Вход

Критика психологии "первого лица"

Реферат* по социологии
Дата добавления: 16 октября 2011
Язык реферата: Русский
Word, rtf, 196 кб
Реферат можно скачать бесплатно
Скачать
Данная работа не подходит - план Б:
Создаете заказ
Выбираете исполнителя
Готовый результат
Исполнители предлагают свои условия
Автор работает
Заказать
Не подходит данная работа?
Вы можете заказать написание любой учебной работы на любую тему.
Заказать новую работу
* Данная работа не является научным трудом, не является выпускной квалификационной работой и представляет собой результат обработки, структурирования и форматирования собранной информации, предназначенной для использования в качестве источника материала при самостоятельной подготовки учебных работ.
Очень похожие работы
Критика психо логии «первого лица» Наконец, базовый метод самопознания – инт роспекция – не ускользает от критического внимания Райла. Он называет э ту концепцию концепцией привилегированного доступа к своему собственн ому сознанию или, по-другому, еще психологией «первого лица». Ею предпола гается, в формулировке Райла, что 1) сознание не может не быть постоянно ос ознающим все, что предположительно в нем происходит (говоря словами Райл а: всех актеров частной сцены картезианского театра), и 2) сознание может т акже по своему произволу исследовать путем нечувственного восприятия, по крайней мере, некоторые из его собственных состояний и операций. «Бол ее того, и это постоянное осознание (обычно называемое «сознанием»), и это нечувственное внутреннее восприятие (обычно называемое «интроспекцие й»), предполагаются безошибочными». Райл, конечно, не отрицает, что мы може м иметь знание о себе, он лишь отрицает, что способ, каким мы получаем знан ие о себе, чем-то существенно отличается от тех способов, какими мы получа ем знание о ментальных свойствах других людей. Аргумент Райла таков: доп устим, существуют призрачные ментальные события, должны тогда иметься с реди них такие, чтобы их объектами могли быть ментальные события. С точки зрения концепции интроспекции, это значит, что наблюдатель должен быть с пособен концентрировать внимание на двух вещах одновременно, например, на решении проснуться рано и на наблюдении этого решения. Этот аргумент, однако, не является логически фатальным, что и признает Райл, так как могу т возразить, что в результате тренировок некоторые люди научаются комби нировать внимание на двух действиях сразу (например, вести машину и вест и беседу) – почему бы не допустить такую возможность в случае интроспек ции? Можно, к тому же, описывать разделение внимание как быстрые переключ ения с одного на другое, а не как синхронный акт. Но фатальным, по мнению Ра йла, является здесь классический аргумент от бесконечного регресса: мы в ынуждены полагать некий предел возможным одновременным актам внимания ; между тем, для того, чтобы знать о некоем ментальном событии, надо знать о б этом акте наблюдения за этим событием, для чего, в свою очередь, нужно зн ать об акте наблюдения акта наблюдения этого ментального события и т.д. Т огда какие-то ментальные акты или процессы мы должны полагать не интросп ектируемыми: но как тогда такие акты могут обнаруживаться? Но если допус тимо, что знание о собственных ментальных процессах может не всегда осно вываться на интроспекции, то не уместно ли тогда сомнение в том, что оно во обще когда-нибудь основывается на интроспекции? С другой стороны, однако , даже если такое общее сомнение и уместно, это – еще не достаточное основ ание для отказа от идеи интроспекции. Другой аргумент против интроспекции, который Райл воспроизводит, восхо дит к философии Юма: идея интроспекции как наблюдения предполагает эмоц иональную неокрашенность акта интроспекции; между тем, многие ментальн ые состояния включают эмоции, и их, стало быть, нельзя неэмоционально наб людать, если под интроспекцией понимать синхронное наблюдаемому наблю дение. Допустить, что мы можем наблюдать интроспективно эмоциональное с остояние, тогда значит согласиться с тем, что мы не находимся в этом состо янии в момент наблюдения, т.е., что интроспекция фактически имеет ретросп ективный характер. Но, развивает эту мысль Райл, если ретроспекция может дать нам знание о некоторых наших ментальных состояниях, почему она же н е может быть источником наших знаний о всех наших ментальных состояниях ? Но, в отличие от предполагаемых объектов интроспекции, объекты ретросп екции не являются призрачного объектами из мира-двойника физического. Т ак же точно, говорит Райл, как можно обнаружить себя чешущимся или напева ющим что-либо вслух, можно (ретроспективно) обнаружить себя мечтающим ил и рассуждающим «про себя» («в мыслях»): он, таким образом, трактует ретросп екцию как метод, в отличие от интроспекции, не отличающийся принципиальн о от внешнего наблюдения за поведением. Тот факт, что ретроспекция автоб иографична не подразумевает, что она дает нам привилегированный доступ к фактам некоего особого рода. Точно так же личный дневник может давать ц енные сведения об его авторе, но, тем не менее, не является хроникой каких- то призрачных эпизодов – ментальных процессов в его сознании. Ретроспе кцию роднит с внешним наблюдением еще и то немаловажное обстоятельство, что ретроспекция, в отличие от интроспекции, мыслиться допускающей ошиб ки. Решающую роль в самопознании, с точки зрения рассматриваемого подхода, и грают, следовательно, те же методы и приемы, что и в познании других. Я узна ю, что понял, например, чей-либо аргумент, фиксируя (ретроспективно) свою с пособность его проанализировать, воспроизвести другими словами или чт о-либо подобное; это – индуктивный процесс, допускающий ошибки. Но точно также индуктивно я узнаю, что другой понял мой аргумент. Я не узнаю этого п утем наблюдения какого-то специфического ментального процесса. Я узнаю, что некий человек умный, обобщая то, что мне известно о его поведении в опр еделенных обстоятельствах; но так же точно я выношу суждение о своих соб ственных умственных способностях, обобщая то, что мне известно о моем со бственном поведении в определенных обстоятельствах – тех, которые я сч итают контрольными в отношении проверки умственных способностей. Неко торые фразы – «я хочу то-то и то-то», «я чувствую то-то и то-то», «у меня депр ессия», «я надеюсь» и т.