Соотношение права и морали

Оглавление

Введение

Глава 1. Понятия права и морали

§1. Понятие права

§2. Понятие морали

§3. Религиозная мораль

Глава 2. Соотношение естественного права и морали

§1. Общие основы права и морали

§2. Законодательство, общественное мнение, целесообразность

Глава 3. Соотношение позитивного права и морали

§1. Общие и отличительные признаки права и морали

§2. Некоторые дискуссионные вопросы

§3. Взаимодействие права и морали

Заключение

Список нормативных правовых актов

Список литературы

ВВЕДЕНИЕ

В основу предлагаемого труда положена выпускная квалификационная работа, защищенная мной в университете по специальности "юриспруденция". Прежний вариант работы представлял собой компромисс между мной, научным руководителем, официальными требованиями к дипломным работам и фактическими требованиями государственной комиссии. В итоге на защиту было вынесено не совсем то, что я хотел бы защищать, а сама процедура защиты, как это часто бывает, превратилась в фарс. Теперь же я имею возможность пренебречь излишними требованиями к стилю и структуре изложения, скорректировать по своему усмотрению содержание работы, представив на суд читателю труд уже отчасти научный, отчасти публицистический. И надеюсь, что найдутся люди, которым он будет интересен и полезен.

Целью исследования является выявление и разрешение наиболее важных теоретических вопросов, касающихся соотношения права и морали. Эта цель обуславливает задачи исследования: определение понятий права и морали, познание общей сущности права и морали, выяснение их общих и отличительных признаков, анализ взаимодействия права и морали и их противоречий в реальной общественной жизни, выяснение причин указанных противоречий и способов их разрешения.

Актуальность исследования обусловлена непреходящей злободневностью вопросов нравственности с одной стороны, и необходимостью обозначить роль этих ценностей в условиях построения правового государства – с другой. Как отмечает В.С. Нерсесянц, если раньше ведущую роль в социальном регулировании играли мифы, религия, а далее мораль, то в буржуазную эпоху место морали заняло право . Поэтому вопрос соотношения права и морали будет сохранять особую значимость на протяжении всей этой эпохи. Вообще, в обществе с множеством социальных регуляторов очень важно, чтобы они были согласованы между собой. Г.В. Мальцев говорит даже о духовном кризисе цивилизации, вызванном трагическими расхождениями между политикой, правом, моралью и религией . С учётом того, что "среди всех социальных норм в современном обществе важнейшую роль играют нормы морали и права" , данное исследование посвящено именно им. Применительно к современной России актуальность исследования усматривается в его связи с такими задачами, как развитие демократических институтов, преодоление правового нигилизма, построение правового государства.

В данной работе представлена оригинальная попытка ответить на извечные философские вопросы, касающиеся морали и права. Всегда ли сознательное несоблюдение закона – недопустимо и плохо? Дозволено ли нарушать закон, установленный тиранической властью и противоречащий нравственным устоям общества? Всегда ли разумны и полезны сами эти устои, или общество может быть подвержено нравственной деградации? И как достоверно определить безнравственность или вредоносность закона? Может ли, наконец, развитое нравственное сознание отказаться следовать авторитету общественного мнения, соблюдать принятую в обществе мораль?

Теоретическую базу исследования составили работы современных авторов С.С. Алексеева, В.С Нерсесянца, А.Б. Венгерова, Н.И. Матузова, Е.А. Лукашевой, Р.З. Лившица, А.А. Гусейнова и др., а также труды известных российских юристов прошлого (Г.Ф. Шершеневича, П.И. Новгородцева и др.) и представителей школы естественного права (Г. Гроция, И. Канта и др.). Наряду с юридической, активно использовалась этическая, историческая и философская литература.

ГЛАВА 1. ПОНЯТИЕ ПРАВА И МОРАЛИ

§ 1. Понятие права

С самого появления в общественной жизни людей такого феномена, как право, начались дискуссии относительно того, что же оно собой представляет, каковы его сущность и предназначение. Общепризнанного определения права нет и в современной науке, и даже теоретически таковое вряд ли может быть найдено . Поэтому задачей научного исследования должен быть не поиск законченных определений, а познание и наиболее полное раскрытие сущности феномена права с ориентацией на практическое применение получаемых знаний. В связи с этим целесообразно рассмотреть различные подходы к пониманию права, которые были выработаны западной научной и философской мыслью, поскольку каждый из этих подходов обращается к одной из сторон сущности права.

Существуют следующие основные концепции права: естественно-правовая, историческая, позитивистская, нормативистская, психологическая, социологическая, материалистическая.

Среди представителей естественно-правовой теории следует отметить Г. Гроция, Б. Спинозу, Ж.-Ж. Руссо, И. Канта и др. Главная мысль этой теории заключается в том, что необходимо различать право и закон: источником первого являются "объективные ценности и требования человеческого бытия" , второй же создаётся государством. Но что относить к указанным ценностям и требованиям, и как, таким образом, отличить "естественное" право от "неестественного"? – на этот счёт у представителей естественно-правовой концепции были самые разные мнения . Так, для Аристотеля вполне естественным является рабство , а для мыслителей Нового времени каждый человек свободен по своей природе. Локк называет право частной собственности в качестве естественного, Платон же его вовсе отвергает. Для Гоббса естественное следствие естественной свободы – абсолютная монархия, в то время как учения протестантских мыслителей о естественном праве всем существом своим направлены именно против абсолютизма. Средневековые схоласты вообще видят естественное право следствием божественного закона, заложенного в человеческую природу актом творения, и естественность того или иного положения людских законов зависит здесь уже от понимания Закона Божьего. Тем не менее, во всех естественно-правовых учениях есть одно общее звено: все они пытаются выработать какие-то критерии для оценки так называемого позитивного (то есть созданного людьми, "искусственного") права. В этом смысле естественное право выступает неким идеалом, к которому необходимо стремиться, и по существу отождествляется с моралью . Соответственно, реально действующие в стране законы обязательно должны иметь в своей основе нравственные ценности. Но вопрос о том, какие именно нравственные ценности это должны быть, порой находил противоположные ответы.

Недостаточная определённость, впрочем, является лишь одним из проявлений очевидного, в сущности, недостатка естественно-правовой доктрины, который, в формулировке В.С. Нерсесянца, состоит "в смешении различных видов социальных норм (и регуляторов), в игнорировании специфики права… в подмене права религиозными или этическими феноменами, в предъявлении действующему праву (закону) неадекватных (неправовых) требований и т. д."

В конце XVIII - начале XIX вв. в противовес естественной теории права, служившей обоснованием буржуазных преобразований западноевропейских обществ, возникла так называемая историческая теория права, которая встала на защиту старых феодальных пережитков. Ее представителями были Г. Гуго, К.Ф. Савиньи, Г. Пухта и другие. Несмотря на очевидное противостояние указанных теорий, между ними имеется довольно существенное сходство: обе теории подходят оценочно к принимаемым в государстве законам, пытаясь обосновать тот или иной взгляд на "идеальный закон". Историческая школа, в духе своего предназначения, отстаивала позицию, согласно которой право представляет собой систему стихийно и постепенно сложившихся обычаев, оформленных и обеспеченных государством. Таким образом, всё, что не согласуется с обычаями общества, его национальным духом, всё то, что не находит своего отражения в глубинах народного сознания, с позиции исторической школы права собственно правом не признавалось. Можно сказать, что в основе правопонимания, в отличие от естественной теории, здесь лежала не столько нравственность, сколько нравы. Для своего времени историческая концепция права была явно регрессивной, однако на современном этапе развития науки она достаточно интересна с точки зрения взглядов на сущность права.

С позиций именно сегодняшнего дня действительной противоположностью естественной теории представляется позитивистская теория права и нормативистская теория как её разновидность. Среди прочих можно назвать следующих представителей позитивизма в праве: И. Бентам, К. Бергбом, Г.Ф. Шершеневич, Е.В. Васьковский. Нормативистская же теория была развита главным образом Г. Кельзеном.

Согласно позитивистскому подходу под правом понимается исключительно продукт государства, а именно установленные и обеспеченные государством формально определённые (но не обязательно писанные) правила поведения, независимо от их фактического содержания; при этом отрицается какая бы то ни было сущность права – то, что приказывает власть, и есть право .

Данная позиция критикуется множеством учёных за свой крайний этатизм, оправдание произвола и деспотизма со стороны государственной власти, пренебрежение правами человека, что в конечном итоге приводит к девальвации регулятивных возможностей и социальной ценности права .

Указанная критика, в общем-то, и стала причиной разработки Г. Кельзеном нормативистской теории, согласно которой важными характеристиками норм права являются их иерархичность и действенность. Иерархичность означает, что не всякое властное нормативное предписание государственного органа есть право, ибо у каждого государственного органа существует своя компетенция, в рамках которой он должен действовать, а создаваемые им правовые нормы, в свою очередь, имеют определённую юридическую силу, и должны соответствовать правовым нормам, чья юридическая сила больше (указы президента должны соответствовать законам законам, законы – конституции и т.п.). На вершине иерархии правовых норм находится, по Кельзену, некая сверхнорма. Что же касается такого критерия права, как действенность, оно вытекает непосредственно из понятия сверхнормы. Кельзен пишет: "Согласно основной норме государственного правопорядка, эффективное правительство, которое на основании действенной конституции создает действенные общие и индивидуальные нормы, есть легитимное правительство этого государства" .

Иерархичность и действенность означают, что не всякий приказ государства есть право. Тем не менее, Кельзен не задаётся вопросом происхождения "исходной нормы" , утверждая при этом, что правом является лишь то, что исходит от государства, что у права нет никакой сущности, и юридическая наука должна изучать его "в чистом виде", то есть вне связи с политическими, социально-экономическими и духовными оценками . Некоторые учёные, поэтому, не без основания называют Кельзена радикальным позитивистом .

Итак, можно сделать вывод, что в науке и философии сложилось два общих типа правопонимания, выраженных соответственно в естественной и позитивистской теориях права (так называемые юснатурализм и легизм). Первая пытается выяснить, каким право должно быть, вторая утверждает, что право никому ничего не должно. Первую критикуют за расплывчатость, вторую – за попрание социальных ценностей. Очевидно, тем не менее, что обе теории имеют право на существование, поскольку в сущности, речь идёт лишь о строгом определении понятий с целью обеспечить "чистоту" последующих выводов, к тому же наличие двух подходов помогает осознать различные аспекты феномена права.

К этому стоит добавить, что в современной юридической литературе прочно устоялся некий "срединный" подход к определению права, в котором учитываются как требование соответствия права социальным ценностям и интересам общества (юснатурализм), так и требование формальной определённости и верховенства права (легизм). Как и мораль, право создаёт основу для достижения идеалов человеческого счастья ; категорический императив И. Канта является не только нравственным, но и правовым принципом , в современных условиях право должно служить средством общественного согласия и компромисса, а не насилия , обеспечивать устойчивость общества, выражать справедливость и гуманность , но при этом оно не сводится к морали, и представляет собой систему формально определённых правил поведения, установленных либо санкционированных государством.

Несколько обособлено стоит материалистическая теория права (К. Маркс, Ф. Энгельс), интерпретирующая право как возведенную в закон волю господствующего класса. Здесь право имеет свою (классовую) сущность, однако вопрос о том, каким право должно быть, не ставится, поскольку постулируется, что при переходе к коммунизму права не будет в принципе.

В XX в. окончательно сформировались ещё две достаточно оригинальные теории права – психологическая и социологическая. Представителем первой является Л.И. Петражицкий, представителями второй – Е. Эрлих и Р. Паунд. Данные концепции пытаются посмотреть на право как на нечто фактическое (а не формальное или идеальное, как это делают легизм и юснатурализм). Психологическая концепция видит в праве психологическое переживание дозволения, запрещения или обязанности что-либо делать, тесно связывая право и правосознание (право есть то, что другой человек считает необходимым исполнить для меня, признавая при этом обоснованность моего возможного требования об исполнении). Социологическая же теория отождествляет право с конкретным результатом социального регулирования со стороны государства, то есть с правоотношением (право – это не то, что задумано, и не то, что написано, а то, что получилось). Данные теории, конечно, имеют свои плюсы. Однако в дальнейшем при рассмотрении вопросов соотношения права и морали эти теории во избежание излишней терминологической путаницы целесообразнее опустить, придав тем самым понятиям правосознания и правоотношения самостоятельное значение.

Таким образом, в юридической науке отсутствует единое понятие права; существование различных теорий правопонимания затрудняет исследование соотношения права и морали, однако наличие двух основных типов правопонимания – юснатурализма и легизма – позволяет осуществить указанное исследование последовательно с двух основных позиций (то есть мораль и естественное право, мораль и позитивное право).

§ 2. Понятие морали

Двести лет назад И. Кант, рассматривая вопрос о неоднозначности понятия права, писал: "Юристы всё ещё ищут определение права" . Между тем, очевидно, что понятие морали, пожалуй, ещё более сложно и запутанно, чем понятие права. Испокон веков философы пытались дать ответ на то, какими нам быть, как нам поступать, и к чему стремиться, само же понятие морали часто упускалось из виду. Отсюда ситуация, когда все они вроде бы говорят о морали, но рассуждают не столько по-разному, сколько даже в разных направлениях . Ясно, однако же, одно: в основе всякой морали находятся некие ценности . Исходя из этих ценностей вырабатываются определённые нормы и требования.

Ценности – непременный атрибут мировоззрения человека. Они формируются в ходе познания окружающего мира, и призваны дать человеку общий поведенческий ориентир в жизни. В литературе можно встретить разделение ценностных установок философских учений на два типа: "человек для морали" или "мораль для человека": в первом подходе мораль рассматривается как самоцель, довлеющая над индивидами, во втором мораль сообразуется с потребностями индивидов . Взгляды первого типа присущи, например, И. Канту, который утверждал, что принцип счастья "подводит под нравственность мотивы, которые, скорее, подрывают и уничтожают весь ее возвышенный характер, смешивая в один класс побуждения к добродетели и побуждения к пороку и научая только одному – как лучше рассчитывать" . Мораль, по Канту, нельзя рассматривать лишь как способ достижения практического результата. Противоположные этому взгляды можно найти, например, у И. Бентама, согласно классической формулировке которого моральным является то, что "приносит наибольшее счастье наибольшему количеству людей" . Эпикур также считал принцип счастья в основой морали, однако имел ввиду счастье уже конкретного индивида, а не "наибольшего количества людей", и строил свою философию, не обращаясь к проблемам социальной жизни . Очевидно, однако, что человек не сможет достигнуть блаженства, если не будет сообразовывать свои поступки с мнениями, поступками и проблемами других членов общества. Поэтому гедонизм Эпикура и утилитаризм Бентама можно рассматривать как разные подходы к решению одной и той же проблемы – достижение счастья всеми людьми. Более того, и в этике Канта противоречие между долгом и стремлением к счастью – лишь кажущееся. В действительности он лишь хотел примирить крайности Эпикура и Бентама, дабы счастье стало доступно не только одному человеку (что равносильно эгоизму) или только другим людям (что делает моральный поступок бессмысленным), а всем людям (и тому, кто совершает поступок, и тем, на кого распространяются его последствия). Поэтому-то он и утверждал, что человек должен поступать нравственно, даже если этот поступок не сулит ему выгоды даже в перспективе (никто не обещает, что другие люди станут платить добром за добро, когда есть возможность не отплачивать). Взамен Кант обещал вознаграждение в загробной жизни, хотя кажется очевидным, что моральное поведение в любом случае имеет положительные следствия в земной жизни, поскольку, во-первых, освобождает человека от алчности, ненависти и зависти, уничтожающих саму возможность внутреннего блаженного состояния, во-вторых, наполняет жизнь человека подлинным смыслом, а в-третьих, оно, как правило, всё же вызывает отклик в сердцах людей и тем самым делает доступными все преимущества доверительного общения с людьми .

