от того, что они думают и чувствуют, от их внутреннего состояния. Объяснять револ юцию тем, что бедняки голодали и от голода начали бунтовать, наивно и анти научно. Когда человек голодает, он тратит все силы на поиски пищи, и их не о стается у него на то, чтобы бегать по партийным собраниям и заниматься по дпольной деятельностью, - это дело сытых. За революцией всегда стоит не фи зический, а нравственный дискомфорт, некая тоска, а тоска в гораздо больш ей степени свойственна обеспеченным классам, чем неимущим. По чему тоско вали верхи России в предреволюционный девятнадцатый век, чего им недост авало? Русская литература этого "золотого" для неё века отвечает на это со вершенно четко: этим катавшимся как сыр в масле верхам не хватало благор одной идеи, которой они могли бы наполнить свою жизнь, прикосновения к че му-то высокому. У них был остро ощущаемый ими д е ф и и ц и т д у х о в н о с т и, ко торая , на поверку, нужна человеку больше, чем еда и питье. Она необходима н е только образованным, но и самым простым людям, народу, духовность во все времена и во всех странах народ черпал в своей национальной религии. И ка кой бы примитивной ни казалась нам сегодня та или иная религия, в каждой и з них без исключения имелся элемент Откровения, являвший её ядро. В челов еческой истории ни одно из племен не обходилось без религии богооткрове нной в той степени, в какой могло вместить, но богооткровенной, - ибо тольк о такая религия способна быть путеводительницей народа. Но в ХVIII веке в Ев ропе появилось невиданное племя - его составили люди, объявившие себя "пр освещенными". На мировую арену вышла секта, новой религии под названием "п рогресс". Однако настоящую религию создать никто из людей ни порознь, ни с ообща не может, вот почему эта религия оказалась псевдорелигией - безбла годатной умственной конструкцией, лишенной богооткровенного ядра. Так началась грандиозная драма новейшей истории, метафизическая суть кото рой сегодня уже поддается расшифровать. Суть всегда раскрывается в конкретн ости. А конкретность заключалась в том, что уверовавшая в рукотворный "пр огресс" "просвещенная" Европа утратила свою религию - христианство с его ж ивотворящим началом Богом-Словом, Иисусом Христом. В условиях возникшег о дефицита духовности потребовалось иное высшее начало, управляющее жи знью. И тут произошло расщепление. Постхристианская европейская цивили зация дала две ветви. Первая из них процвела в Западной Европе, где быстро перешли на управление ц и ф р о й, результатом чего явился капитализм - к ег о принятию люди там были подготовлены пропитавшей все духом рационализ ма Реформацией. Вторую ветвь образовал русский царизм. Формально он счит ался православной монархией, но по существу представлял собой совсем др угой тип жизнеустроения, организующим началом которого было усеченное Слово. Русское национальное сознание не полностью отпало от Христа. Из д вух заповедей Слова, на которых "утверждается весь закон и пророки" (Мф. 22, 40), а именно "возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею тво ею и всем разумением твоим" (Мф 22, 37), и "возлюби ближнего твоего как самого се бя" (Мф 22, 39), оно сохранило память только о второй, а о первой забы ло. Всякое человеческое усечение богоотк ровенной религии есть не что иное, как ересь. Хотя у нас мало кто это поним ает, бесспорный исторический факт состоит в том, что в течение последних полутора-двух веков своего существования Российская империя была пора жена ересью, которую можно назвать человекобожием. В подлинном христиан стве все устроено чрезвычайно мудро: первая заповедь наполняет духовны м содержанием вторую, и любовь к ближнему становится настоящей, то есть Б ожественной любовью. Если же первая заповедь не выполняется, любовь к бл ижнему оказывается романтической и сентиментальной, а следовательно - ф альшивой. Но для человека, находящегося в этой ереси, такая любовь являет ся самым высоким и благородным из всех доступных ему переживаний, поэтом у он культивирует ее в своей душе и сообразует с этим культом свои поступ ки, как его предки сообразовывали их с верой в Бога. Результат, однако, пол учается совсем другой. Романтизм и сентиментализм как раз и приводят к л иберализации и эгалитаризации, что у нас и произошло. Забвение первой за поведи привело также к тому, что в России начался упадок монашеского под вижничества. Монах - это именно тот человек, который живет первой заповед ью, любит Бога всеми силами своей души и хочет служить только Ему, для чего и покидает мир. И вот, уже при Екатерине таких людей можно было сосчитать по пальцам, а столетия за два до екатерининской эпохи их насчитывались т ысячи! Это имело громадные последствия для нашей Церкви: к ней перестали поступать живительные соки опытного Богопознания, и она становилась вс е более начетнической и казенной. Люди улавливали это и постепенно терял и к ней уважение, начиная искать духовную пищу в других местах. Наконец пр оизошло неизбежное: тускнеющее усеченное Слово перестало согревать се рдце русского человека, и он соблазнился более ярким лжесловом. Случилос ь предреченное в Евангелии: "восстанут лжехристы и лжепророки" (Мф 24, 24). Таки ми лжехристами стали Маркс и Ленин. Вот что произошло в метафизическом пространстве, спроецировавшись на н аш материальный мир величайшим событием двадцатого века - русской револ юцией. Какой же вывод следует из того, что мы сейчас осмыслили? Для этого нужно осмыслить и то, что произошло после революции. Поскольку лжецы суть одновременно и человекоубийцы (см. Ин 8, 44), они, называвшие себя м арксистами-ленинистами, в России пролили у нас потоки крови. Потом испуг авшись перешли от управления лжеслова к управлению цифры - сменили социа лизм на капитализм. И сразу же сделали для себя печальное открытие: капит ализм отвратителен! Как не согласиться теперь с Николаем Гумилевым, сове ршенно точно выразившим характер происходившего в революционные годы в России: "для жизни низшей были числа". Не желая жить низшей жизнью, опять н ачали подумывать о возвращении к социализму, мерзости которого за десят ь лет успели почти забыться. Но снова увидеть его лицом к лицу, они всплыву т в памяти, и наверняка опять захочется от него бежать. Куда же? Обратно к к апитализму? Нет, такое метание между лжесловом и цифрой бессмысленно - оно заведет на с в дурную бесконечность, которую так не любит философия. Но ведь есть спо соб избежать ее, есть выход наверх - к давно покинутому Слову. Чтобы поднят ься туда, нужно взять в качестве жизненного компаса Евангелие. Это кому-т о может показаться подозрительно простым, но пусть он попробуйте сделат ь это - вы убедитесь, что это трудное дело. Однако другого рецепта не сущес твует. Список литературы Виктор Тростников. Метафизика русско й революции