д. – сконструированы таким образом, что создают у нас иллюзию, будто выполняют описательную функцию – сообщают о факте: о наличии некоего ментального состояния или о процессе, которые можно ото ждествить с желанием или намерением, или депрессией, или чувством голода , или надеждой, или и т.д. Однако, замечает Райл, у этих выражений другие функ ции: просьба, пожелание, требование, жалоба и т.д. Поэтому, когда некто може т описать свое состояние с помощью фразы, например: «Я хочу есть» – это не значит, что это состояние включает в себя какой-то таинственный менталь ный процесс или состояние (голода), это только означает, что имей индивид т акую возможность, он немедленно набросился бы на еду, пусть даже не самог о лучшего качества, или что он склонен свернуть все другие дела и пойти пе рекусить, или что-нибудь в таком духе, а фраза выражает, скорее, пожелание или требование (в зависимости от интонации и других ее физических характ еристик). Такие фразы соответствуют ситуациям, с точки зрения Райла, не ре презентативно – т.е. не благодаря наличию неких фактов, которые эти фраз ы будто бы описывают – а прагматически: т.е. на том основании, что обычно, к огда люди склонны вести себя таким образом (откладывать другие дела ради еды, набрасываться на пищу и т.д.), они, если задать им соответствующий вопр ос (или даже без этого), сопровождают свое поведение подобной фразой и она имеет определенную коммуникативную ценность: например, «хватить этим з аниматься, пойдем поедим». Есть слово «Я» и ему подобные, относительно которых тоже может утверждат ься, что они обозначают какую-то экстрафизическую сущность – некое тран сцендентальное единство апперцепции, например. С точки зрения Райла и ко нцепции значения как функции от способов употребления, однако, «Я» – эт о индикативное слово, чья логика принципиально не отличается от логики т аких индикативных слов, как «теперь», «вчера», «сегодня», «здесь» и др. Оно обычно обозначает только того, кто его произносит и только в тот момент, к огда его произносят – такова его функция и в этом ком-то оно обозначает н е нечто экстрафизическое, а его самого – физически организованного инд ивида, издающего звук «Я». 1. Бихевиоризм 1.1. Идея бихевиористской психологии Концептуальная критика картезианской па радигмы сознания исторически оказалась тесно связана со становлением и развитием бихевиоризма. Важнейшая эпистемологическая предпосылка би хевиоризма, ставшего в первой половине 20 века на западе фактически психо логическим мейнстримом, состоит в том, что единственный источник эмпири ческих данных для психологии – наблюдаемое поведение. Поскольку внутр енняя психическая жизнь и сознание не доступны наблюдению «от третьего лица», то перенос фокуса эмпирического изучения на внешнее, наблюдаемое поведение позволяло поставить психологию в один ряд с другими естестве нными науками, по крайней мере, методологически. О при этом она сохраняла некую сравнительную независимость своего предмета. Вместе с тем, единст венное, что, по мнению бихевиористов, прежде отделяло психологию от есте ственных наук – это приверженность идее феноменального сознания; поэт ому на его использование в психологических описаниях был наложен запре т. Психология должна, с этой точки зрения, не описывать внутренние психич еские субъективные состояния или процессы, а формулировать законы, связ ывающие между собой внешние наблюдаемые стимулы, воздействующие на орг анизм, и внешние же, наблюдаемые реакции этого организма на эти стимулы. Э ти принципы в общем виде сформулировал Джон Ватсон[17] . Он полагал, что бихе виоризм открывает новую эру в психологии, эру окончательного расставан ия с понятиями сознания и интроспекции. Так, в своей книге «Бихевиоризм», ставшей манифестом этого направления, он писал на первых же страницах: « Бихевиоризм утверждает, что сознание не является ни определенным, ни име ющим какое-либо применение понятием. Бихевиорист, всегда выступающий ка к экспериментатор, придерживается к тому же того взгляда, что вера в суще ствование сознания восходит к древним временам предрассудков и магии» [18] . Обычно говорят о двух направлениях бихевиоризма, одно из которых в осн овном ассоциировано с именами Ватсона и Скиннера, другое – И. Павлова и К . Халла. Оба направления в целом согласны относительно базовых предпосыл ок бихевиоризма: в частности, они разделяют единую концепцию обучения, с огласно которой обучение не есть функция внутренних правил или менталь ных «механизмов», а – управляемого изменения реакций посредством стан дартизованного изменения стимуляции; при этом субъект рассматривается как tabula rasa , лишенный каких-либо априорных ментальных структур, способных в лиять на его будущее развитие. Однако, между ними существуют и некоторые расхождения: например, по вопросу о связи между стимулами и реакциями. Ко нтроль над реакциями посредством изменяемых стимулов не обязательно д олжен предполагать, что бихевиорист утверждает