Исходя из вышеизложенного можно заключить, что все философы-моралисты исповедуют, в принципе, один и тот же идеал, а именно общее благо (иными словами, счастье всех или хотя бы большинства людей). Таким образом, в основе права и нравственности лежит один и тот же принцип, проистекающий из самой природы человека как биологического существа.

В то же время, относительно способов претворения данного принципа в жизнь у мыслителей имеются самые разные мнения. Они и не могут быть одинаковыми хотя бы потому, что людям недоступна абсолютная истина. Формирование нравственных принципов "детерминировано и логически (опытом предшествующего развития этики), и психологически (биографией философа), и – самое главное – социально (конкретной общественной ситуацией)" . Эти факторы, к слову, объясняют многообразие мнений и внутри школы естественного права.

Таким образом, мораль, как и право, постоянно изменяется, отражая уровень развития общества, его социальную структуру, национальные, бытовые, религиозные и экономические факторы. Мораль первобытного общества, эпох рабовладения, феодализма и современные нравственные представления во многом различны, а некоторые из них даже противоположны .

Исходя из вышеизложенного мораль в значении социального регулятора можно определить как принятые в данном обществе на данное время представления о надлежащих способах достижения общего блага, выраженные в нормативных предписаниях к членам этого общества.

Основными категориями морали являются добро и зло. Подобно тому, как различные мыслители почитают за нравственные совершенно разные ценности и нормы, они расходятся и в определении понятия добра. Многие философы разумеют под добром "субъективное воление", искреннее желание индивида стремиться к воплощению указанных ценностей и норм. "Нигде в мире, да и нигде вне его, невозможно мыслить ничего иного, что могло бы считаться добрым без ограничения, кроме одной только доброй воли", – писал Кант . Русский философ и правовед И.А. Ильин также отмечал, что "человеческий душевно-духовный мир – это истинное местонахождение добра и зла. Никакое внешнее состояние человеческого тела само по себе, никакой внешний "поступок" человека сам по себе, т. е. взятый и обсуждаемый отдельно, отрешенно от скрытого за ним или породившего его душевно-духовного состояния, не может быть ни добрым, ни злым" . Однако существуют и другие подходы к определению добра, отождествляющие добро и пользу (и тем самым объективирующие понятие добра). Не случайно слово "добро" в обыденной речи часто означает "благо" (то есть нечто фактическое) или даже "имущество", а в словаре Ожегова в одном из значений добро трактуется также как нечто полезное, приятное . Джон Локк, в частности, писал: "Вещи бывают добром и злом только в отношении удовольствия и страдания. "Добром" мы называем то, что способно вызвать у нас или увеличить удовольствие, либо уменьшить наше страдание… "Злом", напротив, мы называем то, что способно причинить нам или увеличить какое-нибудь страдание, либо уменьшить какое-нибудь удовольствие… Под "удовольствием" и "страданием" я разумею либо то, что относится к телу, либо то, что к душе" . Г.В. Гегель также придавал ценность не намерениям, а их последствиям. "Субъект, - писал он, - есть ряд его поступков. Если они представляют собой ряд не имеющих ценности свершений, то не имеет ценности и субъективность воления" .

На мой взгляд, истина в изложенной проблеме, как и всегда, находится посередине. Как верно отмечается в этической и философской литературе, в действительности мораль оценивает как фактические действия людей, так и их мотивы, побуждения, намерения, и способна предписывать как должную волю, так и должный поступок . А.А. Гусейнов, например, пишет, что "мораль предстает в двух взаимосоотнесенных, но тем не менее различных обличьях: а) как характеристика личности, совокупность моральных качеств, добродетелей, например, правдивость, честность, доброта; б) как характеристика отношений между людьми, совокупность моральных норм (требований, заповедей, правил), например, "не лги", "не кради", "не убий"" .

Представляется, при этом, что подлинным добром можно назвать лишь благой результат (поступок) благого желания (воли), однако в той или иной ситуации общество может признавать достаточным лишь один из двух "элементов добра" (только благой поступок или только благое намерение). Причина же, по которой субъективное воление играет для моральности существенную роль, заключается в том, что злое намерение лишь иногда (случайно) ведёт к благому результату, а благими намерениями лишь иногда "вымощена дорога в ад". Таким образом, субъективность в понятии добра важна лишь в силу своей объективной значимости. В целом же мораль, как и право, использует объективные критерии.

Иногда в литературе утверждается, что мораль представляет собой правила, оценивающие поведение людей не только через категории добра и зла, но и через категории чести (достоинства), совести (долга), стыда и т.п. По моему мнению, подобные определения морали не способствуют познанию её сущности, вынуждая смешивать понятия морали (нравственности) и нравственного сознания (личных чувств и убеждений).

Некоторые авторы действительно включают в понятие морали моральное сознание. Так, Н.И. Матузов и В.С. Нерсесянц пишут о внутреннем и внешнем аспектах морали, забывая, что право имеет такую же тесную связь с внутренним миром личности, как и мораль, однако это обычно не служит поводом смешения права и правового сознания. В целях дальнейшего исследования такие аспекты морали, как моральное сознание и моральные отношения, в понятии морали представляется необходимым опустить.

Иногда исследователи пытаются разграничить понятия морали и нравственности. Несмотря на это, в данной работе указанные понятия будут употребляться как синонимы.

Как видим, понятие морали, наряду с понятием права, носит дискуссионный характер. В связи с этим при исследовании соотношения права и морали очень важно чётко следовать изначально данному определению морали.

§ 3. Религиозная мораль.

Сейчас я хотел бы немного отступить от основной линии повествования и затронуть вопрос, который не окажет влияния на дальнейшей исследование, во имя своей целостности сосредоточенное на светской морали. В качестве отличительного признака религиозной морали от светской мыслители, как правило, указывают на тот факт, что религиозные нормы исходят от Бога, и регулируют отношения не только людей друг с другом, но и отношения человека и Бога, а моральные нормы устанавливаются самим обществом, и касаются лишь отношений между людьми. К этому можно добавить, что религиозная мораль основана на трансцендентных материальному миру ценностях (рай после смерти и т.п.), а светская мораль ориентируется на имманентные ему, посюсторонние ценности. В то же время, оба названных разграничительных критерия нельзя считать абсолютными. Во-первых, существуют так называемые нетеистические религии, нравственные предписания которых свободны от идеи существования сверхъестественного Творца. К таким религиям с определёнными оговорками можно отнести буддизм, джайнизм, даосизм, конфуцианство, а также некоторые архаические верования народов Африки и Океании. В индуизме также имеется группа течений, называемая Ниришваравада, которая отрицает существование Создателя мира. Подобные течения существуют и в христианской теологии. Наконец, даже в большевистской идеологической системе такие философы, как Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков и Б. Рассел видели черты нетеистической религии . Во всех этих примерах религиозная нравственность основана на определённом философском понимании природы человека и смысла жизни, что, в сущности, стирает границу между религиозной и светской моралью, божественное начало перестаёт быть сверхъестественным, раскрываясь уже как невидимая (подобно электромагнитному излучению) часть знакомой нам природы. Во-вторых, существуют религии, хотя и утверждающие существование Бога и жизни после смерти, но всё же свободные от них в вопросах нравственности. Так, например, сикхизм исходит из того, что Бог никого специально не наказывает и не награждает, а воздаяние существует лишь в форме естественных следствий наших поступков; жизнь после смерти не имеет ценности, поскольку душа человека становится частью целого, теряя любые индивидуальные черты. В итоге мы можем заключить, что основу религиозной морали составляет не Бог и не загробная жизнь как таковые, а универсальный принцип счастья (блага). Отличие же от светской морали состоит в ином мировоззрении, обуславливающем те или иные нормы.

Здесь же хочется отметить следующее. Юристы выделяют четыре типа правовых систем, называемых правовыми семьями. В настоящей работе акцент будет сделан на романо-германской и, в меньшей степени, на англо-саксонской правовых семьях. Семья традиционного права не рассматривается, поскольку в ней право и мораль ещё не разграничены и нельзя говорить об их соотношении. Что касается семьи религиозного права, она не исследуется ввиду её немалой специфики, и мне остаётся лишь надеяться, что соотношение права и морали в контексте религии станет предметом другого исследования.

ГЛАВА 2. СООТНОШЕНИЕ ЕСТЕСТВЕННОГО ПРАВА И МОРАЛИ

§ 1. Общие основы права и морали

Принято считать, что естественно-правовая доктрина отождествляет право и мораль . Данный вывод связан с тем, что она, в сущности, предъявляет к праву одно лишь требование, а именно соответствие этого регулятора базовым принципам, определяющим его социальное предназначение, но то же самое требование действует и в отношении морали. Таким образом, существуют некие ценности, лежащие как в основе права, так и в основе морали, и являющиеся не столько нравственными, сколько просто "человеческими". Выяснение этих ценностей (принципов) важно для постижения общей сущности права и морали. Рассмотрим поэтому вкратце естественно-правовые воззрения мыслителей различных эпох.

Естественно-правовые взгляды существуют с глубокой древности, когда право повсеместно испытывало ещё огромное влияние религии. Оправдание действующих в то время законов божественной волей означало, по сути, апеллирование к их естественному, безусловно разумному характеру. Древнегреческий философ Гераклит рассматривал "полис и его законы как отражение космического порядка, нечто… одинаково божественное и разумное по их истокам и смыслу" . Позже идея естественных прав использовалась софистами и Сократом. Последний учил, что существуют неписанные божественные (разумные и нравственные) законы, с которыми человеческие законы должны сообразовываться, и только в таком случае они могут считаться справедливыми. Этот тезис разделял и ученик Сократа – Платон . Последователь Платона Цельс определял право как искусство добра и справедливости (ars boni et aequi), и это определение было принято многими римскими юристами. Изречения римских юристов гласят: potentia non est nisi ad Bonum (власть существует только для добра); potentia debet segui institiam, non antecedere (власть должна следовать за справедливостью, а не предшествовать ей). Цицерон утверждал также: "Истинный и первый закон, способный приказывать и воспрещать, есть прямой разум всевышнего Юпитера" . В свою очередь римские стоики отождествляли естественный закон и судьбу, обращая внимания на то, что человеческие законы должны сообразовываться со всевластием судьбы . Тем самым стоицизм с другого ракурса выходил на всё то же требование разумности закона.

Своеобразное выражение нашли естественно-правовые идеи в Средние века. Так, Фома Аквинский видел основу естественного права в так называемом "Вечном законе вселенной", из которого вытекают: "Божественный закон", закреплённый в Библии и откровениях святых, собственно "естественный закон", представляющий собой отражение вечного закона в несовершенном человеческом сознании (стремление к самосохранению, продолжению рода, мирному сосуществованию, обязанность искать истину и уважать достоинство людей и пр.), и "человеческий закон", то есть позитивное право. Разумеется, человеческий закон должен соответствовать естественному и божественному. Примечательно, что, как и древние мыслители, критерием справедливости Аквинский считал, в сущности, "общее благо" .

О необходимости соответствия права общему благу писали и такие мыслители, как Марсилий Падуанский и Жан Боден. Первый, что важно, главной задачей государства считал обеспечение мира, а также достойного существования людей (материального благополучия и досуга для умственной деятельности) .

Вообще же, несмотря на то, что в Средние века можно проследить в зародыше все основные черты позднейшей доктрины естественного права , подлинным основателем этой доктрины принято считать Гуго Гроция. Источником естественного права Гроций считал человеческий разум, в котором заложено стремление к спокойному общению человека с другими людьми . Такое общение возможно только при соблюдении всеми участниками определенных правил, поэтому "наряду со свойственной человеку преобладающей наклонностью к общению… следует признать присущую ему способность к знанию и деятельности согласно общим правилам" . Эти общие правила суть правовые и одновременно моральные. Продолжая античную традицию, Гроций отождествляет понятия права и справедливости: "право есть то, что не противоречит справедливости. Противоречит же справедливости то, что противно природе существ, обладающих разумом" . Также, согласно Гроцию, "человек перед прочими животными имеет не только способность к общению, о чем уже было сказано, но и силу суждения для оценки того, что способно нравиться или причинять вред как в настоящем, так и в будущем, а также того, что может приводить к тому и другому. Понятно, что человеческой природе свойственно, в согласии с разумом, в этих обстоятельствах руководствоваться здравым суждением и не уступать ни угрозам страха, ни соблазнам доступных удовольствий, и не предаваться безрассудному порыву; а то, что явно противоречит такому суждению, следует рассматривать как противное также естественному праву" . В конечном счёте "общество преследует ту цель, чтобы пользование своим достоянием было обеспечено каждому общими силами и с общего согласия" . Здесь мы видим, что конечной целью правового (и нравственного) регулирования является, в сущности, общая выгода. Но при этом Гроций считает, что человек поступает правомерно (нравственно) не по расчёту, а в силу своей общительной природы, даже если он ни в чём не нуждается ; польза же является предметом политики . Представляется, однако, что противоречие здесь отсутствует, поскольку то, что Гроций относит к политике, в действительности имеет отношение также и к праву, и к морали. Указанным разграничением он лишь хотел показать, что в основе как права, так и морали должен быть категорический императив, следование которому далеко не всегда приносит пользу отдельному индивиду, но без которого невозможно само общество.

