Вход

Эпопея «Мертвые души» – поэма о Н.В.Гоголе

Реферат* по литературе
Дата добавления: 16 июня 2008
Язык реферата: Русский
Word, rtf, 3.3 Мб (архив zip, 930 кб)
Реферат можно скачать бесплатно
Скачать
Данная работа не подходит - план Б:
Создаете заказ
Выбираете исполнителя
Готовый результат
Исполнители предлагают свои условия
Автор работает
Заказать
Не подходит данная работа?
Вы можете заказать написание любой учебной работы на любую тему.
Заказать новую работу
* Данная работа не является научным трудом, не является выпускной квалификационной работой и представляет собой результат обработки, структурирования и форматирования собранной информации, предназначенной для использования в качестве источника материала при самостоятельной подготовки учебных работ.
Очень похожие работы

Департамент образования города Москвы

Восточное Окружное управление

ГОУ СОШ №619











Экзаменационный реферат по литературе

на тему:



«Эпопея «Мертвые души» – поэма о Н.В.Гоголе»

















Выполнил: ученик 9А класса

))))))))))))

Учитель: ))))))))))))))))))))))))))))))))



План

Вступление……………………………………………………………………… 4

Автобиография Н. В. Гоголя…………………………………………………… 5

Гоголь в “Мертвых душах”……………………………………………………. 13

Воспоминания Н.В. Гоголя о его юности……………………………………...14

Личные черты Н.В. Гоголя в поэме «Мертвые души»………………………..16

Отношение Гоголя к смерти……………………………………………………18

“Лирическое отступление”……………………………………………………..19

Заключение………………………………………………………………………23

Библиография……………………………………………………………………24

Вступление

Первый том поэмы Н. В. Гоголя “Мертвые души” был начат в 1842 году.

«Мертвые души» - величайшее произведение Гоголя. Он приступил к его написанию молодым человеком, почти юношей; вошел с ним в пору зрелости, приблизился к жизненной черте. «Мертвым душам» Гоголь отдал все – и свой художнический гений, и искупленность мысли, и страстность надежд Поэма мыслилась автором как огромное эпическое произведение, имеющее своею целью “объять всю Русь”. До нас дошел только первый том этого произведения и отдельные главы второго. О значении поэмы Гоголь писал А. О. Смирновой в 1845 году: “Вовсе не губерния, и не несколько уродливых помещиков, и не то, что им приписывают, есть предмет “Мертвых душ”. Это пока еще тайна, которая должна быть вдруг, к изумлению всех раскрыться в последующих томах”. В поэме Гоголь сумел выставить наружу всю пошлость пошлого человека, а в последующих томах он хотел изобразить духовное возрождение своих героев. В “Четырех письмах по поводу “Мертвых душ” он писал, что “русского человека испугала его ничтожность более чем все его пороки и недостатки. Автор хотел, чтобы его поэма была полезна и для читателей, и для него самого. Изображая пошлость и убожество своих героев, он хотел, чтобы читатели обратились бы на самих себя и увидели бы собственные недостатки. О себе он писал: “Никто из читателей моих не знал того, что, смеясь над моими героями, он смеялся надо мной”. И далее: “Я уже от многих своих гадостей избавился тем, что передал их своим героям”.

Однако Гоголь передал своим героям “Мертвых душ не только свои пороки и недостатки. Несмотря на эпичность и широту этого произведения, в нем отразилось множество личных черт автора.

Автобиография Н. В. Гоголя

В “Мертвых душах” ярко выразилось автобиографическое начало. В “Четырех письмах по поводу “Мертвых душ” Гоголь так писал об этом произведении: “герои мои потому близки душе, что они из души; все мои последние сочинения — история моей собственной души”. Замысел “Мертвых душ” тоже связан с биографией писателя — по мнению Б. Н. Скворцова, история с покупкой мертвых душ, описанная в поэме, произошла на родине Гоголя. Дальний его родственник Пивинский устроил такую аферу. Гоголь писал в “Авторской исповеди”, что сюжет “Мертвых душ” дал ему Пушкин, но случай с Пивинским был ему также, наверное, известен.