в качестве механизма эт ого контроля причинно-следственные зависимости между стимулами и реак циями. Во всяком случае, Скиннер отказывается допускать в психологическ ое объяснение какие бы-то ни было внутренние сущности, не только менталь ные, которые могли бы быть «деталями» этого каузального механизма. Между тем, Павлов и Халл привлекают в эти объяснения нейрофизиологические опи сания, говорящие о внутренней, хотя и не ментальной, структуре вызывания стимулом реакции. Скиннер возражает против привлечения в психологии ко нцепции скрытых (или внутренних) физических причин, указывая, что о нервн ых процессах можно только заключать на основании поведения, которое зат ем полагается как результат этих процессов: «Мы узнаем точные нейрологи ческие условия, непосредственно предшествующие, скажем, ответу «Нет, спа сибо». Мы обнаружим, что этим событиям, в свою очередь, предшествуют други е нейрологические события, а им другие и т.д. Этот ряд приведет нас снова к событиям, внешним по отношению к нервной системе, и в конечном счете, внеш ним по отношению к организму»[19] . Те причины, которые могут быть обнаружен ы в нервной системе, имеют, таким образом, лишь ограниченную полезность в предсказании и управлении поведением. Бихевиоризм может не предполагать специф ических онтологических следствий в виде отказа в существовании феноме нальному сознанию и ментальному вообще. Бихевиористская позиция по это му вопросу может ограничиваться сравнительно скромным положением о не обходимости переопределить в эмпирицистском духе предмет психологии, исходя из того, что что бы ни изучала психология как наука, она может изуча ть это методом наблюдения за (контролируемым) поведением. В этом случае м ожет быть даже сохранено понятие сознание как имеющую определенную зна чимость в психологическом дискурсе, если сознание может быть выведено и сключительно из изучения поведения. Так, Карл Лэшли в статье 1923 года «Бихе виористская интерпретация сознания» пишет: «концепция сознания … есть концепция сложного соединения и последовательности телесных действий ( activities ), тесно связанных с или включающих вербальные механизмы и механизмы жестикуляции и, вследствие этого, чаще всего удостаивающихся социально го выражения»[20] . С другой стороны, постулирование поведения в качестве к ритерия сознания – не то же самое, что отождествление поведения с созна нием. Термин, подходящий для описания отношения большинства методологи ческих бихевиористов к сознанию – «экстернализация» сознания средств ами публично наблюдаемого поведения. Метафизический вопрос о тождеств е при этом обычно остается открытым. Например, Эдвин Хольт выдвигает тез ис о сосуществованиидвух феноменов – поведения и сознания[21] . Сходного м нения придерживается Эдвард Толман: «Всякий раз, когда организм в опреде ленный момент стимуляции перемещается из позиции готовности отвечать ( на эту стимуляцию) каким-либо относительно дифференцированным способо м в позицию готовности отвечать (на эту стимуляцию) каким-либо относител ьно более дифференцированным способом, имеет место сознание»[22] . Б. Скинн ер предпринял критику раннего бихевиоризма Ватсоновского образца имен но за то, что они потратили столько времени на борьбу с интроспективным и зучением ментальной жизни и, таким образом, внесли путаницу в важную цен тральную идею бихевиоризма – методологическую. Согласно Скиннеру, пре дставление о бихевиоризме как о концепции, игнорирующей сознание, чувст ва и состояния сознания, ложно. Не правильно говорить, что сознание не сущ ествует; оно, скорее, иррелевантно научному объяснению, а стало быть, псих ологическому: «Мы не можем объяснить поведение какой-либо системы, наход ясь полностью внутри нее; в конце концов мы должны повернуться лицом к си лам, действующим на организм извне. До тех пор, пока в нашей каузальной цеп и есть такое слабое звено, что вторая связь не детерминирована посредств ом закона первой, или третья – второй, первая и третья связи должны быть с оотнесены посредством закона»[23] . Взгляды Райла и других критиков картезианской парадигмы с точки зрения анализа языка и взгляды ведущих бихевиористов, включая Ватсона и Скиннера объединяет общая аналитичес кая предпосылка, согласно которой язык психологии не имеет других рефер ентов, кроме наблюдаемых в эмпирицистском смысле. Поэтому эти подходы ин огда объединяют под общей рубрикой «аналитический бихевиоризм». Главн ое различие между ними можно охарактеризовать следующим образом: в то вр емя, как Райл убежден, что к бихевиоризму обязывает нас категориальная с труктура наших естественных языков, Ватсон и Скиннер рассматривают это обязательство как эпистемологическое, т.е. такое, которое требует, чтобы язык психологии был приведен в соответствие определенным нормам, незав исимо от того, что предписывает анализ значений соответствующих поняти й в естественных языках[24] . Но обе концепции, несомненно, воодушевлены поз итивистскими идеями и опираются на верификационистскую доктрину значи мости понятий. И в том, и в другом случае в качестве одного из важнейших ос нований исключения понятия сознания из языка подлинно научной психоло гии рассматривается неверифицируемость предложений, включающих токен ы этого и родственных ему понятий. 