Дальнейшее развитие теория естественного права получила в работах Томаса Гоббса, который утверждал, что от природы людям присущи соперничество, недоверие и честолюбие, делающие людей врагами, поэтому естественное состояние общества – война всех против всех (bellum omnia contra omnes). Первый же естественный закон состоит том, чтобы делать всё для сохранения собственной жизни. Это стремление к самосохранению и побуждает людей объединиться в государство, ибо, согласно второму естественному закону, всякий человек стремится к миру, если у него есть надежда достигнуть его . "Когда человек переносит свое право или отрекается от него, то он это делает или ввиду какого-нибудь права, которое взамен переносится на него самого, или ради какого-нибудь другого блага, которое он надеется приобрести" . Поэтому третьим и четвертым естественными законами Гоббс называет соответственно справедливость и благодарность. Понятие справедливости при этом понимается как соблюдение заключённого объединяющимися в общество людьми соглашения: "там, где не имело место предварительное заключение договора… никакое действие не может быть несправедливым" . Всего Гоббс называет около двадцати естественных законов, среди которых: отсутствие надменности, взаимная уступчивость или любезность, прощение обид, воздержание от оскорблений, беспристрастие и т.д. Интересно отметить седьмой естественный закон: "При отмщении (т. е. при воздаянии злом за зло) люди должны сообразовываться не с размерами совершенного зла, а с размерами того блага, которое должно последовать за отмщением". Разъясняя это правило, Гоббс пишет, что наказание – не месть, оно имеет целью перевоспитание преступника и предостережение другим . Перечень сформулированных Гоббсом естественных законов – не исчерпывающий, все эти и иные законы охватываются правилом "не делай другому того, чего ты не желал бы, чтобы было сделано по отношению к тебе". Естественные законы являются, в сущности, принципами мирного и разумного человеческого общежития. Сам Гоббс называет эти законы моральными, а науку о них – истинной моральной философией.

Видным теоретиком естественного права был также Бенедикт Спиноза. Как и Гоббс, он полагал, что естественное право проистекает из стремления каждого к самосохранению, и является разумным решением этой проблемы. Спиноза утверждал, что в своей деятельности люди очень часто руководствуются страстями (аффектами), которые только вредят им. "Если бы люди от природы так были созданы, что они ничего не желали бы, кроме того, на что им указывает истинный разум, – писал Спиноза, – то общество, конечно, не нуждалось бы ни в каких законах... Но человеческая природа устроена совсем иначе" . Законы, обеспеченные поощрением или наказанием, необходимы для того, чтобы подчинить страсти разуму. Государство должно принимать только такие законы, которые здравый разум считает полезными для людей , и которые большинство людей одобряют .

Дальнейшее развитие концепция естественного права получила в трудах Джона Локка. Он считал, что каждый человек обладает естественным правом охранять "свою собственность, т.е. свою жизнь, свободу и имущество" . Однако в "естественном состоянии" между людьми часто возникали споры по поводу толкования данного права, а также по поводу наложения ответственности за его нарушение, поэтому в качестве гаранта естественного права было создано государство. Оно создаётся на основе общей воли (согласия большинства), устанавливает меру добра и зла, и необходимо для обеспечения свободы, равенства, собственности, а также мира и безопасности . Логично, поэтому, что оно не должно посягать на эти блага.

Радикальное содержание теория естественно права приобрела в трудах Жана-Жака Руссо, который в качестве наивысшей ценности решительно обозначил индивидуальную свободу. "Логически развивая требования индивидуализма, он с большей последовательностью, чем это делалось ранее, защищает идею неотчуждаемого народного суверенитета. Он требует, чтобы и в государстве каждый человек повиновался только своей собственной воле, и сохранял свою свободу. Единственным средством для этого он считает участие всех граждан в общих решениях и установление неотчуждаемого контроля со стороны народа над действиями власти. Такова центральная идея "Contrat social"… но где искать границы и цели самой свободы – это оставалось недостаточно определенным. Свобода может проявляться одинаково в самоограничении, как и в самоутверждении" . В итоге Руссо приходит к той крайности, что по общей воле народа можно даже лишить человека жизни . В этом намечается расхождение взглядов Руссо с требованиями разумного регулирования во имя выживания и достижения общего блага, выдвинутыми предшествующими мыслителями.

Интересно, что тот же Кант, испытывая сильное влияние Руссо и признавая вслед за ним теорию прирождённой свободы и неотчуждаемого суверенитета, выводит эту теорию из требований разума, в законах которого и находит объективные устои для естественного права. Соответственно и общественный договор понимается им не как действительное соглашение воль, свободных в своих решениях, а как некая объективная и неизменная идея; "естественное право", таким образом, отождествляется с "правом разума". Несомненно, что и право разума может пониматься различно; но важно то, что принцип разумности даёт некую объективную основу для права, закрепляя, таким образом, давнишнюю рационалистическую тенденцию естественного права . В то же время, Кант утверждает, что каждый человек разумен и сам знает, что именно для него является благом.

Среди известных представителей естественно-правовой теории следует выделить также итальянского мыслителя Чезаре Беккариа. Его трактовка естественных прав достаточно близка ко взглядам Гоббса. Государство, согласно Беккариа, должно обеспечить людям общее благо, то есть, прежде всего, безопасность и справедливость. Как и многие другие мыслители, Беккариа различает несколько видов справедливости (божественную, естественную и человеческую). "Человеческая справедливость базируется на общественном договоре, устанавливающем пределы власти государства. Она изменчива. Ее критерием должно быть общее благо. Основанные на ней законы государства должны иметь в виду возможно большее счастье для возможно большего числа лиц" .

Подводя итоги рассмотрению взглядов различных представителей теории естественного права, можно сделать следующие выводы. Всем людям от природы (или от Бога) свойственны некоторые одинаковые качества: с одной стороны, эгоистичность и подверженность страстям, с другой – социальность и разумность, и в любом случае, – стремление к самосохранению и благополучию. Эти качества и заставляют людей объединяться на началах равенства в общество, где посредством установления сообща разумных правил люди так ограничивают частные устремления друг друга, чтобы каждый получил от этого выгоду. Любой не соответствующий этим правилам закон несправедлив. Отсюда – относительность понятия справедливости, ведь в зависимости от места и времени совершенно разные по своему содержанию правила могут вести к общему благу и одобряться социумом .

Так или иначе, лишь то, что справедливо, следует считать действительным правом данного общества, независимо от того, что установлено в писаных законах. В связи с этим представляется весьма спорной точка зрения В.С. Нерсесянца, согласно которой справедливость не является универсальным естественно-правовым принципом : при вышеизложенном понимании справедливости она в принципе может считаться таковым. Так, С.С. Алексеев со ссылкой на Р.З. Лившица отмечает, что "вполне обоснованно видеть в праве нормативно закрепленную справедливость" .

Сказанное в известной степени объединяет учения всех представителей естественно-правовой школы, хотя каждый из этих представителей мог акцентировать внимание лишь на одном из аспектов общей теории. Мы можем также выделить общие принципы, лежащие в основе правопонимания представителей данной школы. Это гуманизм, мирное и безопасное сосуществование, равенство в формировании политической воли, допустимая в этих рамках свобода, разумность и демократичность. Указанный перечень не является и не может быть исчерпывающим . Однако он достаточно полно выражает суть естественного права.

На современном этапе с учётом развития философской и юридической мысли в XX веке к общепризнанным принципам, являющимися одновременно правовыми и моральными, можно также отнести достойное существование. Понятие "права на достойное человеческое существование" развил известный русский юрист П.И. Новгородцев, который считал необходимым освободить каждого "от гнета таких условий жизни, которые убивают человека физически и нравственно" (хотя, как следует из вышесказанного, подобные мысли встречались ещё у М. Падуанского). На мой взгляд, современный уровень развития общества делает это возможным и необходимым.

Некоторые из перечисленных принципов требуют дополнительного пояснения. Так, по поводу гуманизма следует сказать следующее. Несмотря на то, что как философское течение он зародился лишь в Эпоху Возрождения, в сущности любая философия и даже любая религия существуют именно для человека. В этом смысле гуманизм можно считать основой других человеческих ценностей. По поводу демократичности необходимо добавить, что хотя далеко не все перечисленные выше мыслители были сторонниками демократии (Аквинский, Боден, Гоббс, Локк были сторонниками монархии, Гроций – аристократии), практически все они вели речь о добровольном выборе народом той или иной (наиболее благоприятной, по мнению мыслителя) формы правления .

Таким образом, перечисленные принципы можно считать общими для всех сторонников естественно-правовых взглядов.

Тем не менее, естественно-правовая теория действительно не свободна от существенных противоречий. Не считая порой совершенно разных точек зрения на догосударственное состояние и конкретные причины объединения людей в общество, а также скорее терминологической, чем фактической проблемы непосредственного источника естественных прав (Бог, разум, природа вещей, природа человека или же иные факторы, эгоизм или общительность и т.п.), можно указать следующее.

Во-первых, некоторые мыслители в своих учениях акцентируют внимание на соответствии права общей воле народа, другие же – на разумности правовых предписаний. Все мыслители Нового Времени прямо или косвенно придерживались мнения, что общая воля людей не может быть неразумна, но не следует ли оно из свойственной тому времени и особенно Эпохе Просвещения идеализации способностей человеческого разума, не предопределено ли оно политической ролью естественно-правовой теории как средства преодоления политического отчуждения масс, средства борьбы "правого" народа с "неправым" монархом? И здесь уместно вспомнить учения древних (Пифагор, Демокрит, Платон, Сократ, Конфуций и др.) и средневековых (Августин, Аквинский, М. Падуанский и др.) мыслителей, считавших только компетентную элиту (будь то философы, благородные люди, профессиональные управленцы или церковники) достойной власти, демократию же считавших за неразумную власть толпы . Да и в современных условиях информационного прогресса, когда всё острее стоит проблема манипуляции массовым сознанием, резонно поставить следующий вопрос: будет ли являться правомерной (и, соответственно, подлинно нравственной) норма, соответствующая общей воле народа, но при этом пагубная для него?

Во-вторых, если же мы всё-таки постулируем, что большинство не может быть неправым, то имеет ли оно юридическую или моральную санкцию на нарушение закона, противоречащего его воле? Без ответа на данный вопрос все умозаключения названных мыслителей не имеют особого практического значения. И мы видим, что они отвечали на него по-разному.

Согласно учению Фомы Аквинского, человеческий закон хотя и имеет силу лишь постольку, поскольку соответствует естественному закону, однако и в случае несоответствия последнему обязателен для соблюдения во имя предотвращения смуты. Человек не может жить в одиночку, общество – его единственная защита, и ради сохранения общественного порядка допускается господство и подчинение. "Не исключено также, что произвольные действия правителя – зло, ниспосланное подданным за грехи, в любом случае сопротивление – грех" . Интереснее дело обстоит с человеческим законом, который противоречит Божественным установлениям: этот закон исполнять ни в коем случае нельзя .

Примечательно, что если убрать из приведённых взглядов религиозный подтекст, можно заключить, что нарушение индивидом закона будет оправдано, если его соблюдение ставит под угрозу само физическое выживание данного индивида. Нечто похожее можно встретить и у Гроция, который полагал оправданным сопротивление властям лишь "в случае крайней необходимости и при условии, если вооруженное сопротивление подданных насилию начальствующих лиц не причинит величайшего потрясения государству или не приведет к гибели многих неповинных" .

Локк считал правомерным и необходимым восстание народа против тиранической власти, посягающей на естественные права народа . С этим утверждением был солидарен Руссо, наделяя народ правом в любом момент расторгнуть "общественный договор", а также ранний Фихте, также мысливший в русле естественного права, и всячески отстаивавший идею верховенства народа . Последний наделял правом на революцию даже отдельного индивидуума или их группу .

Кант, напротив, пытался всячески сгладить радикализм Руссо и категорически отрицал право народа на восстание . Спиноза также полагал, что люди "обязаны безусловно исполнять все приказания верховной власти, хотя бы она повелевала исполнять величайшую нелепость" .

Итак, школа естественного права указывает на общую сущность морали и права, их общие принципы, делающие возможной и взаимовыгодной совместную жизнь людей, но не даёт достаточно внятного ответа на вопрос о том, какой мораль и, соответственно, право должны быть, и в каких случаях дозволено не соблюдать закон (или даже мораль). Таким образом, доктрина естественного права не достигает единства ни в вопросе правотворчества, ни в вопросе правореализации. Чтобы ответить на эти вопросы потребуется дополнительное исследование проблемы соотношения законодательства, общественного мнения и целесообразности, поскольку именно в этом русле современная теория права даёт на него ответ.

§ 2. Законодательство, общественное мнение, целесообразность

Современная юридическая наука рассматривает вопросы, поднимаемые ранее теоретиками естественно-правовой школы, в рамках соотношения законодательства, общественного мнения и целесообразности. Фактически под первым понимается право, под вторым – мораль, под третьим – лежащий в основе и того и другого фундаментальный принцип, который также можно назвать принципом счастья, общего блага и т.д. При этом исследователи пытаются преодолеть известные недостатки теории естественного права.

Необходимо оговорить, что общественное мнение только тогда можно рассматривать как генеральное по отношению к общественной морали понятие, когда под ним понимается не простая совокупность частных мнений, а общая воля народа. Ещё польский социолог и политолог Ежи Вятр обращал внимание на то, что в обществе публично высказываются самые различные точки зрения, и только "путём их столкновения формируется доминирующее течение общественного мнения, часто называемое попросту общественным мнением" . При этом изначально преобладающие в количественном отношении взгляды могут не совпадать с формировавшимся на основе всех имеющихся взглядов общим мнением (общей волей народа). Это связано с тем, что в человек в различных ситуациях проявляет себя то как член гражданского общества, то как член государственного союза (гражданин), а именно: сначала его мнение основывается на понимании своих частных интересов, но после соотношения их с другими частными интересами у него вырабатывается иное мнение, основывающееся на его представлениях уже об общественном интересе. На этом факте акцентировал своё внимание и Руссо, который писал: "Часто существует немалое различие между волею всех и общею волею. Эта вторая блюдет только общие интересы; первая – интересы частные и представляет собой лишь сумму изъявлений воли частных лиц" .

Одновременно необходимо помнить, что "нравственные утверждения можно считать нравственными и принимать в их прямом значении только тогда, когда тот, кто формулирует эти утверждения, формулирует их для того, чтобы примерить на самом себе" . Это означает, что не любое публично высказанное нравственное суждение образует общую волю народа. Страх перед общественным порицанием и множество других факторов мешают людям выражать свои истинные взгляды, и вполне возможно, что, говоря о неких нравственных идеалах, люди ещё не готовы стремиться к ним.

Сказанное можно продемонстрировать на примере одной из ключевых проблем современного российского общества – коррупции. Данная проблема, с одной стороны, в достаточной мере осознаётся обществом: ей посвящено множество общественных дебатов и научных трудов, социальные опросы показывают понимание людьми таких негативных последствий коррупции, как замедление экономического роста и усиление социального неравенства . С другой стороны, по оценкам международной неправительственной организации Transparency International уровень озабоченности российских граждан проблемами коррупции является одним из самых низких в мире (с 2007 года Россия занимает в соответствующем рейтинге места с 133 по 163, соседствуя с такими странами, как Того, Мавритания или Уганда ). Это означает, что упомянутые научные и социальные дискуссии о вреде коррупции – не более чем лицедейство, следование модному тренду. На самом деле многие граждане России не готовы отказаться от дачи взятки там, где это сулит им быстрое решение проблем, а от получения взятки их удерживает не нравственность, а страх юридической ответственности .