Б. Н. Скворцов в своей брошюре “Личные источники “Мертвых душ”, написанной на нашу тему указывает четыре вида “личных источников”: собственно автобиографические, наблюдения над характерами близких и знакомых (в третьем письме по поводу “Мертвых душ” Гоголь писал: “Тут, кроме моих собственных, есть даже черты многих моих приятелей, есть и твои”). Третий источник — это черты быта, подмеченные автором, и четвертый — материал, сообщенный другими. Об автобиографичности своих героев автор писал в “Четырех письмах по поводу “Мертвых душ” — “С этих пор я стал наделять своих героев сверх их собственных гадостей моей собственной дрянью. Вот как это делалось: взявши дурное свойство мое, я преследовал его в другом званье и на другом поприще, старался себе изобразить его в виде смертельного врага”. В письме к А. О. Россет от 15 апреля 1847 года Гоголь писал о том, что если у него не найдется достаточно материала, то в “Мертвых душах” на место людей высунется его собственный нос”. На основании слов самого автора, Б. Н. Скворцов писал: “… Мы не ограничимся установлением наличности в героях “Мертвых душ” одной лишь “дряни” и “гадости” автора, а вообще — всех его черт, какие только возможно установить. Было в характере Гоголя что-то и маниловское, и чичиковское, и даже ноздревское”. Образцом маниловщины “именинами сердца” Скворцов считал ранние письма Гоголя, особенно — письмо от 1 октября 1824 года, где он поздравляет мать с днем Ангела: “Позвольте, дражайшая маминька! Позвольте поздравить вас с днем Ангела вашего, с сим блаженнейшим днем для каждого нежного и благодарного сына. Ваша родительская любовь и нежность, ваши благодеяния, ваши о мне попечения, — все сие побуждает меня приняться за перо, чтоб изъявить вам свою благодарность”. Скворцов отмечал, что Чичиков, как и Гоголь, имел страсть к приобретению чернильниц, вазочек, пресс-папье…. Эту черту отмечал в своих воспоминаниях о писателе Л. Арнольди: “Гоголь очень любил и ценил хорошие вещи и в молодости, как сам он мне говорил, имел страстишку к приобретению разных ненужных вещиц: чернильниц, вазочек, пресс-папье и проч.”. В “Мертвых душах” отразилась также привычка Гоголя, переданная героям многих его произведений, узнавать многое через слуг. Л. Арнольди вспоминал об этом: “ Покуда мы обедали, он все время разговаривал с половым, расспрашивая его, откуда он, сколько получает жалованья, где его родители, кто чаще других заходит к ним в трактир, какое кушанье больше любят чиновники в Малоярославце и какую водку употребляют, хорош ли у них городничий и тому подобное. Расспросил обо всех живущих в городе и близ города …”. Прием разузнавать все нужное среди слуг использовался в “Ревизоре”, в “Игроках”. Чиновники города NN узнавали о Чичикове “посредством лакейских знакомств”.

Б. Н. Скворцов считал, что физиологический облик Чичикова — совершенно противоположный Гоголю. Гоголь писал в поэме: “Автор должен признаться, что весьма завидует аппетиту и желудку такого рода людей”. По воспоминаниям П. А. Анненкова, Гоголь страдал бессонницей, приступами слабости, и никогда не отличался особенным здоровьем. В поэме отразилось и душевное состояние автора. Б. Н Скворцов писал: “Проследим теперь, как отразилось в “Мертвых душах” душевное состояние Гоголя, какой след передуманное им и пережитое оставило на страницах знаменитой поэмы”. Преобладающее настроение первой части — грустное, одна из причин которого — боязнь наступающей преждевременной старости. Об этом Гоголь писал в письме к А. С. Данилевскому от 5 февраля 1839 года нового стиля: “Мы приближаемся с тобою Высшие Силы! Какая это тоска! к тем летам, когда уходят на дно глубже наши живые впечатления и когда наши ослабевающие силы, увы, часто не в силах вызвать их наружу … . Пусть мы будем иметь хотя несколько минут, в которые будем свежи и молоды”. Начало шестой главы поэмы перекликается со строками этого письма — “Прежде, давно в лета моей юности…”. Душевное состояние после разлуки с Жуковским отразилось в одиннадцатой главе первого тома поэмы. В письме к Жуковскому Гоголь описывал опустевшую комнату: “Мне все кажется, что из нее кто-то на минуту выехал или выезжает, что наполовину уложенный чемодан стоит посередине, по всем углам клоки обверточной бумаги, веревочек…” . Эти минуты перед отъездом Гоголь описал в поэме: “В продолжение этого времени он ‹Чичиков› имел удовольствие испытать приятные минуты, известные каждому путешественнику, когда в чемодан все уложено и в комнате валяются только веревочки, бумажки да разный сор…” .

