Франц Боас "Методы этнологии"

Франц Боас \"Методы этнологии\" Франц Боас методы этнологии. Антология исследований к ультуры, Том 1: Интерпретации культуры. – СПб: «Университетская книга», 1997. За последнее десятилетие методы изучения исторического развития цивил изации заметно изменились. Во второй половине минувшего столетия эволю ционное мышление утвердилось почти повсеместно, и такие ученые, как Спен сер, Морган, Тайлор – назовем лишь самые известные имена, – прониклись и деей единой и всеобщей (те. охватывающей все человечество) культурной эв олюции. В более недавние времена ее влияние несколько поколебалось – от части под влиянием Ратцеля, чьи географические изыскания выяснили важн ую роль диффузии и миграций. Проблемой диффузии особенно пристально зан имались в Америке, но куда более широкую разработку и практическое приме нение нашла она у Фоя, Гребнера и особенно у Эллиота Смита и Риверса. В ито ге этнологические исследования сейчас – во всяком случае практикуемы е отдельными группами ученых Англии и Германии – основываются больше н а теориях миграции и распространения, чем эволюции. Критическое рассмотрение обоих научных направлений показывает, что он и исходят из диаметрально противоположных гипотез. Эволюционная точка зрения предполагает, что исторические изменения в культурной жизни чел овечества подчинены определенным и повсеместно действующим законам, в следствие чего развитие культуры в главных своих чертах протекает один аково у всех рас и народов. Эта мысль четко сформулирована Тайлором во вс туплении к его классическому труду «Первобытная культура». Но стоит сог ласиться, что признанию гипотезы о единой эволюции должно предшествова ть ее доказательство, как все построение теряет опору. То правда, что в сам ых разных частях земного шара есть не- 519 мало признаков параллельного развития, а в самых взаимоотдаленных реги онах – похожие обычаи. Наличие этих сходств, распространенных с такой н ерегулярностью, что их трудно объяснить диффузией, служит одним из основ аний эволюционной, равно как и психологической интерпретации культурн ых феноменов у Бастиана. Нельзя не заметить, что эта гипотеза видит высши й тип культурного развития (к какому якобы тяготеют все более примитивны е культурные типы) в современной западной культуре, так что ее сторонник и ретроспективно выстраивают схему ортогенетического развития, венец которого – наша современность. Но коль скоро мы допускаем совершенно ра зные и притом сосуществующие типы цивилизации, ясно, что гипотеза о един ой всеобщей линии развития теряет почву. Этим гипотезам противостоит современная тенденция, не признающая общу ю эволюционную схему как выражение общемирового культурного развития. Она отрицает внутренние причины сходного развития взаимоотдаленных ре гионов и объясняет его миграцией и диффузией, для чего приходится допуст ить наличие исторических контактов на колоссальных пространствах. Так ая концепция требует для своего подтверждения высокоустойчивых культу рных признаков, наблюдаемых у многих первобытных племен, и предполагает сосуществование целого ряда различных и независимых черт, заново прояв ляющихся в одинаковых сочетаниях на сильно удаленных друг от друга терр иториях. В этом смысле как бы возрождают теори ю Герланда об устойчивом наборе культурных признаков, развившихся в опр еделенном месте и переносимых в ходе миграций с континента на континент. Наша попытка выяснить теоретические основания этих противоположных пу тей этнологического исследования говорит о слабой доказуемости главны х их предпосылок и о том, что в обоих случаях перед нами произвольная схем а единого культурного процесса. Оба метода есть, в сущности, разные формы классификации статичных культурных феноменов, основанные на разных пр инципах, а приписываемое этой классификации историческое значение не п одкрепляется никакими доводами. Так, например, замечено, что в большинст ве районов мира существует сходство между декоративны ми формами, имеющ ими символический характер, и другими, более или менее геометрическими. Эволюционное объяснение их развития классифицирует декоративные форм ы таким образом, что наиболее символические из них становятся первичным и, а остальные – иллюстрирующими