Представляется, что вышеуказанные суждения относительно морали и общественного мнения недостаточно учитываются в современной юридической литературе. Так или иначе, анализ показывает, что по вопросу соотношения права и общественного мнения (следовательно, права и морали ) сегодня в науке сложились две противоположных позиции.

Первая состоит в представлении о том, что в периоды социальной нестабильности, когда общественное мнение возбуждено и крайне неустойчиво, изучать его надо "лишь для того, чтобы учитывать как ограничивающий фактор, который надо знать, чтобы убеждать, воспитывать, избегать взрывов". В такие моменты гораздо важнее, считают сторонники данной позиции, "наличие компетентных людей, способных принимать квалифицированные решения" .

На это справедливо возражают, что в прошлом веке российское государство уже имело опыт пребывания у власти "компетентных людей", занимавшихся "убеждением и воспитанием граждан", вместо того чтобы считаться с их мнениями, и этот опыт вряд ли можно назвать удачным. Сохраняя сам принцип такого подхода, мы рискуем снова совершить те же ошибки, а именно неверно отразить в законе общественный интерес, и навязывать этот закон с помощью репрессивных механизмов . Поэтому правотворчество необходимо осуществлять в соответствии с общей волей народа.

На мой взгляд, обе представленные точки зрения содержат в себе рациональное зерно.

Прежде всего, не следует забывать, что общая воля народа может неправильно отражать его действительные потребности. В условиях социальных потрясений общественное мнение и, в конечном счёте, общественная мораль нестабильны и легкоуправляемы, и потому неразумно ставить их во главу угла. Также и в условиях острой необходимости социальных реформ, неосуществление которых грозит в будущем резким ухудшением благосостояния общества, общественное мнение и мораль могут оказаться неготовыми к переменам, и поэтому правильнее будет изменять их, а не потакать вредоносным устоям.

Как пишет С.С. Алексеев, "необходимо с должной строгостью отдавать ясный отчет в том, что негативные стороны характерны не только для юридического регулирования…, но в не меньшей мере и для морали... Наряду с общепринятой и передовой моралью существует и порой сохраняет крепкие позиции мораль отсталая, архаичная, фиксирующая порядки, отвергнутые историей и прогрессом" .

Вышеприведённое рассмотрение проблемы коррупции наглядно подтверждает указанный тезис: мы видим, что население лояльно относится к коррупции, но означает ли это, что менять общественное мнение и общественную мораль не следует? Отнюдь. То же самое относится и к другим проблемам морали российского общества. Председатель Конституционного суда РФ В.Д. Зорькин отмечает, в частности, непотизм (кумовство) и экстремистское правосознание .

Можно привести и примеры из российской истории. Так, в начале ХХ века государственная власть в России пришла к чёткому осознанию неэффективности сельской общины как хозяйственной единицы и необходимости во благо нормального экономического развития страны разрешить крестьянам свободный выход из общины (на хутор или на отруб) . Однако общинные крестьяне крайне негативно относились к тем, кто воспользовался предоставленным правом на выдел . Таким образом, подавляющее большинство населения страны негативно относилась к целесообразной по своей сути правовой норме. Другой пример имел место в СССР. Конституция СССР 1977 года устанавливала, что руководящей и направляющей силой советского общества, ядром его политической системы, государственных и общественных организаций является Коммунистическая партия Советского Союза (КПСС). В литературе утверждается, что "долгие годы эта формулировка разделялась и поддерживалась подавляющим большинством граждан" . В то же время известно, что командная экономика, поддерживаемая КПСС, к тому времени уже обнаружила свою принципиальную неэффективность, а сам партийный аппарат становился всё более коррумпированным. То есть, большинство людей поддерживало нецелесообразную правовую норму.

Причины, по которым социум может неправильно осознавать свои действительные потребности и интересы, связаны с объективными внешними условиями и с той социальной системой, которая является ответной реакцией на эти условия. Любой член общества изначально воспитывается так, чтобы иметь возможность функционировать в соответствии с требованиями устоявшейся социальной системы. Семья, являясь агентом общества, заботится о том, чтобы ребёнку с раннего детства хотелось действовать именно так, как он должен действовать. В результате вырабатывается так называемый "социальный характер", то есть доминирующая в обществе ценностная ориентация. При этом не соответствующие сложившимся ценностям мысли и чувства у большинства членов общества вытесняются в бессознательное. Это означает, что данные мысли и чувства будут отрицаемы под любым предлогом, поскольку их допущение означало бы вызов всему обществу и его системе. Однако если объективные условия меняются, возникает необходимость изменить как социальную систему, так и соответствующие ей ценности. И в этом случае большинство членов общества, скорее всего, окажется неготовым к таким переменам, всячески отрицая их значимость; доминирующее общественное мнение будет противоречить общественным интересам .

К слову сказать, на этом основании некоторые философы критикуют современную капиталистическую систему, поскольку каждый человек в ней пытается пробудить в другом человеке надуманные вожделения, и в итоге взаимный обман становится смыслом жизни . Это, в свою очередь, ведёт к вечному недовольству и повсеместному эгоизму, поэтому капитализм априори не может сделать людей счастливыми, не служит общему благу. Однако сложившаяся система ценностей не позволяет людям осознать этого .

Итак, законы действительно не всегда должны соответствовать общественному мнению (в т.ч. общественной морали). Говоря обобщённо, законы должны ориентироваться не столько на общественное мнение, сколько на общественные потребности и интересы. "Ведь в конечном итоге законодателю нужно не мнение (даже если это и общественное мнение), а знание, точнее – достоверное знание о тех социальных потребностях и интересах, которые скрываются за теми или иными мнениями" . В юридической литературе, поэтому, верно отмечается, что ответственные депутаты – суть те, которые "интересуются не только тем, что люди думают сегодня, но и тем, как изменить их установки, убедить согласиться с тем, с чем они сейчас не согласны, принять закон, пусть даже он сегодня кажется неприемлемым" . Это, в свою очередь, приводит нас к парадоксальному выводу о том, что право не всегда должно отражать общественную мораль. Более того, в некоторых ситуациях оно призвано менять её. Моральное разложение в Древнем Риме конца республиканского периода и в современной России начала 1990-х – яркие тому подтверждения.

Ранее было сказано о том, что рациональное зерно присутствует и в позиции необходимости учёта общественного мнения при законотворчестве.

Вообще, критика указанной позиции в юридической литературе основана, как правило, на том допущении, что результаты политических выборов правильно отображают общую волю народа, поэтому избранные населением органы не обязаны учитывать иные разрозненные мнения . Однако при этом не учитывается, во-первых, что при голосовании на выборах люди нередко заботятся лишь о своих личных интересах, а во-вторых, что сами избранные представители власти зачастую выражают не публичный, а частный интерес.

Первый из названных аспектов может проявляться, в частности, в голосовании представителей меньшинств за ту или иную партию лишь по причине поддержки ей этого меньшинства, в голосовании за кандидата той же расы лишь по причине его расы, в голосовании определённым образом под угрозой увольнения с работы или, напротив, в связи с обещанными карьерными перспективами или денежным вознаграждением, в агитации за того, а не иного кандидата лишь потому, что он предложил больший, чем его конкуренты, гонорар и т.д. Второй аспект имеет место, поскольку каждый избранный депутат естественным образом стремится использовать новую должность для реализации своих личных интересов, парламент всегда испытывает сильное влияние лоббистов, правящие партии и должностные лица выполняют свои предвыборные обещания и программы лишь постольку, поскольку это необходимо для переизбрания (а это не так много с учётом подконтрольности им, как правило, избирательных комиссий и основных СМИ).

Принимая во внимание сделанные замечания, справедливо заключить, что законы не имеют априорного преимущества над общественным мнением, даже если оно и не отражает верно общую волю народа, поскольку нет достаточных подтверждений того, что сами законы отражают её верно. Вышеуказанная критика будет иметь вес лишь в том случае, если состав и деятельность законодательного органа будут максимально отражать публичный интерес. Но поскольку совершенной формы правления не бывает, всегда имеет смысл обратить внимание на некоторые плюсы учёта общественного мнения.

Дело в том, что общественное мнение в принципе является важным индикатором потребностей общества, и потому должно всесторонне учитываться законодателем, в том числе посредством опросов населения, публичных слушаний по социальным проблемам, обсуждений особо значимых законопроектов. "Как бы ни было возбуждено и неустойчиво общественное мнение, за ним всегда стоят объективные потребности общественной жизни. Зачастую эти потребности могут быть неосознаваемы самими носителями общественного мнения, представлены в суждениях общественного мнения в завуалированном и просто искаженном виде. Однако если за изменчивыми и внешне противоречивыми высказываниями и оценками общественного мнения исследователям удастся увидеть пульсацию жизненных интересов… то они получат информацию, которая необходима для создания законов, отвечающих действительным потребностям общественного развития" .

Учёт общественного мнения (общей воли народа) при определении общественных потребностей особо важен в ситуациях, когда оно хотя и тормозит существенным образом экономическое развитие, но это не грозит резким ухудшением благосостояния общества. Надо понимать, что если необходимость удовлетворения базовых (прежде всего, физиологических и экзистенциональных) потребностей ни у кого не вызывает сомнения, то наличие остальных потребностей следует сначала выявить, и только потом совершенствовать законодательство в этом направлении. Иными словами, не всякое, казалось бы, объективное улучшение условий жизни общества соответствует общественным потребностям. Зачастую это лишь "навязывание" потребностей. По моему мнению, определённо о соответствии общественным потребностям можно говорить лишь в отношении недопущения ухудшения существующих условий жизни общества.

Также необходимо понимать, что отход от общественного мнения при законотворчестве усиливает роль государственного принуждения, которое, в свою очередь, не всегда строго отделено от насильственного произвола. Злоупотребления в этой сфере открывают путь к государственной тирании.

Наконец, стоит отметить, что даже, казалось бы, разумный закон, противоречащий общей воле народа, общественным устоям, может быть вызвать резкое неприятие со стороны общества, в результате чего рискует оказаться всего лишь декларацией и не получить должного применения. В связи с этим при принятии такого закона следует тщательно продумывать как принудительные, так и поощрительные механизмы его реализации, а также проводить соответствующую работу по просвещению населения. Однако если указанные методы не приводят к положительному результату, этого нельзя ставить обществу в вину. Ибо социальный характер, обусловленный традиционным укладом, является мощнейшим и объективным фактором общественного развития. Спонтанный социальный порядок (по выражению Ф. фон Хайека), который он рождает, может прямо противоречить принципу рациональности . С учётом этого представляется, что закон, который в принципе невозможно применить из-за неприятия его обществом, либо сеющий в общество разрушительную смуту, априори не является полезным.

Поскольку общественная мораль суть часть общественного мнения, относительно законов, противоречащих морали, можно сделать аналогичные выводы. В современной юридической литературе, в частности, утверждается, что выполнение правовых норм в значительной мере обуславливается тем, в какой мере они соответствуют требованиям морали. Г.В. Мальцев пишет: "Правовой способ регуляции общественных отношений… теряет значительную часть своей силы в изоляции от других регулятивных форм" . А.Б. Венгеров также отмечает, что "причины многих правонарушений коренятся в несоответствии конкретных законов… исторически сложившимся пластам духовной жизни, стереотипам поведения" .

Таким образом, можно сделать следующий общий вывод.

Целесообразность (то есть соответствие общественным потребностям) имеет приоритет над общественным мнением и, следовательно, общественной моралью. В условиях социальных потрясений, острой необходимости социальных реформ и в других случаях, когда общественная мораль неадекватно отражает общественные потребности и потому крайне ущербна для общего благосостояния, как отдельному индивиду, так и законодателю в некотором смысле дозволено преступать через неё. В то же время необходимо помнить, что общественная мораль – важный индикатор потребностей общества, и отступление от неё должно быть умеренным и обоснованным. Если злоупотребления государственной власти в этом отношении ведут, в конечном счёте, к тоталитаризму, то нарушение морали каждым индивидом, считающим себя умнее толпы, чревато всеобщей моральной деградацией. Кроме того, при определении целесообразности "аморального" закона нужно учитывать возможную реакцию общества на него: не исключено, что последняя принесёт вред больший, чем польза указанного закона (вызовет массовый правовой нигилизм, социальные протесты и т.п.).

Важно подчеркнуть, что отход от общественных устоев в любом случае не является морально обоснованным: он может быть обоснован юридически, научно (т.е. целесообразностью) и т.д., однако мораль остаётся неизменной, и общество сохраняет возможность применить к нарушителю морали соответствующие санкции. Вместе с тем, общество получает сигнал о необходимости анализа действующей морали.

По аналогии с моралью целесообразность должна быть положена и в основу права. В юридической литературе правильно отмечается, что "в условиях функционирования свободного гражданского общества закон, равно как и принцип законности, нуждаются в целесообразности, без которой невозможно гарантировать адекватную защиту прав и свобод личности, поддержание правопорядка и безопасности в стране" .

Из сказанного резонно возникает вопрос: означает ли примат целесообразности, что любой нецелесообразный закон дозволено нарушать?

В современной научной литературе доминирует позиция, согласно которой отход от законности нельзя обосновать ссылками на целесообразность, "в праве, в законе выражается высшая целесообразность" . Учёные, по существу, едины в том, что "самое целесообразное решение – это решение, основанное на законе, и вопрос о целесообразности может ставиться только в рамках закона" . Однако в некоторых случаях это мнение дополняется постулированием такого требования законности, как своевременное обновление законодательства в соответствии с потребностями общества . И действительно, очевиден тот факт, что законотворчество порой не успевает за коренными изменениями в общественных отношениях, начиная отягощать потребности общества в решительных преобразованиях. Тогда многие политики предлагают отбросить в сторону законы и решать социальные проблемы исходя из жизненных потребностей, интересов сторон, собственного понимания справедливости и т.п. Сто лет назад в таких условиях в Европе сформировалась школа "свободного права". Таким образом, мы видим, что вопрос соотношения законности и целесообразности сложен и неоднозначен. "Сторонников законности всегда отпугивал произвол суда и администрации при допущении малейшей возможности отхода от закона. Приверженцев целесообразности отталкивает бездушное понимание правовой нормы, "правильное по закону, а по существу издевательское"" .