При описании дома Собакевича Гоголь изображал то, что было близко и ему самому: “Было заметно, что при постройке его зодчий беспрестанно боролся со вкусом хозяина. Зодчий был педант и хотел симметрии, хозяин - удобства…”. В 1830 году Гоголь был вовлечен в хлопоты по поводу дома в Васильевке, он заботился о том, чтобы было соблюдено как можно больше экономии и вместе с тем, чтобы дать постройкам лучший вид.

Третий вид источников — детские воспоминания Гоголя. Так, пруд в деревнях Манилова и Петуха напоминают пруд в Васильевке посреди сада. В “Мертвых душах” нашли отражение те случаи, которые происходили в жизни Гоголя и были замечены им и некоторыми из его современников. Так, в первой главе поэмы в описании города, который отправился посмотреть недавно приехавший Павел Иванович Чичиков, есть следующая деталь: “Кое-где просто на улице стояли столы с орехами, мылом и пряниками, похожими на мыло…”. С. Т. Аксаков вспоминал случай, произшедший с Гоголем: “не помню, где-то предлагали нам купить пряников. Гоголь, взявши один из них, начал с самым простодушным видом и серьезным голосом уверять продавца, что это не пряники; что он ошибся и захватил как-нибудь куски мыла вместо пряников, что и по белому их цвету это видно, да и пахнут они мылом, что пусть он сам отведает и что мыло стоит гораздо дороже, чем пряники. Продавец сначала очень серьезно и убедительно доказывал, что это точно пряники, а не мыло, и, наконец, рассердился”.

Большое значение для “Мертвых душ” имеют детские воспоминания Гоголя. В описании сада, окружавшего дом Манилова, отразились пейзажи Васильевки, близкие Гоголю с детства. Василий Афанасьевич Гоголь, отец писателя, разбил в парке аллеи и клумбы, у него были беседки и грот. Некоторым из них он давал названия: аллея “Долина спокойствия”, беседка “Мечта”…

Гоголь описывал усадьбу Манилова: “…были разбросаны по-английски две-три клумбы с кустами сиреней и желтых акаций; пять-шесть берёз небольшими купами кое-где возносили свои мелколистные жиденькие вершины. Под двумя из них видна была беседка с плоским зеленом куполом, деревянными голубыми колоннами и надписью: “Храм уединенного размышления". По мнению исследователя творчества Гоголя В. И. Шенрока , в основу изображений дорог, по которым путешествовал Чичиков, и дорожных впечатлений легли путевые впечатления автора во время поездок в Нежин, где учился Гоголь, и обратно в Васильевку. Шенрок так писал об этом: “Искренние, в высшей степени прочувствованные воспоминания Гоголя о детстве в начале шестой главы “Мертвых душ” и особенно о поездках и о дороге имеют, несомненно весьма важное автобиографическое значение. Всего важнее в этом смысле следующие слова его после длинного перечисления предметов и людей, привлекавших его внимание: “я уносился мысленно за ними, в бедную жизнь их”. В поэме Гоголь говорил о дороге: “А сколько родилось в тебе чудных замыслов, поэтических грез, сколько перечувствовалось дивных впечатлений!”. Шенрок считал, что “известная доля этих впечатлений накопилась в чутком детском возрасте и несомненно, тогда развивалась восприимчивость к ним, а равно “странное созвучие впечатлениям длинной дороги зародилось, наверное, еще очень рано”.