постепенный 520 переход от символических к чисто условным геометрическим формам. Иными словами, эта классификация призвана доказать постепенное происхождени е геометрических форм из вырождающихся символических. Этот метод взяли на вооружение, в частности, Патнэм, Штольпе, Бальфур, а также Хэддон, Ферво рн и (в ранних своих работах) Штейнен. Не отрицая их наблюдений, я бы все же н е спешил с обобщениями и с утверждением, что классификация, основанная н а указанном принципе, отражает историческое развитие. Не менее вероятна и обратная последовательность, и мы вполне могли бы начать с простейших геометрических элементов, постепенно видоизменяющихся в символически е изображения, и с равным основанием усмотреть здесь итог исторического процесса. Обе эти возможности рассмотрены около 1885г. Холмсом. Но ни ту, ни д ругую теорию нельзя обосновать без конкретных исторических доказатель ств. Противоположный подход, допускающий диффузное происхождение, отразилс я в попытке Генриха Шурца связать декоративное искусство северо-Западн ой Америки и Меланезии. Лишь то одно, что многие его элементы в обоих регио нах интерпретируются как изображение глаза, навело исследователя на мы сль об их общем происхождении, не допускающую для данного явления (котор ое имеет ярко выраженные местные особенности и на американской, и на мел анезийской почве) независимого в обоих случаях источника. В этой попытке Шурц следовал Ратцелю, искавшему связь между Меланезией и американским Северо-Западом на основе других культурньих признаков. Если обращение к описанным выше гипотезам характеризует главное напра вление европейской науки, то американские антропологи в большинстве св оем держатся сейчас другого метода. Короче говоря, это методологическое различие проявляется в том, что американских ученых интересует прежде в сего динамическая сторона культурных изменений и практическая возможн ость реконструировать историю культуры на основе их исследования. Окон чательное же решение главного вопроса о причинах параллелизма в культу рном развитии взаимоотдаленных ареалов – будь то общемировая диффузи я или извечная стабильность культурных признаков, – они отлагают до луч шего изучения специфики культурных изменений. Американские этнологиче ские методы аналогичны методам европейской археологии – особенно арх еологии Скандинавии и Восточного средиземноморья доисторической эпох и. Со стороны может показаться, что ученые Америки всеце- 521 ло поглощены конкретными исследованиями и нимало не вникают в философс кие проблемы истории цивилизации. На мой взгляд, такая оценка американск ого научного направления несправедлива. Эти проблемы волнуют нас не мен ьше наших европейских коллег, но мы не надеемся решить их с помощью форму л. Для начала скажем, что проблема культурной истории представляется нам проблемой исторической. Чтобы понять историю, необходимо знать не тольк о то, как вещь существует, но и то, как она возникла. В области этнологии, не имеющей по большинству регионов мира других надежных данных, кроме архе ологических, любое подтверждение перемен добывается косвенными путями , представление о которых дают сравнительно-филологические исследован ия. Метод этих исследований основан на соотнесении устойчивых феномено в с данными об их географическом распространении. О его возможностях убе дительно говорят работы Лоуи, посвященные военным союзам у индейцев рав нин, а также современные труды по американской мифологии. Не рассчитывая получить неопровержимые данные о хронологи ческой последовательности событий, мы тем не менее можем выяснить – и притом с высокой степенью вер оятности и даже надежности – общие контуры. Применение этих методов разрушает картину абсолютной стабильности пер вобытных обществ, складывающуюся при наблюдении данного народа лишь в д анном состоянии. С этого момента все культурные формы видятся постоянно текучи ми и открытыми глубоким модификациям. Понятно, почему в наших нау чных занятиях такое важное место занимает проблема распространения. до казать распространение много легче, чем выявить процессы, обусловленны е внутренними причинами; в последнем случае сбор материала сталкиваетс я со многими трудностями. Тем не менее, данные в его пользу