На мой взгляд, отвечать на поставленный вопрос следует так. Если закон идёт вразрез с общественными интересами и к тому же противоречит общественной морали, то лицо имеет полное моральное право не соблюдать его. В случае привлечения такого лица к ответственности оно может рассчитывать, по крайней мере, на снисхождение представителей правоохранительных органов; кроме того, возможен положительный общественный резонанс. Если же закон нецелесообразен, но общество поддерживает его, неправильно оценивая свои потребности, то, в сущности, лицо также может его нарушить. Однако в этом случае обоснованием будет являться не общественная мораль, а лежащий в её основе принцип общего блага. Разумеется, данному лицу уже не придётся надеяться на общественное снисхождение. Однако и в этой ситуации оно возможно по причине "аморфности, размытости моральных норм, больших споров об их содержании" . Кроме того, история знает примеры самоотверженных людей, рискнувших служить обществу и государству даже под угрозой наказания с их стороны (Сократ, Христос, Галилей и др.). В итоге, можно прийти к промежуточному выводу, что нецелесообразный закон нарушать дозволено.

И все же, очень важно помнить то, что если каждый член общества будет вести себя противоправно каждый раз, когда он твёрдо убеждён в неразумности права, подорвутся самые основы общественного порядка . Следует согласиться с позицией, что "допущение отхода от принятых законов и обхода или нарушения их под предлогом целесообразности всегда чревато серьезной угрозой правовому порядку в целом". Нивелировка права ведёт к социальному хаосу. И.А.Ильин верно писал: "В большинстве случаев люди стараются перетолковать закон в свою пользу, а иногда и прямо извратить его смысл" . К этому следует добавить, что даже в отсутствие подобных стремлений нередко встречаются ситуации, когда для определения целесообразности поступка одного разума недостаточно, он "даёт сбои" . Именно в этих случаях на помощь разуму должно приходить правовое сознание, которое видит такие преимущества права, как возможность государственного принуждения, чёткость формулировок, профессиональность регулирования и т.д. Таким образом, важно помнить, что нам могут не нравиться конкретные правовые нормы, но в подавляющем большинстве случаев это лучше, чем их отсутствие. Лишь в исключительных случаях, когда вред от права превышает пользу социального порядка, бунт может быть оправдан.

К этому необходимо добавить, что речь идёт лишь о моральной либо утилитаристской, но не юридической оправданности несоблюдения закона. Любой правонарушитель должен ясно видеть неотвратимость юридической ответственности за свои действия, иначе само право теряет смысл. Интересна в этой связи позиция С.С. Алексеева, который пишет: "Малейшее, само будто бы вполне оправданное по соображениям морали или целесообразности отступление от строжайшего соблюдения и исполнения действующих юридических норм приводит к страшной беде – разрушению законности вообще" . В то же время С.С. Алексеев отмечает, что если "сам факт нарушения любого закона (как бы мы ни осуждали его по мотивам "устарелости" или "нецелесообразности") должен быть зафиксирован всегда", то "применение последствий за такого рода нарушения, например использование карательных санкций, должно следовать по существующим юридическим процедурам не всегда", одновременно указанные факты должны стать "основанием для того, чтобы в практическом порядке началось рассмотрение вопроса об обоснованности закона, о необходимости его отмены или внесения в него изменений" .

Полагаю, именно в вышеизложенном ключе следует решать вопрос о праве народа на революцию. Заслуживает внимания позиция А.Б. Венгерова, согласно которой "обозначение национально-освободительных движений как преступлений является неверным, военные пути борьбы с такими движениями бесперспективны. Исторический опыт свидетельствует о том, что исходом таких конфликтов являются переговоры, мирные пути разрешения" .

При всей неоднозначности приведённых выводов, представляется, что они ближе к истине, чем поверхностные суждения наподобие поговорок "пусть гибнет мир, но свершится юстиция" или "воля народа – высший закон", которые, к слову, противоречат друг другу.

Более взвешенную позицию занимает тот же С.С. Алексеев, который, опираясь на И.А. Покровского , полагает, что в наиболее абстрактном виде термин право обозначает "социально оправданную свободу поведения", и существуют права, не закреплённые ни в законе, ни в общественной морали, но "которые непосредственно вытекают из социальной жизни" . Эти права и совершаемые на их основе действия могут быть обоснованы лишь своей социальной полезностью. Как пишет учёный, они ""социально оправданы", оправданы тем, что прямо выражают объективные законы, требования соответствующих объективных закономерностей и интересов" . Разумеется, они "могут стать "оправдательной основой" для произвола, самочинных действий" , поэтому их влияние на право "в соответствии с началами законности должно осуществляться в адекватных ей формах, т.е. через правотворчество или надлежащие формы юридической практики" . Но суть в том, что эти права объективно существуют, и не могут быть отчуждены, и если закон отказывается их признавать, они силой вторгаются в его сферу через революционное правосознание.

С.С. Алексеев акцентирует внимание именно на позитивном праве. Что же касается общественной морали, то аналогичные суждения имеются у П.И. Новгородцева: "Поступать сообразно с общей нормой, но вопреки своему нравственному решению для нравственно развитой личности представляется… невыносимым внутренним противоречием... Принудительная система нравственности в случае несогласия лица с общими требованиями не оставляет иных выходов, как лицемерие для слабых и мученичество для сильных. Отнимая у человека возможность делать добро по собственному побуждению и постичь истину силой собственного внутреннего развития, она, в сущности, преграждает доступ к высшему нравственному совершенствованию" . Подобно С.С. Алексееву, в случае неучёта целесообразности ссылавшемуся на революционное правосознание, П.И. Новгородцев пишет о неизбежности социальных протестов .

Оба мыслителя, в сущности, пытаются обратить внимание масс на достаточно важный аспект правового и нравственного сознания и воспитания, который П.И. Новгородцев формулирует следующим образом: "Важно, чтобы для личности оставалась возможность поступить по-своему и в иных случаях войти в противоречие с общественными требованиями во имя сознания высшей правды" .

Итак, мы можем заключить, что в основе любой социальной нормы лежит принцип общего блага (целесообразности, разумности), из него же вытекают все другие общечеловеческие ценности, те самые естественные права, о которых и писали мыслители естественно-правовой школы. Противоречия и недосказанности, а также недостатки во взглядах указанных мыслителей могут быть преодолены в рамках современной философии и теории права. Можно утверждать, что право хотя и должно учитывать мораль, но даже в идеале не должно всегда соответствовать ей, поскольку есть то, что выше обеих этих категорий.

ГЛАВА 3. СООТНОШЕНИЕ ПОЗИТИВНОГО ПРАВА И МОРАЛИ

§ 1. Общие и отличительные признаки права и морали

Соотношение между позитивным правом и моралью включает в себя такие компоненты как единство, различия, противоречия, обусловленные данными различиями, а также взаимодействие права и морали. Далее по порядку будут рассмотрены указанные компоненты.

Необходимо, отметить, что многообразие существующих в юридической и философской литературе мнений не позволяет чётко указать общие и отличительные черты права и морали. Однако, поскольку в данной главе мораль сравнивается именно с позитивным правом, а позитивистский подход к праву тесно связывает право и государство (власть), представляется целесообразным выделить два сущностных с позиции данного подхода отличия права от морали, в качестве общих черт также указать лишь бесспорные, остальные же черты рассмотреть как дискуссионные.

Итак, единство права и морали состоит в том, что они представляют собой две разновидности социальных норм, и в связи с этим обладают общими чертами, свойственными всем социальным нормам:

1. Имеют один и тот же предмет регулирования – общественные отношения, и преследуют, в конечном счете, одни и те же цели и задачи – упорядочение и совершенствование общественной жизни, внесение в нее организующих начал, гарантирование удовлетворения основных потребностей членов общества;

2. Обладают свойством нормативности, т.е. удовлетворяя потребности общества в утверждении организующих и упорядочивающих начал, фиксируют сущее и определяют на его основе должное, то есть дозволенные рамки поступков субъектов общественных отношений , причём могут применятся многократно к различным ситуациям;

3. Имеют в своей основе общечеловеческие ценности и сами выступают в качестве фундаментальных ценностей, показателей прогресса общества, его созидательных и дисциплинирующих начал;

4. В системе и содержании обусловлены экономическими, а также политическими, культурными и иными факторами .

С позиций позитивизма можно выделить два сущностных отличия права от морали.

1. Право и мораль различаются по способам их формирования.

"Как известно, правовые нормы создаются либо санкционируются государством и только государством (или с его согласия некоторыми общественными организациями), им же отменяются, дополняются и изменяются" . Поэтому право выражает, прежде всего, государственную волю.

Конечно, процесс правообразования идет не только "сверху", но и "снизу", вырастает из социальных потребностей, народных обычаев и традиций, юридической практики , но соответствие обычаям или признание народом не являются определяющими признаками права, и в целом объективная обусловленность не может считаться таким признаком, поскольку любая социальная норма, даже будучи формой государственного произвола, всегда чем-то обусловлена. К тому же, в конечном счете, правовые нормы "преподносятся" обществу все же от имени государства (как правило, в виде нормативно-правовых актов).

Мораль формируется по-другому. Ее нормы не являются продуктом какой-то специальной нормотворческой деятельности, и не требуют формального закрепления. Они возникают и развиваются спонтанно, и их существование связано с фактическим признанием этих норм участниками социального общения. Именно поэтому в литературе утверждается, что мораль тесно связана с внутренним миром личности: своё закрепление нравственность получает, прежде всего, в общественном сознании.

В целом, "если нормы права – это результат самоорганизации и организации регулятивной системы, то мораль – это итог главным образом самоорганизации" .

В литературе также отмечается, что "если развитие нравственной материи характеризуется в целом постоянством движения, его относительной непрерывностью (плавностью), то право развивается скачкообразно, прерывисто" . Полагаю, что право способно развиваться плавно, однако и в представленном утверждении велика доля истины.

2. Право и мораль различны по инструментам их обеспечения, характеру устанавливаемой ответственности и порядку привлечения к ней.

Поскольку право создается государством, им же оно обеспечивается и охраняется. За правом стоит аппарат принуждения, который следит за соблюдением правовых норм и наказывает тех, кто их нарушает. При этом необходимо помнить, что государственное принуждение не является определяющим признаком права, поскольку, как отмечал известный русский юрист Н.М. Коркунов, "если бы общество все состояло из святых людей, принуждение было бы совершенно излишне: каждый бы и так уважал чужое право и выполнял свои обязанности. Но право все-таки бы существовало" .

В отличие от права мораль опирается не на силу государственного аппарата, а на силу общественного мнения. Нарушение нравственных норм не влечет за собой вмешательства государственных органов: санкцией за нарушение являются общественное неодобрение, устное или молчаливое порицание, лишение внимания и общения, исключение из групп и другие, не обязательно "духовные" санкции. Само общество, его отдельные коллективы решают вопрос о способах реагирования на нарушение моральных запретов, при этом эти способы (санкции) часто заранее не определены. Интересно отметить, что в некоторых случаях моральные санкции сводятся лишь к настоятельному убеждению нарушителя добровольно исполнить моральное предписание. На этот аспект обращает внимание А.В. Поляков, который пишет, что последствия нарушения моральных норм "имеют особый характер и представляют собой психологическое "давление" на совесть нарушителя, побуждая, а не принуждая его к совершению требуемых действий" .

Тем не менее, в любом случае нельзя согласиться с мнением, что "моральная оценка существует прежде всего и главным образом как самооценка" и что "моральный суд есть суд человека над самим собой" . Такой позиции придерживался, в частности, И. Кант, считавший моральным лишь то, к чему индивид в отсутствие опасности внешнего принуждения принуждает себя сам .

Право подразумевает ответственность перед государством, а мораль – перед обществом; нарушение норм права предполагает строго определенный процессуальный порядок привлечения нарушителя к юридической ответственности, в то время как порядок привлечения к моральной ответственности обычно не определён. В связи с этим нельзя смешивать отдельные виды т.н. конституционно-правовой ответственности, наступающие за утрату доверия (например, отставка правительства, роспуск парламента) с ответственностью моральной. Конституционную ответственность несут в заранее установленном порядке, и не перед обществом, а перед государством в лице его органов.

§2. Некоторые дискуссионные вопросы

Рассмотрим теперь некоторые дискуссионные вопросы, касающиеся общих и отличительных черт права и морали.

1. Вопрос разграничения правовых и моральных норм по их структуре, точности и уровню систематизации.

В философской литературе отмечается, что "принципы морали имеют социально-всеобщее значение и распространяются на всех людей, фиксируя в себе то общее и основное, что составляет культуру межчеловеческих взаимоотношений... Они поддерживают и санкционируют определённые общественные устои, строй жизни и формы общения (или, напротив, требуют их изменения) в самой общей форме..." .

Правовая норма, в отличие от моральной, как правило, формально определена. Это означает, что при установлении запрета, предписания или дозволения она всегда имеет дело лишь с чётко очерченным кругом фактов. В одних случаях действие нормы универсально, в других – обусловлено целым рядом факторов, но в любом случае эти факторы чётко определены.

Ввиду сказанного часто утверждается, что мораль – более гибкий, чем право, регулятор. В каждом конкретном случае при определении нравственности того или иного поступка могут быть приняты во внимание какие-то особые обстоятельства, что право допускает далеко не всегда. Так, высказывая заповедь любви к ближним, нравственность не определяет точно способов и размеров проявления этой любви: иногда будет достаточно простого уважения к другим людям, но в других случаях нравственным будет исключительно самопожертвование . Для каждого конкретного случая существует свой вариант поведения, который будет считаться нравственным. Право же, имея целью регулирование и охрану наиболее важных общественных отношений, само по себе ставит определённость выше целесообразности, поэтому, как верно писал П.И. Новгородцев, "оно должно быть свободным от изменчивых… колебаний личного чувства, ибо только в этом случае может оно служить задаче установления общественного мира" . "Предназначенное для того, чтобы создавать надежную почву для разрешения споров, право само должно быть бесспорным" .

Итак, в целом право более формализовано, чем мораль. Однако нужно учитывать неабсолютность данного различия. Так, касаемо первобытности "исследования этнографов показывают, что зачастую моральные запреты имели фиксированную шкалу санкций" .