В 1821 году Гоголь был принят в Нежинскую гимназию высших наук. Многое из того, что он видел там и слышал, оставило глубокий отпечаток в его душе, многое отразилось потом в его произведениях. П. А. Кулиш писал о Гоголе того периода: “ Маленькие злые, ребяческие проказы были в его духе, и то, что он рассказывает в “Мертвых душах” о гусаре, списано с натуры”. В поэме Гоголь сравнивал положение чиновников, приведенных в замешательство дамами губернского города, с положением школьника, “которому сонному товарищи, вставшие пораньше, сунули в нос гусара, то есть бумажку, наполненную табаком. Потянувши впросонках весь табак к себе со всем усердием спящего, он пробуждается, вскакивает ‹…›и потом уже различает озаренные косвенным лучом солнца стены, смех товарищей, скрывшихся по углам, и глядящее в окно наступившее утро, с проснувшимся лесом, звучащим тысячами птичьих голосов, и с осветившеюся рекою, там и там пропадающею блещущими загогулинами тонких тростников …”. П. А Кулиш. в своем “Опыте биографии Н. В. Гоголя” писал, что эти “блестящие загогулины между тонких тростников” живо напоминают тому, кто знает местность Нежинского Лицея, протекающую мимо него тихую, поросшую камышами речку, а проснувшийся лес, звучащий тысячами птичьих голосов, есть не что иное, как тенистый обширный сад Лицея, похожий на лес.”. В конце шестой главы, Чичиков, возвращаясь от Плюшкина в гостиницу, слышит “те слова, которые вдруг обдадут, как варом, какого-нибудь замечтавшегося двадцатилетнего юношу”, автор в образе “замечтавшегося двадцатилетнего юноши”, который “в небесах и к Шиллеру заехал в гости”, изобразил своего нежинского приятеля Н. В. Кукольника. Кукольник увлекался тогда шиллеровскими драмами, и Гоголь прозвал его “Возвышенным”. В то время увлекался Шиллером и Гоголь. В апреле 1827 года он писал матери из Нежина, что за “Шиллера” заплатил немалые то тем временам деньги — сорок рублей. В начале седьмой главы поэмы он рассуждает о двух разных писателях. В первом, который “из великого омута ежедневно вращающихся образов избрал одни немногие исключения, который не изменял ни разу возвышенного строя своей лиры ‹…› и, не касаясь земли весь повергался в свои далеко отторгнутые от нее и возвеличенные образы”, угадывается образ Шиллера. Однако в поэме звучит уже критическое к нему отношение: “Он окурил упоительным куревом людские очи; он чудно польстил им, сокрыв печальное в жизни, показав им прекрасного человека”. Ему противопоставляется “судьба писателя, дерзнувшего вызвать наружу все, что ежеминутно перед очами и чего не зрят равнодушные очи, — всю страшную, потрясающую тину мелочей, опутавших нашу жизнь, всю глубину холодных, раздробленных повседневных характеров, которыми кишит наша земная, подчас горькая и скучная дорога…”. Скорее всего, говоря об этом писателе, Гоголь думал о себе.

Другое лицо из Нежинской гимназии, которое Гоголь воплотил в своей поэме в образ — преподаватель естественного права Н. Г. Белоусов. Гоголь писал о нем 19 марта 1827 года Высоцкому: “Я не знаю, можно ли достойно выхватить этого редкого человека. Он обходится со всеми нами совершенно как с друзьями своими, заступается за нас против притязаний конференции нашей и профессоров-школяров. И, признаюсь, если бы не он, то у меня недостало бы терпения окончить курс”. Профессор естественного права Николай Григорьевич Белоусов появился в гимназии в мае 1825 года. Скорее всего, именно он является прототипом “чудного наставника” Тентетникова, описанного во втором томе поэмы. Гоголь писал об этом “чудном наставнике”: “Александр Петрович имел дар слышать природу русского человека и знал язык, которым нужно говорить с ним”. Однако Александр Петрович в ранней редакции второго тома говорил, “что прежде всего следует пробудить в человеке честолюбие”, и от учеников требовал ума. Гоголь не разделял этого мнения. В письме из “Выбранных мест из переписки с друзьями” “Христианин идет вперед” он писал о пути развития христианина. Гоголь указывал высшую цель, которую должен преследовать человек в своей жизни, прямо противоположную честолюбивым стремлениям: “желанье быть лучшим и заслужить рукоплесканье на небесах придает ему такие шпоры, каких не может дать наисильнейшему честолюбцу его ненасытимейшее честолюбие”. Далее Гоголь пишет: “Ум не есть высшая в нас способность”. Он понимал, что человеку необходимы ум и тот более высокий “разум”, которым учил Александр Петрович, однако утверждал в письме, что “есть высшая еще способность; имя ей - мудрость, и ее может дать нам один Христос”. Именно поэтому Гоголь не считал изображенного им учителя идеальным. По воспоминаниям Д. А. Оболенского, “по окончании чтения г. Россет спросил у Гоголя: Что, вы знали такого Александра Петровича (первого наставника Тентетникова) или это ваш идеал наставника? При этом вопросе Гоголь несколько задумался и, помолчав, ответил: «Да, я знал такого».