можно обнаружи ть в любом явлении аккультурации, где чужеземные элементы преобразуютс я сообразно моделям, господствующим в новом их окружении, и в специфичес ки локальном развитии универсальных идей и способов деятельности. Прич ина недостаточно энергичного изучения внутреннего развития не в его ма ловажности, с теоретической точки зрения, а скорее в сопутствующих этому изучению методологических трудностях. Но надо заметить, что в последние годы оно, кажется, привлекло внимание многих ученых, о чем говорит ряд раб от по аккультурации и взаимосвязи культурных навыков. Разработка этого направления выявляет один существенный признак всех исторических феноменов. Если в естествен- 522 ных науках мы имеем дело с неким набором причин и изучаем результаты их д ействия, то при анализе исторических событий в каждом явлении приходитс я видеть не только результат, но и причину. Нечто похожее происходит и с за конами физики. Так, астрономия может рассматривать положение данных неб есных тел в данный момент времени как результат гравитации, но вместе с т ем именно это их специфическое положение в пространстве определяет и да льнейшие изменения. Это отношение более отчетливо выступает в истории ц ивилизации. Например, избыток продовольственных запасов способствовал приросту населения и умножению досуга, позволяющего заниматься не толь ко насущно необходимым. В свою очередь и прирост населения, и умножение д осуга, используемого, среди прочего, и для изобретений, создают еще больш ий избыток продовольствия и свободного времени. Таким образом, налицо со вокупный результат. Те же соображения возникают и по поводу важной проблемы взаимоотношени й индивида и общества при изучении динамических условий изменения. Дейс твия индивида в большой степени определяются его социальным окружение м и вместе с тем сами влияют на общество, в котором он живет, внося изменен ия в его форму. Эта проблема – вероятно, одна из самых важных, с какими при ходится иметь дело при изучении культурных изменений; она вызывает все б ольший интерес у исследователей, не довольствующихся систематизацией унифицированных верований и обычаев и питающихся понять, как реагирует индивид на все его социальное окружение и на то многообразие оценок и сп особов действия, которое наблюдается даже в первобытном обществе, и каки м образом его реакции вызывают далеко идущие следствия. Одним словом, метод, который мы пытаемся обосновать, зиждется на изучени и динамических изменений в обществе, доступном наблюдению в данное врем я. Не умея объяснить процессы, протекающие на наших глазах, мы не дерзаем б раться за общие проблемы развития цивилизации Но даже и такое направление исследований предполагает некоторые вывод ы общего характера, и прежде всего – отказ от трактовки человеческой ци вилизации как всецело обусловленной психологической необходимостью, и з которой вырастает единообразная общемировая эволюция. Освободившись от нее, мы видим историческую уникальность каждой культурной группы, оп ределяемую отчасти ее самобытным развитием, отчасти – иноплеменными в лияниями. Мы имеем дело и с процессами и постепенной дифференциации, и с п роцессами сглаживания различий в соседствующих центрах куль- 523 тур; основываясь же на единой эволюционной схеме, совершенно невозможно понять, что происходило с каждым конкретным народом. Противоположность [ наших и эволюционистских] воззрений ярко проявилась в различных тракто вках цивилизации зуньи: у Фрэнка Гамильтона Кашинга, с одной стороны, и у м ногих современных ученых особенно у Элси Клью Парсонс, Лесли Спайера, Ру т Бенедикт и Рут Бунзель – с другой. Кашинг полагал, что культуру зуньи мо жно целиком объяснить как реакцию ее носителей на внешнюю среду и что вс я она, таким образом, интерпретируется как развитие, за- данное географич еским положением народа. Глубокое проникновение этого ученого в мышлен ие индейцев и исчерпывающее знакомство с самыми интимными сторонами их жизни придавали его интерпретации особую убедительность. С другой стор оны, исследования д-ра Парсонс – вкупе с выводами профессора Крёбера – ясно доказывают, что культура зуньи подверглась сильному испанскому во здействию и как таковая является одним из лучших (среди доступных