Кроме того, представляется, что многие источники права не всегда достаточно формализованы. Это относится, прежде всего, к таким источникам права, как правовой обычай и судебный прецедент. Так, согласно действующему российскому законодательству (ст. 5 ГК РФ) правовой обычай применяется, даже если он не закреплён письменно. Суд в каждом конкретном случае определяет, является ли то или иное правило сложившимся и широко применяемым. То есть, вполне возможна ситуация, когда правовая норма существует, но она нигде не записана, и мы либо не знаем о её существовании, либо не можем сформулировать её достаточно определённо. Что касается судебного прецедента, распространённого в странах англо-саксонской правовой семьи (Англия, США, Канада и др.), то он также не формулирует правовую норму вполне чётко. Определённость достигается лишь благодаря последующему толкованию данного прецедента другим судом при разрешении другого дела. Причём именно другой судья определяет, что в судебном прецеденте есть ratio desidendi (сущность решения, т.е. правовая норма), а что лишь obiter dictum (попутно сказанное). Судья использует здесь сформулированные наукой (Уэмбо, Гудхардом), но не правом, подходы, поэтому толкование может быть различным в зависимости от конкретного дела . Применительно к англо-саксонской правовой семье можно упомянуть также "максимы права справедливости", называемые в литературе "неопределёнными этическими утверждениями" ("vague ethical statements") , и заявление Палаты лордов 1966 г. по вопросам практики, согласно которому данная инстанция "более не считает себя связанной собственными предыдущими решениями и "допускает возможность отступления от них в случае необходимости'"" . Максимы справедливости и заявление Палаты лордов 1966 г. наряду с правовыми обычаями и прецедентами указывают на то, что право не всегда вполне формализовано.

Важно подчеркнуть, что формализм следует понимать именно как чёткость внешней формы. Общее же для права и морали то, что обе эти категории под угрозой внешнего наказания обращаются к внутреннему миру личности, побуждая её к изменению своего внутреннего убеждения или к определённому внешнему поведению, которое, впрочем, часто оценивается с учётом внутреннего отношения лица к совершённому деянию, а также его внутренних качеств.

Что касается структуры норм, то правовая норма, как известно любому юристу, чаще всего содержит в себе три элемента: гипотезу ("если…"), диспозицию ("то…") и санкцию ("иначе…"). На мой взгляд, особенностью моральных норм является то, что существуют некие общие нормы с достаточно определёнными "общими" гипотезами и диспозициями (гипотеза при этом охватывает собой все общественные отношения, например "не лги" означает "никогда не лги"), которые в зависимости от обстоятельств казуса конкретизируются в другие нормы, гипотезы и диспозиции которых заранее определены не были (так, в некоторых случаях допускается ложь во благо). Санкции моральных норм, как правило, вообще заранее не определены и избираются уже после наступления факта конкретного нарушения. Таким образом, нормы морали в некотором смысле выступают в виде наиболее общих правил поведения (а правовые нормы максимально детализированы).

Однако и это различие права и морали не абсолютно. Так, в связи с существованием прецедентной системы и возможностью судейского усмотрения в странах англо-саксонской правовой семьи можно утверждать, что в этих странах в каждом конкретном рассматриваемом деле существуют свои гипотезы и диспозиции. Изначально имеются лишь "максимы права справедливости", сущность которых насквозь моральна (так, к указанным максимам относятся помощь бедным и слабым, наказуемость обмана, другого неправильного поведения, требование честных, справедливых поступков, первоочередная значимость намерений (а не поступков) и т.д.) . Тем не менее, средства защиты и меры ответственности в праве, в отличие от морали, в любом случае определены чётко, особенности моральных санкций на них не распространяются.

Отметим, что ни право, ни мораль не сводятся к нормам. В основе морали, как было сказано выше, лежат нравственные ценности. Что касается права, большинство юристов признают существование "нетипичных норм", которые не содержат гипотезу, диспозицию и санкцию (нормы-принципы, нормы-понятия, коллизионные и оперативные нормы и т.д.). По сути эти нормы вовсе не являются нормами, и В.В. Ершов, в частности, пишет о том, что в основе норм права лежат базовые принципы права (отличные как от нравственных ценностей, так и от принципов естественно-правовой школы, перечисленных ранее) .

Наконец, отметим, что право – это иерархия взаимосвязанных норм (система), а мораль – лишь неустойчивая совокупность таковых. Но и этот критерий различения права и морали не является абсолютным. Мы знаем, что законы первых государств представляли собой несистематизированные сборники типичных случаев из судебной практики. Во Франции лишь в XIII веке были сделаны первые попытки некоторой систематизации правовых обычаев . Право Англии до сих пор "плохо поддается систематизации", поэтому "считается, что право Англии избежало кодификации. Однако такая цель поставлена перед Правовой комиссией для Англии и выделена как ориентир для законодательной работы на перспективу правовой реформы" ; к тому же, прецеденты в Англии имеют свою строгую иерархию.

Известный формализм права даёт многим исследователям основания полагать, что право не только не должно (как было выяснено ранее), но и не может в силу своей специфики всегда соответствовать морали. В этом ими усматривается утопичность естественно-правовой теории. Так, В.А. Четвернин пишет, что в естественно-правовой доктрине "законодателя и судью объединяет то, что оба они должны руководствоваться моральной аргументацией. Но её нельзя эксплицитно зафиксировать в раз и навсегда данном содержании генерализированной нормы или принципа. Любое содержательное выражение идеала действительно лишь в социальном контексте его фиксации" . В действительности, как видно из примера англо-саксонской правовой семьи, формализм права не является прочным аргументом для вышеуказанных выводов. "Общее право" (т.е. прецедентное право и право справедливости) показывает, что "социальный контекст фиксации идеала", о котором говорит В.А. Четвернин, возможен для права. Тем не менее, оставим здесь вопрос о принципиальной возможности единства права и морали открытым и ответим на него позже.

2. Вопрос разграничения права и морали по воздействующим на них силам, закреплённым в них интересам и факторам их изменения.

"Право, - отмечал П.И. Новгородцев, - есть результат борьбы различных общественных сил – сложный продукт их взаимодействия. Отражая на себе следы этой борьбы и этого взаимодействия, оно никогда не может быть ни строго логическим, ни вполне совершенным» . Представляется, что указанные характеристики права справедливы и для морали, которая также стремится к примирению различных общественных элементов, но удовлетворяет их лишь настолько, насколько это объективно возможно. Суть же в том, что различные общественные силы (общественные институты, организации, влиятельные деятели и т.п.) воздействуют на право и на мораль не равным образом. Некоторые из них акцентируют свою деятельность на изменении законодательства, другие взывают лишь к нравственным чувствам людей, третьи работают в обоих направлениях. Кроме того, влияние этих общественных сил (их ресурсы, интенсивность деятельности) различно. Таким образом, право и мораль имеют некоторые различия в плане воздействующих на них факторов.

Марксизм делает попытку конкретизации данного положения, указывая на то, что право всегда едино для всего общества и предопределено волей господствующего класса, а мораль различна для каждого класса и для каждого класса имеет различные факторы. Маркс писал, в частности: "У республиканца иная совесть, чем у роялиста, у имущего – иная, чем у неимущего, у мыслящего – иная, чем у того, кто не способен мыслить" . Из этого утверждения в советской юридической литературе делался категоричный вывод, что в классовом обществе нет и не может быт единой морали . Однако представляется очевидным, что даже в обществе, раздираемом противоречиями между различными социальными группами, существуют нормы, поддерживаемые всеми его членами. На этот аспект обращается внимание уже в более поздних работах советских исследователей со ссылкой на то, что не все общественные отношения есть отношения между классами . Аналогичные выводы можно сделать и в отношении права. Следует согласиться с мнением А.Б. Венгерова, который утверждает, что во все времена существовали и сегодня имеются законы, выражающие интересы отдельных классов, групп, корпораций и т.д., однако право может выражать и в целом выражает общесоциальные ценности . Таким образом, рациональное зерно в изложенной советской доктрине проявляется разве что в выводе о том, что право, в отличие от морали, больше зависит от такого общественного института, как государство. В условиях несовершенства демократических механизмов этот вывод, конечно, даёт основания предполагать меньшую по сравнению с моралью справедливость права. Однако здесь нужно помнить о том, что помимо государства существует множество других социальных институтов, которые также могут оказаться во власти относительно небольшой группы людей, и оказывать влияние на содержание уже моральных норм.

Различное воздействие многообразных сил приводит к тому, что и право, и мораль включают в себя два разнородных с точки зрения динамизма элемента. Для морали ими являются общественные нравы и нравственные идеалы. Первому элементу свойственен консерватизм. Часто нравы не противоречат праву, но если противоречат, то изменяются с трудом. Второй же элемент постоянно опережает достигнутый уровень социально-экономического развития и правового регулирования. Интересно отметить мнение современного исследователя соотношения права и морали Л.Л. Фуллера, который разделяет мораль на два вида: мораль стремления и мораль долга. Первая – это "мораль жизни в соответствии с Благом, стремления к совершенству, самой полной реализации человеческих сил"; вторая только "закладывает базовые нормы, без которых упорядоченное общество невозможно" . По сути, Фуллер выделяет те же два элемента морали. Однако вряд ли можно согласиться с его тезисом, что второй тип морали относится к праву. Право также двулико. Иногда оно может "опережать" общественные нравы и формировать новые нравственные идеалы. В других случаях оно отстаёт от реальной общественной жизни, сохраняя в себе пережитки прошлого и препятствуя тем самым прогрессивному развитию общества.

Принимая во внимание всё изложенное, нельзя согласиться с Н.И. Матузовым, который утверждает, что право всегда более консервативно, чем динамичная и гибкая мораль . С.С. Алексеев верно отмечает, что "юридические установления подчас были впереди господствующей морали" . Г.Ф. Шершеневич вообще утверждает большую по сравнению с моралью динамичность права . Здесь мы имеем дело с таким часто упоминаемым в научной литературе свойством права, как способность оперативно изменяться. Но вряд ли оно действительно является особенностью права. Ведь даже если понимать правотворчество сугубо как определённую процедуру компетентного госоргана, то оперативности изменения права препятствует необходимость подготовить соответствующий законопроект, пояснительную записку, экономическое обоснование и т.д. В более широком смысле правотворчество предполагает предварительную научно-исследовательскую работу (познание и оценку общественных отношений, формулирование вывода о необходимости правового регулирования и о наиболее приемлемых вариантах такого регулирования и т.д.). На практике правотворческий орган часто даже не стремится начинать этот правообразовательный процесс. Тогда право и вовсе проигрывает морали в оперативности. Не говоря уже о том, что в качестве источников права многие учёные называют некие базовые принципы, юридическую доктрину и науку, не всегда отличающиеся динамизмом. Религиозные тексты как источник права вообще лишены всякого динамизма. На мой взгляд, быстрота изменения, как для права, так и для морали, лишь потенциальна.

3. Вопрос разграничения типичных форм закрепления права и морали.

Для права это акт государственного органа, для морали – общественное сознание. В то же время необходимо помнить, что правовые нормы находят своё выражение не только в нормативно-правовых актах, но и в международных договорах, судебных актах, правовых обычаях, а также в научной доктрине, религиозных книгах и т.д. Закрепление моральных норм также не сводится к общественному сознанию (собственно говоря, и право и мораль закрепляются в нём, но формами выражения для того и для другого являются уже вещи, которые мы способны воспринимать органами чувств). Мораль содержится, например, в программных и уставных документах различных общественных объединений, кодексах профессиональной этики, печатных СМИ, литературных произведениях и религиозных памятниках, исторических летописях и манускриптах, запечатлевших правила человеческого бытия . Часто нравственные правила содержатся и в нормативных правовых актах. Таким образом, право и мораль имеют множество общих источников (форм выражения). Существуют нормы, являющиеся одновременно правовыми и моральными. Тем не менее, в целом для права, в отличие от морали, свойственна институциональность (письменность), выступающая важным гарантом его формализованности.

4. Вопрос разграничения права и морали по сфере регулирования.

Р.З. Лившиц утверждает, что "мораль охватывает все сферы человеческого поведения, а право – только те сферы, где есть необходимость потенциального принуждения. В этом смысле сфера морального воздействия в обществе шире, чем сфера воздействия правового" .

Однако в литературе можно встретить и прямо противоположную точку зрения, согласно которой правовые нормы действуют в самых широких различных сферах практической деятельности людей, не касаясь лишь сравнительно небольшого круга общественных отношений (дружба, любовь, сострадание и т. д.), к которому и сводится действие морали .

Наконец, третью точку зрения высказывает Е.А. Лукашева, которая обращает внимание на то, что мораль хоть и встречается в "чистом" виде в сравнительно узкой сфере общественных отношений, но по сути универсальна. "Таким образом, и право, и мораль обладают способностью проникать в самые различные области общественной жизни. Ни право, ни мораль не ограничиваются предметно обособленной сферой социальных отношений. Они связаны с поведением людей в широких областях их социального взаимодействия… нельзя разграничивать право и мораль по предметным сферам их действия. Они действуют в едином "поле" социальных связей" .

Представляется, что на поставленный вопрос следует отвечать исходя из того, что любая социальная норма является таковой лишь постольку, поскольку она подкреплена мерами общественного воздействия в отношении её нарушителей. Фактические возможности этих мер на практике и определяют сферу действия социальных норм.

Именно поэтому социальные нормы предписывают, как правило, лишь должное поведение, но не должные мысли. В то же время с позиции нравственности мы вполне можем сказать человеку, поведавшему нам свои взгляды: "Нехорошо так думать". Показательна в этом отношении христианская мораль, которая запрещает прелюбодействовать даже в сердце своём (Матф.5:27-28). Возможна также ситуация, когда социальная группа начинает отторгать человека, расходящегося с ней в нравственных установках. Всё это говорит о том, что моральные санкции могут последовать за само наличие мыслей, а не за их выражение или какие-то другие действия. В этом можно было бы увидеть ключевое отличие морали от права, однако если мы вспомним тоталитарные режимы XX века, а также испанскую инквизицию, существовавшую в XV-XIX вв., то сможем распространить изложенный тезис и на право. Ибо жертвами репрессий эпохи сталинизма, нацизма и пр. могли стать и люди, даже не ведущие никакой вредоносной для государства и общества деятельности, но лишь вызывающие подозрение в силу своих идеологических взглядов (так, красные кхмеры в Камбодже преследовали даже "ностальгию" по дореволюционным временам), и с позитивистских позиций основаниями этих репрессий были именно нормы права, пусть и содержащиеся в секретных указаниях и директивах, пусть и не поддерживаемые народом. В СССР правом предписывалось даже "совершить научное открытие такого-то содержания, к такому-то сроку" , что тоже является регулированием мыслей. Испанская инквизиция, поскольку она в отличие от инквизиции средневековой, была именно государственным, а не церковным органом, и ставила при этом перед собой задачу поддерживания чистоты католической веры (судила морисков и марранов за "неискренность") , также может рассматриваться как пример правового регулирования мыслей (причём здесь уже нельзя опровергнуть правовой характер норм ссылкой на их противоречие общественным настроениям ).