1.2. Логический бихевиоризм Хорошую экспозицию позитивистских основ аний бихевиоризма дает анализ, предложенный Карлом Густавом Гемпелем в статье 1935 года «Логический анализ психологии». Он фактически показывает как бихевиоризм следует из применения позитивистской идеи верификации и аналитического метода анализа языка к психологии. С точки зрения физи ки процесс считается полностью объясненным, если мы проследили все его ф изические составляющие, включая причины. Но считается, что существует не преодолимая пропасть между предметом естественных наук и предметом на ук о сознании и культуре («наук о духе») в том отношении, что последний не и счерпывается своим материальным или физическим составом. Это означает, что понять, тем более, объяснить, например, процесс говорения (когда челов ек говорит, а когда нет), невозможно, даже проследив все физические элемен ты говорения, вплоть до химических процессов в мозгу. Бихевиоризм, утвер ждает Гемпель, содержит принципиальный контртезис этому взгляду, утвер ждающий, что научная психология должна ограничиться изучением телесно го поведения, посредством которого человек и животные реагируют на изме нения в их физическом окружении, и должна осуждать как не научные любые д ескриптивные или объясняющие шаги, использующие термины интроспективн ой психологии (которую Гемпель называется также «понимающей»). Примеры т аких нежелательных терминов: «ощущение», «переживание», «идея», «воля», «намерение», «цель», «диспозиция», «подавление». Бихевиоризм, таким обра зом, оценивается Гемпелем как попытка построить научную психологию, кот орая бы своими успехами показала, что даже в психологии мы имеем дело с чи сто физическими процессами, и что, следовательно, может не быть никакой н епреодолимой пропасти между психологией и физикой. Вопрос, который Гемпель в этой связи считает основным для бихевиоризма: являются ли предметы физики и психологии по своей природе существенно о дними и теми же или разными? Это – вопрос о психофизическом тождестве. От вет на этот вопрос требует прояснения самого понятия предмета науки. Тео ретическое содержание науки обнаруживается в высказываниях, которые н аука делает или допускает. Соответственно, основной вопрос переформули руется Гемпелем как вопрос о фундаментальном различии между высказыва ниями психологии и высказываниями физики. С точки зрения неопозитивизм а содержание или, по-другому, значение высказывания определяется услови ями его истинности. Мы знаем значение высказывания (А), содержащего выраж ения, не являющиеся терминами наблюдения, тогда и только тогда, когда мы з наем при каких условиях мы назвали бы это высказывание истинным, а при ка ких – ложным. Эмпирицистскизм требует, чтобы эти условия формулировали сь исключительно в терминах, имеющих своими референтами результаты наб людения или нечто наблюдаемое, в совокупности с логическими терминами. Г емпель называет такие предложения проверочными. Все они являются физич ескими, т.е. использующими исключительно термины физики. Высказывания ви да (А), по его мнению, не утверждают ничего другого, кроме того, что все физич еские проверочные относительно (А) предложения верифицируются. Конечно, на практике верифицируется только часть таких предложений, а о верифици руемости других заключается индуктивно; но это – нормально для индукти вной науки. Гемпель исходит из того, что: 1) всякое высказывание вида (А) может быть ретр анслировано без изменения значения в другое высказывание – несомненн о, куда более длинное – в котором слова с претензией на сверхфизическую значимость, не встречаются, и 2) два высказывания, различающиеся формулир овками, могут, тем не менее, иметь одинаковое значение. Если это так, то мож но показать, что роль устранимых таким образом из описания условий истин ности терминов в эпистемическом дискурсе ограничивается, фактически, р олью аббревиатуры, делающей возможной краткую формулировку весьма сло жного физического описания; и высказывание (А) и ему подобные выполняют р оль сокращения для конъюнкции верифицирующих физических предложений. Общее положение, которое поддерживает пре дыдущие: два по разному сформулированных высказывания имеют одинаково е значение тогда и только тогда, когда они оба истинны или оба ложны при од них и тех же условиях. С этой точки зрения проблема психологического объ яснения сводится к проблеме соответствия между условиями верификации психологических высказываний и условиями верификации высказываний фи зики. Следующая конъюнкция выражает, по мнению Гемпеля, условия верифика ции высказывания: «Субъект испытывает зубную боль» (В). Субъект а) всхлипы вает и жестикулирует определенным образом, б) на вопрос «В чем дело?» он пр оизносит слова «Я испытываю зубную боль», в) при более внимательном осмо тре обнаруживается гниющий зуб с явным флюсом, г) в его кровяном давлении, процессах пищеварения, скорости реакций обнаруживаются такие-то и таки е-то изменения, д) такие-то и такие-то процессы происходят в его центрально й нервной системе. (Список, понятно, может быть продолжен или скорректиро ван.) Все обстоятельства, верифицирующие (В), выражены физическими провер очными предложениями: это относится даже к условию (б), которое, по мнению Гемпеля, просто выражает тот факт, что в определенных физических обстоят ельствах – распространение вибраций в воздухе при произнесении слов « В чем дело?» - в теле субъекта происходит определенный физический процес с – речевое поведение такого-то вида. Следовательно, (В) может быть переве дено без потери содержания в высказывание, которое больше не содержит те рмина «боль», а одни только физические термины[25] . Гемпель называет высказывания, которые мо гут быть переведены без изменения значения на язык физики, физикалистск ими высказываниями. Следовательно, позиция физикализма состоит в том, чт о все осмысленные (т.е. в принципе верифицируемые) психологические выска зывания переводимы в высказывания, не содержащие психологических поня тий, а только понятия физики, т.