нам) пр имеров аккультурации. Психологическое истолкование, при всей его привл екательности чревато совершенно неверными заключениями; исторический же подход дает совсем иную картину, где уникальное сочетание остатков др евности (имеющих достаточно сложное происхождение) и европейских влиян ий ведет к тому, что существует в настоящее время. Кроме того, изучение динамики жизни первобытных народов показывает, что гипотеза долговременной стабильности – вроде той, какую защищает Элли от Смит, не подтверждается фактами. детальный анализ любой стороны этой жизни застает ее в текучем состоянии, а это наводит на мысль о тесном пара ллелизме истории языка и истории общего культурного развития. Периоды з астоя сменяются бурными пере- менами, и вряд ли можно указать примитивны е обычаи, сохранившиеся в полной неприкосновенности. Более того, феномен аккультурации доказывает, что перенесение обычаев одного региона в дру гой без сопутствующих изменений встречается чрезвычайно редко. И вряд л и можно говорить, как это делает Эллиот Смит, о многочисленных примерах п араллельного существования «исконно средиземноморских» обычаев. Хотя исторический и всецело уникальный для каждого региона тип культурных и зменений является важным элементом истории развития культуры, мы в то же время допускаем известный типологический параллелизм. Однако мы склон ны усматривать этот параллелизм не столько в конкретных обычаях и навык ах, сколько в определенных динамических условиях, обязанных своим проис хождением социальным или 524 психологическим причинам, от которых зависят сходные результаты разви тия. Здесь уместно вспомнить ранее приведенный мною пример о зависимост и между продовольственными ресурсами и приростом народонаселения. При мер иного рода возникает там, где встающие перед человеком проблемы реша ются с помощью ограниченного набора средств. Так, повсеместно сталкивая сь с браком и справедливо видя в нем универсальный институт, мы вместе с т ем узнаем, что брак возможен лишь между некоторым числом мужчин и некото рым числом женщин, между некоторым числом мужчин и одной женщиной, между некоторым числом женщин и одним мужчиной или между одним мужчиной и одно й женщиной. Ясно, что эти формы брака имеют повсеместное распространение , и потому нас не должны удивлять их аналоги, утвердившиеся в разных частя х света совершенно независимо друг от друга. Учитывая же хозяйственные у словия человечества и особенности полового инстинкта высших позвоночн ых, мы не удивимся и сравнительно малой распространенности полигамной и полиандрической форм брака. То же нужно иметь в виду и при изучении отвле ченных понятий. Одним словом, если мы ищем законы, то последние обнаружив аются в действии физиологических, психологических и социальных фактор ов, а не в успехах культуры. В некоторых случаях регулярно наблюдаемые сл едствия этих успехов могут сопутствовать психологическому или социаль ному развитию. На это указывают последствия производственных новшеств в Старом Свете и Америке, которые я рассматриваю как взаимонезависимые р егионы. На смену собирательству и каменным орудиям пришли земледелие, го нчарное производство, а потом и металлообработка. Такой порядок возникн овения новых видов деятельности связан, по-видимому, с тем, что использов ание натуральных продуктов, орудий и утвари (равно как и сопутствующие э тому операции) отнимало у человека все больше времени. При всем несомнен ном параллелизме в развитии двух континентов нечего и надеяться просле дить ход этих перемен в деталях. С другими человеческими новациями дело обстояло иначе. Такое древнее достижение Старого Света, как приручение ж ивотных, в Новом Свете (где до появления европейцев, похоже, не знали други х домашних животных, кроме собаки), напротив, оказалось весьма поздним. Вп рочем, в Перу делались первые и очень медленные шаги к одомашниванию лам ы; кое-где на континенте разводили и птиц. Подобным образом можно взглянуть и на историю интеллектуальной деятел ьности. По-видимому, одна из фундаментальных особенностей человеческог о развития проявляется в 525 том, что поначалу бессознательные действия со временем становятся объе ктом осмысления. Этот процесс наблюдается повсеместно, но ярче всего, по