Не является отличительным признаком морали и её стремление оценивать те или иные качества личности. Безусловно, мораль оценивает не только поведение людей, но также и черты их характера, знания и умения: соответствующие моральным требованиям свойства личности именуются добродетелями (древние греки, например, выделяли четыре добродетели: мудрость, мужество, справедливость и умеренность). Однако многие характеристики и навыки личности имеют также правовое значение. Так, законы, регулирующие прохождение государственной службы и осуществление иных специальных видов деятельности, а также кодексы профессиональной этики (имеющие, между прочим, правовое значение, поскольку за их нарушение может последовать юридическая ответственность) предъявляют к соответствующим лицам требования, касающиеся уровня образования, профессиональных навыков и даже личностных качеств и взглядов .

Таким образом, ни право, ни мораль не ограничиваются областью деяний, могут оценивать также мысли, качества и способности людей. Как же определить их границы?

Как уже было сказано, при решении этого вопроса необходимо учесть практический аспект проблемы, а именно следующее. Подавляющее большинство членов общества является специалистами лишь в какой-то определённой области, и потому формирующаяся стихийно общая для всего социума мораль не может в силу своей сущности охватить большинство отношений, складывающихся в таких профессиональных сферах, как, например, рынок ценных бумаг, торговое мореплавание или градостроительство. Безразлична нравственность и в отношении многих технических правил , а также процессуальных норм, определяющих "порядок осмотра места происшествия, правила ведения судебных протоколов, нотариальное засвидетельствование документов, процессуальные сроки… многие действия по управлению и пр." . Здесь нравственность отступает уже не вследствие своего непрофессионализма, а по причине неточности. А.Б. Венгеров в связи с этим отмечает: "Нормы морали регламентируют широкий круг отношений, но вряд ли смогут заменить право в сфере общественного производства, где требуются четкая регламентация, однозначные решения, исключающие различные толкования и т.д." . Таким образом, существуют сферы общественных отношений, которые нравственность регулировать попросту не может. В то же время право не только может, но и должно регулировать подобные отношения. Это, в свою очередь, означает, что право не может быть всегда пронизано нравственностью, и нельзя согласиться с тезисом Е.А. Лукашевой, что "все правовое подлежит моральным оценкам" . Иначе пришлось бы давать морали чересчур широкое определение. С другой стороны, право практически не содержит норм вежливости , не касается товарищеской взаимопомощи, не учитывает многих моральных ограничений в осуществлении права собственности, не устанавливает особенности взаимоотношений друзей или влюблённых (в том числе многие аспекты сексуальной жизни), не порицает отсутствие любви к Родине и т.д. Иными словами, мораль тоже имеет свою собственную, свободную от права, сферу регулирования. Входящие в эту сферу отношения либо не столь значимы для общества, либо правовые средства принуждения и защиты в отношении них недейственны. Интересно в этой связи наблюдение Р.З. Лившица, который утверждает, что правовое регулирование, какой бы сферы общественных отношений (семейной, государственной, торговой) оно ни касалось, охватывает лишь три группы общественных отношений: имущественные, управленческие и охранительные . Близка к этому тезису Е.А. Лукашева, которая утверждает, что "право возникает и действует прежде всего в таких специфических сферах, как отношения собственности и политической власти" .

По меткому выражению В.Д. Зорькина, право – это тонкая сетка, в которую должна быть помещена реальная, гораздо более многообразная, жизнь общества: "Что такое сетка – знают все, кто когда-нибудь в ней носил картофель. Когда картофель не вываливается из сетки? Когда ячейки сетки меньше, чем лежащие в сетке картофелины. Но если вы захотите воспользоваться этой же сеткой для того, чтобы в ней донести до дома... какую-нибудь крупу, то вся эта крупа останется на полу магазина, в котором вы попытались реализовать это странное начинание" . Суть этого высказывания в том, что право – не холщовый мешок, в котором можно унести всё, что угодно, оно способно регулировать лишь определённый пласт общественных отношений.

Конечно, теоретически и право и мораль могут иметь широчайший предмет регулирования, однако на практике мораль ограничивается обыденными сферами жизни и не касается профессиональных, а право воздерживается от вторжения во внутренний мир и личную жизнь человека.

5. Вопрос разграничения права и морали по направленности регулирования.

Здесь имеется ввиду попытка различить право и мораль как регуляторы, относящиеся соответственно к внешней и внутренней стороне поведения.

На неопределённость такого разграничения указывал ещё Г.Ф. Шершеневич, приводя в качестве примера следующие слова немецкого юриста Феликса Дана: "Право может быть вынуждаемо, потому что оно регулирует внешние отношения людей между собой, в которых основным моментом является не намерение, а действие (или бездействие); мораль же невынуждаема, потому что она регулирует внутренние отношения людей, в которых основным моментом является не поддающееся вынуждению намерение" . "Что это за внутреннее отношение? – спрашивает Шершеневич, - Разве нравственная норма, предписывающая людям помогать друг другу в нужде, регулирует не отношение человека к человеку? Также странно, когда говорят, что нравственные нормы отличаются от правовых тем, что они "опираются на авторитет внутреннего убеждения лица, следующего им". Как будто лицо, следующее нормам права, не убеждено в необходимости их соблюдения, хотя бы ввиду того, чтобы избежать наказания?" . Шершеневич последовательно опровергает вышеприведённую позицию, указывая, что и право и мораль регулируют внешнее поведение, одновременно заботясь и о побуждении (воле) . Аналогичное утверждение можно встретить у Н.М. Коркунова .

В подтверждение этого тезиса можно сослаться на то, что при привлечении к юридической ответственности практически всегда учитывается виновность лица, совершившего правонарушение, при квалификации преступления и решении вопроса о преступности деяния (крайняя необходимость, обоснованный риск и т.п.) существенную роль играют мотивы и цели их совершения.

На этот аргумент обычно возражают, что право, в отличие от морали, учитывает внутренние побуждения человека именно в связи с оценкой его деяния как противоправного; если же человек, напротив, во исполнение закона совершил какое-то действие либо воздержался от него, то для права безразлично, по каким мотивам он это сделал. На это указывали ещё П.И. Новгородцев и Г.Ф. Шершеневич . Моральная же норма может считаться полностью исполненной только тогда, когда исполнение сопровождается "соответствующим внутренним настроением"; одно лишь внешнее исполнение без надлежащего нравственного чувства часто не считается нравственным . Указанное возражение, однако, нельзя считать абсолютным, поскольку вполне возможна ситуация, когда общество довольствуется лишь внешним исполнением нравственного предписания, не наказывая исполнителя за внутреннее неприятие этого предписания. То есть, даже при исполнении моральной нормы не учитывается намерение. Тем не менее, следует признать, что мораль учитывает этот аспект заметно чаще права, а иногда одно лишь благое намерение, независимо от последствий, уже считается нравственным.

При рассмотрении вопроса о внутреннем и внешнем в праве необходимо вспомнить т.н. управомочивающие правовые нормы. Как известно, право при оценке поведения человека использует три модуля: "должно", "нельзя" и "можно". Это "можно" – и есть управомочие . В отношении управомочивающих правовых норм мы также можем сказать, что они должны учитывать внутреннее отношение человека к деянию, так как иначе не смогут достичь своих целей . Это связано с тем, что "в ситуации свободного выбора варианта поведения эффективное действие права… напрямую зависит от внутреннего состояния человека, его отношения к юридическим принципам, нормам" . Ненадлежащее воление (тот самый чувственный аспект) при реализации своих прав приводит к недействительности такой реализации. Так, в семейном праве существует такое понятие, как фиктивный брак (ст. 27 СК РФ), а в гражданском закреплена недопустимость злоупотребления правом (обхода законом и иного недобросовестного осуществления прав), заключения сделок, противных основам правопорядка и нравственности, мнимых и притворных сделок, и в целом действительность сделок ставится в зависимость от воли лиц, их совершающих (ст.ст. 10, 169, 170, 178, 179 ГК РФ).

Здесь, вероятно, стоит также упомянуть позицию И. Канта, согласно которой "легален поступок, сообразный долгу; морален же поступок, совершаемый из сознания долга, а не только сообразно долга" . Указанное разграничение видится несостоятельным, поскольку многие законы соблюдаются и исполняются из сознания долга (а не из страха наказания), одновременно многие моральные нормы соблюдаются и исполняются только во избежание общественного осуждения при внутреннем несогласии человека с моральной нормой (такая ситуация, в частности, возможна в отношении необходимости уступать сидячие места в общественном транспорте пожилым людям, инвалидам, беременным женщинам и пр.).

6. Вопрос разграничения права и морали по уровню их требовательности и суровости их санкций.

Иногда утверждается, что мораль существенно превосходит право по уровню требований, предъявляемых к человеческому поведению (Н.И Матузов) . Очевидно, однако, что в ряде случаев право более требовательно, чем мораль. Так, несоблюдение процессуальных формальностей привлечения лица к юридической ответственности может влечь отмену наказания (мораль же, как известно, безразлична к таким формальностям). В качестве примера большей по сравнению с моралью жёсткости права может выступать и закрепление в качестве правонарушений деяний, в отношении которых мораль часто бывает снисходительна (неуплата налогов, побои, уклонение от службы в армии, безбилетный проезд в общественном транспорте и др.). Таким образом, известная позиция немецкого юриста Георга Еллинека будто "право – это ни что иное, как этический минимум… Existenzminimum этических норм" , которая поддерживалась и русским философом В.С. Соловьёвым , представляется довольно спорной. На это указывает, в частности, С.С. Алексеев . С другой стороны, мораль весьма строга в отношении нечестности и обмана, а право пресекает лишь наиболее крайние и опасные их проявления. Мораль может существенно ограничивать человека в пользовании и распоряжении своим имуществом, тогда как закон в качестве общего принципа постулирует свободу осуществления права собственности. В итоге на основе рассмотренных примеров можно заключить, что как право, так и мораль, могут быть и требовательными, и мягкими в различных случаях. В отношении правовых и моральных санкций с учётом исторического аспекта также невозможно разграничение по критерию жестокости, что наглядно показала Е.А. Лукашева . Так, большинство граждан России стабильно высказываются в поддержку смертной казни , тогда как право запрещает её посредством моратория, в то же время некоторые штрафы за административные правонарушения кажутся людям чрезмерно высокими.

7. Вопрос разграничения права и морали по временным, пространственным и субъектным пределам действия.

Как известно, социальные нормы могут действовать на определённом пространстве, в отношении определённых лиц и в течение определённого времени. Являясь самостоятельными феноменами, мораль и право распространяют своё действие согласно названным критериям по собственным правилам. Здесь нужно отметить следующее.

Право тесно связано с государством, а одним из основных признаков государства является территориальное деление населения . Следовательно, можно предположить, что для права главным является критерий действия в пространстве. Для морали, напротив, важно фактическое единство людей, выступающих её носителями (т.е. критерий круга лиц). Она распространяется на всех людей, составляющих ту или иную общность и вступающих во взаимоотношения.

И право и мораль имеют собственную иерархию норм. Но, например, если соответствие правовых норм отдельных территорий – общим, как правило, обеспечивается государством, то совпадения корпоративной морали и морали всего общества добиться куда сложнее. В сознании людей общественная мораль всегда конкурирует с моралью отдельных социальных групп, представляя собой лишь некий компромисс их нравственных установок.

Представляется, что в отношении субъектов, подпадающих под действие социальных норм, между правом и моралью есть принципиально различие, заключающееся в том, что моральные нормы адресуются исключительно людям, а правовые нормы могут быть адресованы также организациям, государству и т.д. (поэтому нельзя считать моральными нормы, адресованные к парламенту или правительству, за нарушение которых возможен вотум недоверия).

Что касается критерия действия права и морали во времени, здесь наиболее дискуссионным вопросом является вопрос о том, появилась ли мораль раньше права или нет. "Тезис о том, что мораль как социальное явление возникает намного раньше права, что она существует уже в первобытном обществе, когда не было ни политики, ни права, ни даже религии, довольно распространен в этической и юридической литературе" . Так, Н.И Матузов утверждает, что в отличие от права "мораль "старше по возрасту", древнее, она всегда существовала и будет существовать в обществе, тогда как право возникло лишь на определенной ступени социальной эволюции" . Указанная позиция в принципе превалировала в советскую эпоху . Однако более обоснованным представляется мнение Мальцева Г.В., который указывает на синкретизм первобытных социальных норм и невозможность отделить в них правовой элемент от морального. Отнесение этих норм к моральным привело бы к необходимости изобретать для морали новое, невероятно широкое определение . И право, и мораль появляются на более поздней стадии, а именно в эпоху разложения первобытного общества и образования классов. В условиях растущего социального неравенства складываются различные подходы к понятию справедливости, различные взгляды в отношении необходимости соблюдения тех или иных социальных норм. "Отсюда в масштабах общества возникает необходимость духовно или под угрозой принуждения навязать господствующую систему норм людям, несогласным с ней либо могущим стать в оппозицию к существующему порядку отношений" . Так постепенно отделяются друг от друга правовые, моральные и религиозные нормы. "У нас нет, разумеется, оснований говорить об абсолютной синхронности исторического генезиса морали и права. Самое большее, что можно сказать в этой связи, – это относимость данных процессов к одной и той же исторической эпохе" .

8. Вопрос разграничения права и морали по методу регулирования.

Интересное разграничение права и морали предлагает С.С. Алексеев, по мнению которого "содержание морали ближайшим образом сосредоточено на долге, обязанностях", а право "сфокусировано на дозволениях, на субъективных правомочиях" . Действительно, если примеры моральных обязанностей не приходится напоминать, но примеры моральных прав не так многочисленны (хотя они и существуют, например, право знать своих родителей является не только юридическим, но и моральным). В то же время, вряд ли верно то, что в праве акцент делается на дозволениях, поскольку запреты и предписания также играют в нём важную роль.

Анализ вышеприведённых различий права и морали позволяет сделать некоторые важные выводы. В научной и философской литературе часто обсуждается вопрос противоречий между правом и моралью. Часто утверждается, что право должно соответствовать морали. Однако ранее мы уже сделали вывод, что право не должно всегда соответствовать морали. Теперь же становится очевидным и другой вывод, а именно что право и не может всегда уподобляться морали. Право не может отразить всю мораль не столько вследствие своего формализма, сколько вследствие неизбежности этого формализма при регулировании профессиональных сферах деятельности, установлении санкций за наиболее вредные для общества посягательства. Право не может всегда оценивать внутренние намерения человека при исполнении им предписаний и осуществлении дозволений (чаще всего в этом нет и необходимости). Право неизбежно отличается от морали, поскольку предъявляет требования не только к людям, но и к организациям, государству и т.п., имеет территориальный, а не личностный принцип действия. Таким образом, право не может полностью отражать мораль в общих для них сферах социального регулирования даже в умозрительном идеале, иначе оно просто исчезнет как отдельный феномен. Кроме того, право и мораль всегда будут отличаться ввиду многообразия воздействующих на них общественных сил и несовершенства демократических институтов общества. И это значит, что упомянутый умозрительный идеал недостижим: содержание правовых и моральных норм никогда не будет полностью одинаковым. Некоторые мыслители подчёркивают даже, что неразумно всегда и во всём требовать от права социальной справедливости . Тем не менее, многие противоречия права и морали могут и должны быть преодолены, причём как путем выработки новых нравственных принципов общества, так и путем внесения корректив в действующее законодательство. Мы видим эти возможности на примере современных демократических государств, в которых народовластие привело к высокому уровню "моральности" права и, как следствие, к высокой правовой культуре (добровольному исполнению большинства правовых норм даже при отсутствии угрозы наказания).