Гоголь в “Мертвых душах”

В поэме иногда необычайным образом преломлялись мысли Гоголя. Во второй главе “Мертвых душ” Манилов говорит о старшем сыне Фемистоклюсе, в котором, по его словам, “Чрезвычайно много остроумия”: “Я его прочу по дипломатической части”. Гоголь имел о дипломатической части совершенно обратное мнение. Он писал в 1847 году сестре Анне Васильевне, думая о будущем своего племянника Н. П. Трушковского: “… Мысль о дипломатии ни к чему не показывает наклонности. Там большею частью праздные места и должности без занятий, куда назначаются только богатые и знатные люди …”. В письме к С. П. Шевыреву от 18 декабря 1847 года нового стиля он просил его купить книг по истории и статистике России для своего племянника: “У меня есть племянник, почти брошенный мальчик, которому получить воспитанья блестящего не удастся, но если в нем чтением этих книг возбудится желанье любить и знать Россию, то это все, что я желаю…”. В начале четвертой главы Гоголь прямо говорит о себе и главном герое: “Автор должен признаться, что весьма завидует аппетиту и желудку такого рода людей. Для него решительно ничего не значат все господа большой руки, живущие в Петербурге и Москве, проводящие время в обдумывании, что бы такое поесть завтра ‹…›, а потом отправляющиеся в Карлсбад или на Кавказ”. Гоголь был слабого здоровья, а в июне 1845 года лечился на карлсбадских водах.





Воспоминания Н.В. Гоголя о его юности

Шестая глава поэмы начинается воспоминанием Гоголя о его юности, о том, как живо воспринимала душа его все встречающиеся впечатления. Это “лирическое отступление” заканчивается словами “О моя юность! О моя свежесть!”. В этих словах, обращенных к прошедшей юности, слышится сознание того, что когда-нибудь придет неизбежная старость. Такое же прощанье с юностью мы видим в шестой главе “Евгения Онегина”: —

“… Весна моих прошедших дней

(Что я, шутя, твердил доселе)?

И ей ужель возврата нет?

Ужель мне скоро тридцать лет?

Так, полдень настал, нужно

Мне в том сознаться, вижу я.

Но, так и быть, простимся дружно,

О юность легкая моя!”

Гоголь недаром говорит об этом в шестой главе, где Чичиков встречает

Плюшкина.

В образе Плюшкина словно воплотилась старость, для него умерло все, что может шевелить человеческую душу. Тем не менее Гоголь не боялся старости как таковой. Он понимал, что духовный возраст человека может быть не связан с естественным возрастом, и духовный рост дает совсем другие, высшие силы душе. В письме “Христианин идет вперед” он писал: “Но пересмотри жизнь всех святых: ты увидишь, что они крепли в разуме и силах духовных по мере того, как они приближались к дряхлости и смерти”.



Личные черты Н.В. Гоголя в поэме «Мертвые души»

В поэме отразились и некоторые личные черты Гоголя. В конце седьмой главы он пишет о поручике, приехавшем из Рязани, который был большой охотник до сапогов. Он “заказал уже четыре пары и беспрестанно примеривал пятую. Несколько раз подходил он к постели, с тем чтобы скинуть и лечь, но никак не мог: сапоги точно были хорошо сшиты, и долго еще поднимал он ногу и обсматривал бойко и на диво стачанный каблук”. Л. Арнольди в своих воспоминаниях о Гоголе писал, что таким охотником до сапогов был сам автор: “Кто поверит, что этот страстный охотник до сапогов не кто иной, как сам Гоголь? ‹…› В его маленьком чемодане всего было очень немного ‹…›, а сапогов было всегда три, часто даже четыре пары, и они никогда не были изношены”.