е. являются физикалистскими. Если так, то пс ихология является неотъемлемой частью физики. Позднее Гемпель несколь ко ослабил свой физикалистский тезис: «…тезис, утверждающий, что все выс казывания эмпирической науки переводимы без потери теоретического сод ержания на язык физики, следует заменить более слабым утверждением, что все высказывания эмпирической науки сводимы к предложениям, формулиру емым на языке физики, в том смысле, что для каждой эмпирической гипотезы, в ключающей, конечно, психологические гипотезы, можно сформулировать опр еделенные проверочные условия в терминах физических понятий, указываю щих на более или менее непосредственно наблюдаемые физические атрибут ы. Но утверждение не должно включать в себя положение о том, что эти провер очные условия исчерпывают теоретическое содержание данной гипотезы во всех случаях»[26] . Обычно выдвигают следующее фун даментальное возражение против физикализма: физические проверочные пр едложения абсолютно неспособны выразить существенную природу менталь ных процессов; они просто описывают физические симптомы, на основании ко торых умозаключается о наличии соответствующих ментальных процессов. Гемпель возражает, что нет психологического понимания, которое не было б ы тем или иным образом связано физически с тем, на кого направлено понима ние. Даже когда считается, что высказывание о ментальном состоянии должн о быть получено посредством «эмфатического понимания» (вчуствования, и нсайта и т.д.), единственная информация, которую оно дает нам – что в таких- то обстоятельствах такие-то события происходят в теле такого-то. Следующ ее возражение представляет собой аргумент от симуляции: преступник на с уде может демонстрировать симптомы психического расстройства – так ч то актуальным будет вопрос: «реально» ли его расстройство или он его сим улирует? Гемпель на это замечает, что иногда критериями заключения от си мптомов к состоянию полагают только наиболее доступные наблюдению соб ытия внешнего телесного поведения; но при более тщательном исследовани и, когда в расчет принимаются также события, происходящие в центральной нервной системе, симуляция может быть выявлена. Здесь аргумент может при нять вид допущения, что человек способен демонстрировать все «симптомы » ментального расстройства, не будучи при этом «в действительности» бол ьным. Здесь «в действительности» просто обязано быть поставленным в кав ычки, поскольку ответ физикалиста может быть только таким, что абсурдно было бы характеризовать такого человека как «в действительности норма льного» - ведь в этом случае, согласно гипотезе, мы не должны иметь никаког о критерия, в терминах которого можно было бы различить между ментальным и состояниями двух людей, демонстрирующих одинаковое поведение (вплоть до последней детали), один из которых «в дополнение» еще и «в действитель ности болен», а другой – «в действительности здоров». Такая гипотеза, с т очки зрения Гемпеля, будет содержать логическое противоречие, утвержда я: «Возможно, что высказывание ложно, даже когда необходимые и достаточн ые условия его истинности выполнены». Логический бихевиоризм, как Гемпель определил свою позицию, в некоторых отношениях противопоставляется им тому, что он называет психологическ им бихевиоризмом, а также классическому материализму. Во-первых, логичес кий бихевиоризм не утверждает (в отличие от некоторых вариантов психоло гического бихевиоризма), что сознаний, чувств, комплексов неполноценнос ти, волевых действий и тому подобного не существует, а также – что их суще ствование сомнительно. Он настаивает на том, что сам вопрос о существова нии таких психологических конструкций является псевдопроблемой, поско льку эти выражения (ментальные предикаты) сами в их «законном употреблен ии» являются всего лишь аббревиатурами физикалистских предложений, а н е именами сущностей. Во-вторых, в отличие от психологического бихевиориз ма, логический бихевиористский тезис не требует, чтобы психологическое исследование методологически ограничивалось изучением реакций орган изма на определенные стимулы. Это – теория о содержании психологически х высказываний, а не психологическая теория: с этой точки зрения неважно, какими средствами – на основании какой методологии – получено высказ ывание, важно, что его содержание все равно будет физикалистским. Она, сле довательно, показывает только, что, психология как наука создает исключи тельно физикалистские высказывания; а раз так, то это – не методологиче ское ограничение, поскольку логически невозможно, чтобы было по-другому . В-третьих, для того, чтобы логический бихевиоризм был истинен, не необход имо, чтобы мы могли описывать физические состояния человеческого тела в плоть до самых мельчайших подробностей того, что происходит в центральн ой нервной системе. Он также не зависит от того, знаем ли мы все физические законы, управляющие процессами в человеческих и животных телах; даже са мо существование детерминистских законов такого вида не является необ ходимым условием истинности логического бихевиоризма[27] . 