жалуй, в истории науки, постепенно и во всех направлениях расширяющей сф еру своего проникновения и содействующей осознанию действий, которые и индивид, и общество ранее совершали автоматически. До сих пор я не касался другого аспекта современной этнологии, связанног о с успехами психоанализа. Как известно, Зигмунд Фрейд стремился показат ь, что первобытное сознание во многих отношениях аналогично определенн ым формам индивидуальной психической деятельности, которые он исследо вал с помощью своего психоаналитического метода. Попытки Фрейда во мног ом близки той интерпретации мифологии, с какой выступили символисты – н апример, Штукен. Риверс воспринял мысль Фрейда, равно как и [культурно-ист орические] интерпретации Гребнера и Эллиота Смита, вследствие чего в его новых работах психоаналитический подход хаотически переплетен с теор ией древней трансмиссии. Допуская, что некоторые идеи, лежащие в основе психоаналитических иссле дований Фрейда, могут найти успешное применение в разработке этнологич еских проблем, я все же не думаю, что одностороннее использование его мет ода позволит лучше понять развитие человеческого общества. Конечно, вли яние впечатлений, полученных в первые годы жизни, всегда недооценивалос ь; верно и то, что социальное поведение человека в огромной степени завис ит от самых ранних навыков, образовавшихся прежде связной памяти, а мног ие так называемые расовые или наследственные признаки нужно считать ск орее результатом раннего воздействия определенных социальных условий . Большинство этих навыков остается вне сферы сознания и преодолевается с большим тру- дом. Именно с этим обстоятельством можно связать различия в поведении разнополых подростков. Но если мы попытаемся применить все у чение о влиянии подавленных желаний к деятельности людей, живущих в разн ых социальных условиях, то, безусловно, выйдем за пределы тех законных до пущений, на которые дает право изучение психологии индивида в норме и па тологии. С другой стороны, можно выделить ряд куда более влиятельных фак торов. Так, многие явления истории языка ясно показывают, что ментальное поведение человека определяют совсем не те условия, к которым приковано внимание последователей Фрейда. Большинство людей ничего не знают о кат егориях, лежащих в основе языка и остающихся неосознанными до системати ческого изучения грамматики. Тем не менее именно лингвистические катег ории за- 526 ставляют нас видеть мир с точки зрения определенной системы понятий, при нимаемых нами, по незнанию законов развития языка, за объективно-данные категории и в свою очередь воздействующих на формы нашего мышления. Прои схождение этих категорий неизвестно, но они, уж наверное, ничего общего н е имеют с феноменами, составляющими предмет психоаналитических исслед ований. Большие сомнения вызывает и правомочность психоаналитического учения о символе. Известно, что истолкование символов занимало важное место в ф илософии всех времен. Не только первобытное мышление, но и история филос офии и теологии изобилуют примерами высокоразвитого символизма, типы к оторого определяются общей ментальной установкой того или иного мысли теля. Богословы, толковавшие Библию с точки зрения религиозного символи зма, в своих выводах были точны ничуть не меньше психоаналитиков, рассма тривавших человеческую мысль и поведение сквозь призму сексуального с имволизма. Результаты символической интерпретации прямо зависят от су бъективной установки исследователя, интерпретирующего явления сообра зно с главной своей концепцией. Доказать правомочность психоаналитиче ского символизма – значит продемонстрировать неубедительность всех п рочих интерпретаций символа, исходящих из совершенно иных оснований, ра вно как и неадекватность объяснений, игнорирующих символическое значе ние явления или сводящих его к минимуму. Вот почему, приветствуя любой продуктивный метод психологического исс ледования, мы не можем связывать успехи этнологии с простым перенесение м новейших односторонних приемов психологического изучения индивида н а социальные явления, происхождение которых говорит об их исторической обусловленности и о влияниях совсем иного порядка, чем те, какими занима ется психология индивида. Перевод Ю. С. Терентьева