В конце десятой главы Гоголь писал о том, как испуганные чиновники сравнивали Чичикова с Наполеоном, выпущенным англичанами с острова св. Елены. В то время многие считали Наполеона Антихристом “Долго еще, во время самых прибыточных сделок, купцы, отправляясь в трактир запивать их чаем, поговаривали об антихристе”. В поэме отразилось отношение Гоголя к событиям, предсказанным в Апокалипсисе. Он предчувствовал приближающуюся кончину мира и считал сатану уже “развязанным”. В одной из предсмертных записей он писал: “Помилуй меня грешного, прости, Господи! Свяжи вновь сатану таинственного силою неисповедимого Креста!”. Это особенное духовное понимание автором происходящих событий присутствует во многих эпизодах поэмы. Гоголь немногими словами описал смерть прокурора, заставляя задуматься читателя о смысле жизни и смерти: “А между тем появление смерти также было страшно в малом, как страшно было и в великом человеке: тот, кто еще не так давно ходил, двигался ‹…›, теперь лежал на столе ‹…› .О чем покойник спрашивал, зачем он умер или зачем жил, об этом один Бог ведает”. Далее автор описал то, что происходило в душах его героев при этом событии. Чичиков единственный несколько задумывается об этой смерти. Чиновники, шедшие за гробом, думали, каков-то будет новый генерал-губернатор, как возьмется за дело и примет их”, дамы были заняты разговорами о приезде нового генерал-губернатора, Чичиков же произносит от души: “Вот, прокурор! Жил, жил, а потом и умер!”. Он подумал о том, что напишут в газетах об умершем прокуроре, а потом заключил: “А ведь если разобрать хорошенько дело, так на поверку у тебя всего только и было, что густые брови”. Чичиков не стал соотносить происходящее с самим собою, встреча с покойником не заставила его подумать о собственной смерти. Эта позиция вовсе не совпадала с авторской. Гоголя с раннего детства поразила мысль о смерти, о загробной участи человека. Эту мысль запала в его душу после рассказа матери, о чем он и писал ей 2 октября 1833 года: “…Но один раз, — я живо, как теперь, помню этот случай, — я просил вас рассказать мне о Страшном Суде, и вы мне, ребенку, так хорошо, так понятно, так трогательно рассказывали о тех благах, которые ожидают людей за добродетельную жизнь, и так разительно, так страшно описали вечные муки грешников, что это потрясло и разбудило во мне всю чувствительность, это заронило и произвело впоследствии во мне самые высокие мысли.



Отношение Гоголя к смерти

Правильное отношение к смерти развивалось у Гоголя с детства, и это мы видим из его писем. После смерти отца он писал матери из Нежина: “Благословляю тебя, священная вера! В тебе только я нахожу источник утешения и утоления своей горести. … Ах, меня беспокоит больше всего ваша горесть! Сделайте милость, уменьшите ее сколько возможно, так, как я уменьшил свою. Прибегните так, как я прибегнул к Всемогущему” (письмо от 23 апреля 1825 года). Известно и другое письмо матери от 12 июня нового стиля 1844 года, в котором Гоголь, получив известие о смерти сестры, объясняет значение смерти и страданий: “Как бы то ни было, я твердо верю, в милосердие Божие и вам советую также ‹…›. Молитесь о ней, но не грустите. А с тем вместе не забывайте этого страшного события, эту смерть, которая случилась среди самого вашего говенья. Несчастья не посылаются нам даром: они посылаются нам на то, чтобы мы оглянулись на самих себя и пристально в себя всмотрелись. Есть среди нас неутомимый враг наш, который силится всячески иметь на нас влияние и овладеть нашею душою. ‹…› Смотрите за собой бдительней: искуситель и враг наш не дремлет, вы можете впустить его себе в душу, не думая и не замечая ‹…› . Счастлив еще бывает тот, которому Бог пошлет какое-нибудь страшное несчастие, и несчастием заставит пробудиться и оглянуться на себя”. Такое понимание несчастий и смерти автором объясняет эпизод встречи Чичикова с покойником в “Мертвых душах”. Основанием слов Чичикова (“Это, однако ж, хорошо, что встретились похороны; говорят, значит, счастье, если встретишь покойника”) является народная примета “покойника встретить — к счастью”. Гоголь понимает это счастье как пробуждение души, связанное с желанием оглянуться на самого себя, возможность духовного возрождения. Но до такого осмысления событий не дорос гоголевский герой, поэтому для Чичикова счастье — это возможная удача в его предприятии. Тем не менее, благодаря этому эпизоду читателю представляется повод задуматься о своей душе, о жизни и о смерти. Ведь Гоголь говорил о своем стремлении помочь другим всмотреться в самих себя в письме к протоиерею о. Матфею Константиновскому: “Хотелось бы живо, в живых примерах показать темной моей братии, живущей в мире и играющей жизнью, как игрушкой, что жизнь — не игрушка”. Самого Гоголя память смертная никогда не оставляла. П. А. Кулиш в своем “Опыте биографии Н. В. Гоголя” передает слова, сказанные А. О. Смирновой С. Т. Аксакову: “В Гоголе было именно то прекрасно, что посреди сует и непременного условия своей жизни, то есть, своей художественной деятельности он хранил о смерти память ежеминутную”.