2. Критика бихевиоризма Проблемы любого подхода можно в принципе п одразделить на три основные группы. Самыми общими, пожалуй, являются про блемы аргументации: в рамках подхода должен быть выработан убедительны й метод аргументации. Наибольшая собственно теоретическая трудность, м ежду тем, связана с проблемой метода, в данном случае представленной, по м еньшей мере, тремя составляющими: проблемами верификации, логического а нализа естественного языка и собственно бихевиористской концепции пси хологического объяснения, соответственно. Показать адекватность метод а задаче и значит в значительной мере решить проблему аргументации. Нако нец, заслуживают упоминания метафизические проблемы теории, а именно: на сколько приемлемы предпосылки, которые теория обязывает нас принимать. Демонстрация их приемлемости или принципиальной устранимости в рамках подхода без его радикальной ревизии неприемлемых предпосылок тоже сос тавляет существенную часть решения проблемы аргументации. Насколько э та проблема решается посредством решения двух других видов проблем, зав исит от того, насколько последние фиксируются стандартными возражения ми против теории данного вида. Если стандартные возражения ограничиваю тся ссылкой на те трудности методологического и метафизического вида, н а которые теория способна отвечать, то можно говорить о том, что у нее есть потенциал или метод эффективной аргументации в свою пользу. Самое, пожалуй, известное стандартное возр ажение против бихевиористского, в первую очередь, редуцирующего или эли минирующего, понимания ментального состоит в указании на то, что оно не с пособно обеспечить нас эффективными психологическими критериями. Если психология исследует только поведение и не занимается сознанием, но инт ерес к сознанию и ментальному, тем не менее, сохраняется, то, какую бы само стоятельную значимость такая психология не имела бы, она не сможет замен ить нам психологии в классическом смысле. Если же бихевиористская психо логия претендует на экстернализацию сознания и ментального, т.е. на пред оставление их верифицируемых критериев, то вполне уместно возражение, ч то бихевиористская психология просто не справляется с этой задачей. Кла ссический пример такой неспособности, по распространенному признанию, демонстрируют бихевиористские критерии отличия рационального действ ия или поведения от нерационального или поведения некоего определенно го типа от его симуляции. Так, Хилари Патнэм[28] предлагает провести такой м ысленный эксперимент: пусть дан другой мир, в котором боль, например, инач е, чем в нашем мире связана с поведением, а также, с внешними причинами бол и. Пусть в этом мире существует сообщество суперспартанцев или суперсто иков, в котором взрослые его члены способны успешно подавлять любое непр оизвольное болевое поведение. Они могут, по случаю, признать, что испытыв ают боль, но всегда – спокойным тоном, не эмоционально и т.д. (т.е. так, как он и обычно говорят о других вещах, констатируя их). Они никак иначе не проявл яют свою боль. Тем не менее, настаивает Патнэм, они испытывают боль (феноме нально она имеет место в этом сообществе) и она им не нравится так же, как и нам в нашем мире. Они даже признают, что им стоит больших усилий вести себя так, как они, испытывая боль. При этом можно допустить, что дети и незрелые граждане в этом обществе не умеют еще или не справляются с успешным пода влением болевого поведения (в той или иной степени): поэтому вообще имеет ся достаточно оснований приписывать наличие феномена боли данному соо бществу в целом даже на основании бихевиористских критериев. Но какие у нас есть критерии для того, чтобы судить о том, что такое-то и такое-то пове дение является непроизвольной реакцией на боль у этих неведомых предст авителей воображаемого мира? Можно считать таким поведением обычное по ведение избегания источников болевых ощущений, но избегающее поведени е может с тем же успехом пониматься и как непроизвольная реакция на каки е-нибудь другие, не болевые, ощущения. Чтобы не связываться с этими трудно стями, Патнэм предлагает рассмотреть суперспартанцев через миллионы л ет их эволюции, в результате которой у них начали рождаться полностью ок ультуренные дети: говорящие на языке взрослых, знающих таблицу умножени я, имеющих мнения по политическим вопросам и, между прочим, разделяющих г осподствующие спартанские представления о важности не проявления боли иначе как в виде констатации. В этом случае мысленный эксперимент вообщ е не будет предполагать в таком сообществе никаких непроизвольных реак ций на боль. Тем не менее, Патнэм считает абсурдом полагать, что таким людя м невозможно приписывать болевые ощущения. Чтобы выявить эту абсурднос ть, предлагается вообразить, что нам удалось обратить взрослого суперсп артанца в нашу идеологию: в этом случае, можно предположить, он начнет нор мальным (с нашей точки зрения) образом реагировать на боль. Бихевиорист т огда будет вынужден признать, что через посредство этого единственного члена сообщества суперспартанцев мы продемонстрировали существовани е непроизвольных болевых реакций у всего сообщества и что, таким образом , приписывание боли всему сообществу логически правомерно. Но это означа ет, что если бы этот единственный человек никогда не жил и мы имели бы возм ожность демонстрировать только теоретически, что эти люди испытывают б оль, то в этом случае приписывания им боли были бы неправомерными. Некоторые бихевиористы могут утверждать, что в случае описанных миров соответствующее вербальное поведение как раз и будет нужной формой болевого поведения. Отвечая на это, Патнэм пред лагает представить себе мир, в котором нет даже сообщений о боли: Х-мир, ка к он его называет. В этом мире живут суперсуперспартанцы, которые подавл яют даже разговор о боли: такие граждане, даже если каждый из них может дум ать о боли и даже иметь в своем идиолекте слово «боль», никогда не признаю т, что испытывают боль; они даже будут делать вид, что и слова такого не зна ют или ничего не знают о феномене, к которому оно отсылает. Короче говоря, жители Х-мира вообще никак не демонстрируют наличие у них боли (дети полн остью с рождения окультурены). Здесь вообще нет