Недаром книга “Выбранные места из переписки с друзьями” начиналась “Завещанием”. О нем Гоголь писал в письме и матери от 25 января 1847 года: “… Завещание мое, сделанное во время болезни, мне нужно было напечатать по многим причинам в моей книге; сверх того, что это было необходимо в объясненье самого появления такой книги, оно нужно затем, чтобы напомнить многим о смерти, о которой редко кто помышляет из живущих”.



“Лирическое отступление”

Говоря о дороге, на которую выехал Чичиков, автор отвлекается от своего повествования и неожиданно обращается ко всей Руси, которая словно глядит на него. В этом лирическом отступлении он писал: “Но какая же непостижимая, тайная сила влечет к тебе? Почему слышится и раздается немолчно в ушах твоя тоскливая, несущаяся по всей длине и ширине твоей, от моря до моря песня? Что в ней, в этой песне?… Какие звуки болезненно лобзают и стремятся в душу, и вьются около моего сердца? Русь! Чего же ты хочешь от меня? Какая непостижимая связь таится между нами”. Эти слова, обращенные к России, Гоголь объяснял в “Четырех письмах по поводу “Мертвых душ”: “Кому при взгляде на эти пустынные, доселе не заселенные и бесприютные пространства не чувствуется тоска, кому в заунывных звуках нашей песни не слышатся болезненные упреки ему самому — именно ему самому, тот или уже весь исполнил свой долг как следует, или же он нерусский в душе”. Гоголь сознавал свой высокий долг перед Богом, поэтому все, что ни видел он на Руси, напоминало ему об этом. Он писал: “Не знаю, много ли у нас таких, которые сделали все, что им следовало сделать, и которые могут сказать открыто перед целым светом, что их не может попрекнуть ни в чем Россия, что не глядит на них укоризненно всякий бездушный предмет ее пустынных пространств, что все ими довольно и ничего от них не ждет. Знаю только то, что я слышал себе упрек”. Далее, автор писал о том, что было сказано им в поэме: “От души было произнесено это обращенье к России: “В тебе ли не быть богатырю, когда есть место, где развернуться ему? ‹…› В России теперь на всяком шагу можно сделаться богатырем. Всякое званье и место требует богатырства.‹…› Я слышал то великое поприще, которое никому из других народов теперь невозможно и только одному русскому, возможно, потому что перед ним только такой простор, только его душе знакомо богатырство”.

В “Выбранных местах из переписки с друзьями” Гоголь объяснял многое, относящееся к замыслу первого тома. Так, в поэме автор говорит: “А добродетельный человек все-таки не взят в герои”. В четвертом письме по поводу “Мертвых душ” Гоголь писал, почему он не изобразил его: “Вывести несколько прекрасных характеров, обнаруживающих высокое благородство нашей породы, ни к чему не поведет. Оно возбудит только одну пустую гордость и хвастовство”.