никакого способа приписа ть таким людям боль на основе бихевиористского критерия. Но жители Х-мир а, тем не менее, настаивает Патнэм, испытывают боль. Но, заметим, что если во зможность обращения члена такого сообщества в нашу идеологию исключае тся, например, за счет слишком больших различий между нами и ними, то в так ом случае единственное, что будет поддерживать уместность приписывани я им болевых ощущений – это наша метафизика ментального. Мысленный эксп еримент Патнэма предлагает мир абсолютной симуляции отсутствия боли, г де по поведенческим признакам вообще невозможно эту симуляцию разобла чить. Бихевиорист однако может возразить, что применительно к такому мир у невозможно и говорить о наличии феномена боли: это мы, воображающие так ой Х-мир «знаем» относительно него, что его жители испытывают боль, но изн утри этого мира или столкнувшись с реальным таким сообществом, такого зн ания мы получить не сможем и тогда наше утверждение о том, что, несмотря на то, что внешне это никак не проявляется, они испытывают (или могут испытыв ать) боль, будет совершенно необоснованным. У Патнэма есть на это ответ: он не согласен с тем, что его пример конструирует ситуацию, в которой нет спо собов вообще отличить случай, когда боль есть, но никак не проявляется в п оведении, от случая, когда ее просто нет; он настаивает на том, что его прим ер показывает лишь, что по внешнему поведению невозможно отличить один с лучай от другого, но в принципе есть другие критерии отличия. Например, го ворит он, можно исследовать мозг жителя Х-мира. Апелляция к таким критери ям, разумеется, вовлекает сложности другого вида, связанные с программой физикализма. Такое исследование может дать результаты желаемых видов, т олько если психофизическое тождество, поддерживающее такие результаты , вернее, такую интерпретацию получаемых результатов, в целом верно[29] . Другой вид критики отталкивает ся от анализа языковых средств и языка бихевиоризма. Так, Н. Хомский) аргум ентирует в пользу того, что Скиннер создает иллюзию строгой научной теор ии, применимой в очень широком диапазоне, хотя на самом деле вполне может быть так, что термины, используемые для описания поведения в лабораторны х условиях, и термины, используемые для описания реального поведения, яв ляются всего лишь омонимами, между значениями которых существует, в лучш ем случае, довольно туманное сходство. Базисные термины бихевиоризма – «стимул» и «реакция». Скиннер обязуется использовать узкие определени я этих терминов: фрагмент окружения и фрагмент поведения называются сти мулом (вызывающим, различенным или подкрепляющим) и реакцией, соответств енно, тогда и только тогда, когда они соотнесены посредством закона ( lawfully related ); это значит – если динамические законы, соотносящие их демонстри руют плавные и репродуцируемые зависимости. Так, если мы смотрим на крас ный стул и говорим «красный», то реакция находится под контролем стимула краснота; если мы говорим «стул», то реакция находится под контролем соб рания свойств (которые Скиннер называет объектом) – стулность; и то же са мое относится к любой реакции[30] . Этот метод, по мнению Хомского, так же про ст, как и бессодержателен, так как мы можем выделить столько свойств, скол ько у нас есть не синонимичных выражений для их описания в нашем языке; мы можем объяснить широкий класс реакций в терминах скиннерова функциона льного анализа, выделяя для каждой реакции управляющие ею стимулы. Но сл ово «стимул» теряет всякую объективность при таком использовании, поск ольку в этом случае стимулы перестают быть частью внешнего физического мира (как это предполагается Скиннером), а оказываются частью организма. Мы определяем стимул тогда, когда наблюдаем (например, речевую) реакцию. М ы не можем предсказывать языковое поведение в терминах стимулов, влияющ их на говорящего извне, так как мы не знаем, каковы текущие воздействующи е на него стимулы до тех пор, пока не получим реакцию. Более того, поскольк у мы не можем управлять свойством физического объекта, на которое индиви д реагирует, кроме как в чрезвычайно искусственных (лабораторных) случая х, утверждение Скиннера, что его система, в противоположность традиционн ой, позволяет осуществлять практический контроль языкового поведения, просто ложно[31] . Подобного рода возражения высказываются и против предла гаемого толкования других ключевых бихевиористских терминов. В определенном отношении фундаментальный аргумент против (по крайней м ере, экстернализующего ментальное) бихевиоризма указывает на следующе е обстоятельство: то, что организм делает или имеет диспозицию делать в д анный момент времени, представляет собой очень сложную функцию его пола ганий и желаний вместе с его текущими чувственными данными и воспоминан иями. Поэтому исключительно маловероятно, что окажется возможным сопос тавить попарно поведенческие предикаты психологическим предикатам те м способом, которого требует бихевиоризм, а именно: так, чтобы для каждого типа психологического состояния организм находится в этом состоянии, е сли и только если определенный поведенческий предикат истинен относит ельно этого организма. Этим предполагается, что бихевиоризм чрезвычайн о вероятно ложен просто в силу своих эмпирических следствий и независим о от его неправдоподобия в качестве семантического тезиса. Бихевиоризм не может быть истинным пока не установлена истинность корреляции между сознанием и поведением, а последняя не является истинной[32] . Еще одно возражение апеллирует к проблеме чужого сознания: в основе наших социологических и социально философски х концепций лежит идея чужого сознания; мы не могли бы строить социальны е науки, не наделяя других индивидов определенными характеристиками, де лающими их подобными (по описанию) самому наделяющему (т.