Говоря о “добродетельном человеке”, Гоголь имел в виду Чичикова. Он писал: “Быстро все превращается в человеке: не успеешь оглянуться, их уже вырос внутри страшный червь. ‹…› И не раз не только широкая страсть, но ничтожная страстишка к чему-нибудь мелкому разрасталась в рожденном на лучшие подвиги …”.

Взгляд Гоголя на эту проблему менялся. В своей поэме он писал: “Но есть страсти, которых избранье не от человека. Уже родились они с ним в минуту рождения его в свет, и не дано ему сил отклониться от них. Высшими начертаньями они ведутся, и есть в них что-то вечно зовущее, неумолкающее во всю жизнь”. В 1845 году Гоголь побывал в Оптиной пустыне, где прочитал книгу великого подвижника св. Исаака Сирина. После этого его отношение к зависимости человека от его собственных страстей изменилось. П. Матвеев в статье “Гоголь в Оптиной пустыни” писал: “Я видел у о. Климента Зедергольм первый том “Мертвых душ” (первого издания). Экземпляр этот принадлежал гр. Толстому — с заметками Гоголя карандашом, на полях одиннадцатой главы”. Гоголь против этого места писал: “Это я писал в “прелести”, это вздор — прирожденные страсти — зло, и все усилия разумной воли человека должны быть устремлены для на искоренение их. …. Мне чуялось, когда я печатал эту главу, что я путаюсь, вопрос о значении прирожденных страстей много и долго занимал меня и тормозил продолжение “Мертвых душ”.

Исаак Сирин в книге своих Творений писал об этом в Третьем слове: “Следовательно, страсти суть нечто придаточное, и в них виновна сама душа. Ибо по природе душа бесстрастна. Когда же слышишь в Писании о страстях и душевных и телесных, да будет тебе известно, что говорится сие по отношению к причинам страстей; ибо душа по природе бесстрастна”.

Возможно, что одна из последних записей Гоголя “Аще не будете малы, яко дети, не внидете в Царствие Небесное”, связана с написанным в этой книге в слове “О вере и о смиренномудрии”: “… Душевное ведение, кроме множества помыслов, не может познавать что-либо другое, приемлемое в простоте ума по слову Изрекшего: “Аще не обратитеся, и будете яко дети, не можете войти в царствие Божие” (Матф. 18,3) Но онаго духовного ведения никто не может приять, если не обратится, и не будет как дитя”.

Заключение

“Мертвые души” стали произведением Гоголя, в котором творчество гения, его вершинное творение обернулось поражением художника, принесшим ему гибель.

Произошло это потому, что замысел Гоголя был всеобъемлющ и грандиозен, но неисполним с самого начала.

“Мертвые души” были задуманы писателем в трех томах. Гоголь опирался в своем замысле на эпические поэмы Гомера и на средневековую поэму итальянского поэта Данте «Божественная комедия». В духе эпических поэм Гомера, воспевающих греческих богов и героев, Гоголь намеревался создать эпопею новейшую, так называемую «малую эпопею». Цель ее заключалась в конечном итоге в православии, в пафосном лирическом воспевании эпической картины превращения некоторых порочных персонажей в героев исключительно положительных, обладающих лучшими качествами русского человека. Россия должна была от тома к тому очищаться от скверны и в третьем томе книги Гоголя предстать всем человечеством во всем блеске нравственного совершенства, духовного богатства и душевной красоты. Тем самым Россия указывала бы другим народам и государствам путь к нравственно-религиозному спасению от козней исконного врага Христа и человечества – дьявола, сеющего на земле зло. Пламенная хвала такой России и такого очистившегося от пороков русского человека, став предметом восхищенного воспевания, превращала “мертвые души” в поэму. Следовательно, жанровое определение, данное Гоголем своему произведению, относится к трехтомному замыслу.



Библиография

Н.В. Гоголь «Мертвые души» Москва – 1876 г. – издательство «Правда»

Н.В. Гоголь «Четыре письма по поводу «Мертвых душ»

Н.В. Гоголь «Авторская исповедь» - Псковское отделение, 1990 г.

Л. Арнольди «Воспоминания о Гоголе» - 1891.

В.И. Шенрок «Творчество Н.В. Гоголя». Материалы для биографии Гоголя - 1892—1897

П.А. Кулиш «Опыт биографии Гоголя».



© Рефератбанк, 2002 - 2024