е. нам самим или, в ернее, каждому из нас в этой роли). Субъект приписывает другому сознание н а основании презумпции признания его себе подобным, он исходит из того, ч то знает о себе, что имеет сознание. Но если мы познаем свое собственное со знание так же, как чужое, следуя рекомендациям бихевиористов, то какого р ода презумпция здесь может соответствовать презумпции сознательности на основании признания подобия; ведь кто-то другой тогда должен исходно выступать как сознательное существо и источник аналогии? Бихевиоризм, д алее, (вероятно) хорошо совместим с перспективной психологического опис ания «от третьего лица», но его совместимость с перспективой «первого ли ца» весьма сомнительна. Такого рода критику развивает, в частности, один из самых последовательных приверженцев материалистической концепции сознания Д. Армстронг[33] . Армстронг – один из тех, кто считает, что хотя пов едение человека конституирует наше основание для атрибуции ему (третье му лицу) определенных ментальных процессов, оно не может быть отождествл ено с его ментальными процессами; с этим, впрочем, мог бы согласиться и Ски ннер. Но интересно основание, на котором Армстронг отказывается от отожд ествления ментального с поведением. Он считает фактом, вопреки тому, что утверждают Райл и философы «обыденного языка», что относительно самих с ебя мы делаем выводы о наших ментальных состояниях не на основании наблю дений за своим собственным поведением. Армстронг считает, что без поняти я причинности идея диспозиции не работает: так же, как определенная моле кулярная конституция стакана действительно ответственна за тот факт, ч то, если по стакану стукнуть, он разобьется, и соответственно, конститути вна в отношении диспозициональной характеристики «бьющийся», определе нная физическая конституция человека ответственна за его нахождение в состоянии быть способным производить действия определенных видов в оп ределенных обстоятельствах. Но, утверждает Армстронг, объяснение созна ния в терминах физических причин и следствий может быть хорошей теорией сознания не только с точки зрения первого лица, но и с точки зрения третье го лица. Порядок его рассуждений здесь такой: мы нуждаемся только в трех п осылках, чтобы вывести существование сознания из наблюдения соответст вующего обстоятельствам поведения другого индивида, которое предполаг ается выражением этого сознания. 1) Поведение имеет некую причину. 2) Эта пр ичина находится внутри индивида, поведение которого наблюдается. 3) Слож ность этой причины соответствует сложности поведения[34] . Таким образом, а ргументация этого типа противопоставляет одному подходу к пониманию м ентального другой, а именно физикализм и нацелена, скорее, на демонстрац ию его преимуществ, чем просто на дискредитацию бихевиоризма. Однако, по мнению многих, именно с принятия подобных посылок проблемы с атрибуцией чужого сознания только начинаются[35] . [16] Можно разделять в этом вопросе и радикал ьную позицию, определяя все предикаты как диспозиционные, включая и таки е, как «растворился», поскольку и они могут быть перефразированы в терми нах, обозначающих некие более «атомарные» события – например, событие в осприятия сахара растворенным на некоем промежутке времени; ср.: Б. Рассе л, Человеческое познание: его сфера и границы, «Ника-Центр», «Вист-С», Киев , 1997, 93 – 95. [17] J. B. Watson, ‘ Psychology as the Behaviorist Views It’ , Psychological Review 20, 1913, 158 – 77. [18] J. B. Watson, Behaviorism, N.-Y., Norton and Co., 1970, оригинальное издание – 1924. [19] B. F. Skinner, Science and Human Behavior, N.-Y., Macmillan, 1953, p. 28. [20] K. S. Lashley, ‘ The Behavioristic Interpretation of Consciousness: I’ , The Psychological Review, 30:4, 1923, 341. [21] E. Holt, The Freudian Wish and Its Place in Ethics, N.-Y.: Henry Holt, 1915. [22] E. Tolman, ‘ A Behaviorist’ s Definition of Consciousness’ , The Psychological Review 34, 1927, 435. [23] B. F. Skinner, Science and Human Behavior, N.-Y., Macmillan, 1953, 35. [24] И даже так: если наш обычный пси хологический дискурс не имеет своим референтом поведение, он должен быт ь реформирован в соответствие с научными требованиями. [25] C. G. Hempel, “The Logical Analysis of Psychology”, первое англоязычное издание – в : H. Feigl, W. Sellars (eds.), Readings in Philosophical Analysis, N.-Y.: Appleton-Century-Crofts, 1949, 373 – 384. [26] Там же , сноска 1 в переработанном варианте статьи , в : N. Block (ed.), Readings in Philosophy of Psychology, V. 1, Harvard University Press, Cambridge, Massachusetts, 1980, 22. [27] Там же , 20 – 21. [28] H. Putnam, ‘ Brains and Behavior’ , R. J. Butler (ed.), Analytical Philosophy, vol. 2, Oxford, Blackwell, 1965. [29] Это – так сказать, постпозити вистские коррективы, на которые необходимо делать скидку в обсуждении п роблем метода. [30] B. F. Skinner, Behavior of Organisms, N.-Y.: Appleton-Century-Crofts, 1938, 9. [31] См .: N. Chomsky, ‘ A Review of B. F. Sckinner`s Verbal Behavior’ , Language 35, no. 1, 1959, 26 – 58. [32] Подробнее критику этого рода см . в : N. Block, J. Fodor, ‘ What Psychological States Are Not’ , Philosophical Review 81, no. 2, 1972, 159 – 181. [33] См .: D. M. Armstrong, ‘ The Nature of Mind’ , C. V. Brost (ed.), The Mind/Brain Identity Theory, London, Macmillan, 1970, 67 – 79. [34] Там же , 77 – 79. [35] См ., например : T. Nagel, ‘ Armstrong on the Mind’ , Philosophical Review 79, 1970, 394 – 403.
© Рефератбанк, 2002 - 2024