§ 3. Взаимодействие права и морали

Мораль и право тесно взаимосвязаны, более того, можно говорить о глубоком взаимопроникновении права и морали. Взаимодействие права и морали – процесс, характеризующийся многообразием форм.

В ходе истории случалось немало примеров, когда нравственное начало, вступая в полемику с правовым, требовало законодательного признания новых нравственных норм и идеалов, изменения или отмены противоречащих им законов. Так повсеместно было преодолено рабство, крепостничество, так были уравнены в правах мужчины и женщины.

В других случаях право прямо не противоречит морали, а скорее относится безразлично к моральным воззрениям, но поскольку одного общественного давления бывает недостаточно, чтобы сдержать вредные проявления страстей и устранить возможность общественных столкновений, мораль и в этом случае требует закрепления в законе тех или иных нравственных норм в целях придания им твёрдости и устойчивости. Данная ситуация видна на примере закрепления ещё в древних памятниках обычного права моральных запретов убийства и кражи. Также в период после Великой Отечественной войны для повышения рождаемости мужчины были освобождены от обязанности содержания своих детей, рождённых вне брака (Указ Президиума Верховного Совета СССР от 8 июля 1944 года). Эта мера в юридической литературе также рассматривается как влияние тогдашней нравственности, требующей повышения рождаемости, на право . Таким образом, мораль требует закрепления в законе своих основ, а право выступает важным гранатом морали.

Примечательно в этом отношении мнение русского философа Б. Вышеславцева, согласно которому право и мораль образуют две ступени в осуществлении идеи блага, причём право относится к морали как возможность к действительности . Иными словами, утверждая общественный порядок, право делает нравственность возможной, закладывает фундамент нравственности. В отсутствие него люди попросту боялись бы соблюдать "золотое правило", не объединились бы в общество.

Закрепление нравственных устоев общества в современном законодательстве можно видеть уже на примере Конституции РФ. Заслуживают внимания её положения о недопустимости умаления достоинства личности (ст.21), неприкосновенности частной жизни, праве на защиту чести и доброго имени (ст.22), неприкосновенности жилища (ст.25), о праве и обязанности воспитывать своих детей (ст.38), праве не свидетельствовать против себя самого, своего супруга и близких родственников (ст.51) и др. Множество моральных по своей сути норм закреплено также в основных кодексах и других федеральных законах.

Типичным примером воздействия морали на право является принятие в 2013 году законов, запрещающих пропаганду гомосексуализма . Социальные опросы уже давно показывают негативное отношение россиян к этому явлению , и несмотря на многочисленные осуждающие принятие названных законов резолюции Европейского парламента, доминирующее большинство россиян поддержало запрет пропаганды гомосексуализма . То же самое можно сказать и о запрете усыновления детей однополыми парами.

Воздействие нравственности на право проявляется и при применении права, когда при приложении законодательства к реальной жизни, к конкретным случаям, каждый из которых индивидуален, нравственность требует от закона известного смягчения или ужесточения. Здесь, во-первых, обращает на себя внимание тот факт, что правоприменители сами являются носителями определённой морали, имеют собственные представления о добре и зле, что неизбежно сказывается на осуществлении ими своих должностных обязанностей. Во-вторых, необходимо отметить, что при применении некоторых правовых норм просто необходимо обращаться к анализу общественной нравственности. Так обстоит дело при решении вопроса о признании недействительной сделки, противоречащей общественной нравственности (ст. 169 ГК РФ), рассмотрении дел о защите чести, достоинства и деловой репутации гражданина (ст. 152 ГК РФ), в вопросах компенсации морального вреда (ст. 150 ГК РФ), при установлении факта исполнения родителями обязанности заботиться о духовном и нравственном развитии своих детей (ст. 23 СК РФ), при привлечении к административной ответственности за появление в общественных местах в состоянии опьянения, оскорбление, мелкое хулиганство (ст.ст., 5.26, 5.61, 20.1, 20.21 КоАП РФ), привлечении к уголовной ответственности за клевету, хулиганство (ст.ст. 128.1, 213 УК РФ), а также во многих других случаях, когда закон отсылает к понятиям общественного порядка, нравственности, хулиганских побуждений и т.п. Следовательно, право и мораль тесно взаимодействуют и на уровне правоприменения.

"Неоспоримо, - как отмечал ещё Г.Ф. Шершеневич, - и обратное влияние на нравственность. Право вмешивается в борьбу мотивов, определяющих нравственное поведение, и действует как психический фактор. Оно подавляет одни мотивы и укрепляет другие. Принуждая страхом угрозы к требуемому поведению, нормы права превращают данное поведение в привычное, а потому само по себе желательное" . С.С. Алексеев также замечает, что "реальность господствующей морали, ее фактическое воплощение в жизненных отношениях в немалой степени зависят от того, насколько действенными и реальными являются в данном обществе правовые установления. Факты (и наших дней, и прошлого) свидетельствуют о том, что общество, в котором в результате целенаправленных усилий утвердился устойчивый правопорядок, входящий в кровь и плоть общественной жизни, - это общество, в котором получают развитие и начинают доминировать также и соответствующие моральные принципы. Причем, как свидетельствуют исторические данные, в самом понимании моральных принципов (в том числе религиозно-моральных) начинают сказываться утвердившиеся в обществе правовые начала" .

Влияние права на мораль может проявляться, в частности, при издании чрезвычайных законов, вызванных резким изменением социальных условий, при установлении в качестве основ законодательства прогрессивных моральных представлений и т.д. Можно привести пример из истории, а именно ситуацию разложения родоплеменного строя и образования государства, при которой обычай кровной мести вытесняется правовыми нормами денежного воздаяния за убитого члена общины. Со временем этот обычай становится анахронизмом и постепенно исчезает как элемент общественной морали, хотя и встречается в некоторых регионах даже в XXI веке . Здесь же стоит отметить, что без устранения с помощью права этого обычая объединение общин под единой властью было бы невозможным. Таким образом, право способно изменять господствующую мораль.

Что касается действующего законодательства, то Конституция РФ, например, утверждает ряд новых гуманистических принципов: признание человека, его прав и свобод высшей ценностью (ст. 2), идеологическое и религиозное многообразие (ст.13), свобода совести (ст.28), свобода мысли и слова (ст. 29), право частной собственности (ст.35), свобода творчества (ст.44), презумпция невиновности (ст.49) и т.д.

Также в отношении действующего законодательства влияние права на мораль можно проследить на примере правового регулирования производства и оборота алкогольной продукции. Как известно, проблема низкой "культуры пития" всегда была актуальной для России, чрезмерное употребление алкоголя в известной мере получает одобрение в общественном сознании. Однако государство пытается (и неоднократно пыталось) изменить в этом вопросе общественную мораль. Так, в 2011 году существенно ужесточены требования к условиям и местам продажи алкогольной продукции, к её рекламе, введены многочисленные запреты на продажу и рекламу алкогольной продукции, одновременно к алкогольной продукции стало относиться пиво . Эти нововведения показывают, что государство пытается воздействовать на нравственное сознание граждан, прививая им определённую "культуру пития" (употребление алкогольной продукции только взрослыми и исключительно себя дома, в умеренном, заранее определённом количестве). Как вывод: в настоящее время право также активно воздействует на мораль.

Сближение и взаимопроникновение морали и права и их совместное регулирование общественных отношений даёт некоторым исследователям говорить о возникновении качественно нового явления – морально-правового воздействия: "Право и мораль как составные части этого явления, не растворяясь в нём и не теряя своих индивидуальных свойств, в совокупности образуют социальную целостность, реально существующую и активно влияющую на общественную практику" .

Итак, можно сделать следующие общие выводы. Право находится под влиянием морального фактора, который находит своё отражение при издании нормативно-правовых актов и в процессе их применения. Одновременно само право активно воздействует на мораль, изменяя её в соответствии с новыми социальными реалиями. Процесс взаимодействия права и морали способствует более глубокому укоренению моральных норм в обществе, при одновременном повышении авторитета права, возрастании его роли как социального регулятора общественных отношений .

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

На основании изложенного можно сделать следующие выводы.

Существует несколько концепций правопонимания, которые можно объединить в два основных течения – юснатурализм и легизм – при этом современное понимание права представляет собой синтез этих течений. Понятие морали также не едино у различных авторов. Представляется, что под моралью следует понимать существующие представления людей об общем благе, выражаемые в нормах, которые сами адресаты готовы соблюдать. Нравственность, таким образом, не сводится к доброй воле. Понятия права и морали должны быть очищены от связи с внутренним сознанием и фактическим поведением людей. В основу того и другого должен быть положен принцип целесообразности (соответствия общественным потребностям), а также такие отстаиваемые школой естественного права ценности как гуманизм, мирное и безопасное сосуществование, равенство, свобода, демократичность, разумность, достойное существование.

Теория естественного права сама по себе не даёт достаточно внятного ответа на вопрос о том, какой мораль и, соответственно, право должны быть, и в каких случаях дозволено их не соблюдать. Ответ на указанный вопрос достигается анализом современных исследований соотношения законодательства, общественного мнения и целесообразности.

Право не должно всегда соответствовать общественной морали, ибо последняя не всегда правильно отражает действительные потребности общества; в некоторых случаях необходимо изменять мораль с помощью права. Тем не менее, господствующие в обществе взгляды всегда нужно учитывать при законотворчестве наряду с мнениями экспертов. Человеку и обществу дозволено (на основании морали и (или) исходя из целесообразности) нарушать право, однако государству (юридически, либо даже морально) дозволено применить к ним соответствующие санкции. Аналогично индивиду и государству (на основании права и (или) исходя из целесообразности) дозволено идти против морали, однако и обществу (морально, либо даже юридически) дозволено противостоять этому с помощью санкций. Право и мораль являются самостоятельными институтами регулирования общественных отношений, каждый выполняет свои особые функции и имеет свою особую ценность . На основе этого следует решать вопрос о праве народа на революцию.

Право и мораль различаются по способам их формирования в том смысле, что право – результат самоорганизации и организации, а мораль – главным образом лишь самоорганизации. Право и мораль различны по методам их обеспечения, характеру устанавливаемой ответственности и порядку привлечения к ней (в то же время нельзя утверждать, что моральный суд есть суд человека над самим собой).

На современном этапе своего развития романо-германское право существенно превосходит мораль по точности и системности норм (англо-саксонское право уступает ему в этом). Особенностью моральных норм является то, что их гипотезы и диспозиции меняются в зависимости от обстоятельств казуса, а санкции, как правило, вообще заранее не определены.

Право и мораль различаются по формам их закрепления и воздействующим на них силам, однако эти различия не абсолютны.

Ни право, ни мораль теоретически не ограничиваются оценкой деяний, могут регламентировать также мысли, качества и способности людей, однако на практике мораль ограничивается обыденными сферами жизни и не касается профессиональных, а право воздерживается от вторжения во внутренний мир и личную жизнь человека, регламентируя имущественные, управленческие и охранительные общественные отношения.

Принимая во внимание все различия права и морали можно утверждать, что право в принципе не может всегда уподобляться морали.

Важно подчеркнуть, что общим для права и морали является то, что обе эти категории под угрозой внешнего наказания обращаются к внутреннему миру личности, побуждая её к изменению своего внутреннего убеждения или к определённому внешнему поведению, которое, впрочем, оценивается с учётом внутреннего отношения лица к совершённому деянию. Различие лишь в том, что право всегда оценивает это отношение в случае нарушения запретов, иногда – при исполнении дозволений, но никогда – при исполнении предписаний, а мораль оценивает его гораздо чаще и даже придавать значение лишь ему.

Вряд ли можно провести разграничение между правом и моралью по уровню их требовательности или по суровости их санкций. Сложно говорить и о разном времени появления указанных феноменов, о направленности первого из них на дозволения, а второго – на обязывание.

Право находится под влиянием морального фактора, который находит своё отражение при издании нормативно-правовых актов и в процессе их применения. Одновременно само право активно воздействует на мораль, изменяя её в соответствии с новыми социальными реалиями. Процесс взаимодействия права и морали способствует более глубокому укоренению моральных норм в обществе, при одновременном повышении авторитета права, возрастании его роли как социального регулятора.

В практическом аспекте изложенные выводы указывают на необходимость постоянного укрепления демократических институтов, повышения профессионализма законодателя, нравственного чувства граждан, должны способствовать верному пониманию феноменов права и морали в целях правильной организации их взаимодействия на практике и преодоления дефектов нравственного и правового сознания.

Представляется, что современная наука имеет достаточный потенциал для дальнейшего развития исследований в области соотношения права и морали, а нынешнее несовершенство демократических институтов, организации законодательной работы, равно как и низкий уровень правового и нравственного сознания граждан делают указанные исследования чрезвычайно актуальными.

СПИСОК НОРМАТИВНЫХ ПРАВОВЫХ АКТОВ

1) Конституция РФ от 12 декабря 1993 г. (с изм. от 30 дек. 2008 г.) // Рос. газ. 2009. №7.

2) Конституция СССР от 7 октября 1977 года (утратила силу) // Ведомости ВС СССР. 1977. N 41, ст. 617.

3) Кодекс РФ об административных правонарушениях: Федеральный закон от 30.12.2001 N 195-ФЗ (ред. от 05.04.2013) // Рос. газ. 2001. N 256.

4) Уголовный кодекс РФ: Федеральный закон от 13.06.1996 N 63-ФЗ (ред. от 05.04.2013) // СЗРФ. 1996. N 25. Ст. 2954.

5) Семейный кодекс РФ: Федеральный закон от 29.12.1995 N 223-ФЗ (ред. от 12.11.2012) // Рос. газ. 1996. N 17.

6) Гражданский кодекс РФ (часть первая): Федеральный закон от 30.11.1994 N 51-ФЗ (ред. от 11.02.2013) // СЗРФ. 1994. № 32. Ст. 3301.

7) О рекламе: Федеральный закон от 13.03.2006 N 38-ФЗ (ред. от 28.07.2012) // Рос. газ. 2006. N 51.

8) Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ: Федеральный закон от 31.05.2002 N 63-ФЗ (ред. от 21.11.2011) // Рос. газ. 2002. N 100.

9) О государственном регулировании производства и оборота этилового спирта, алкогольной и спиртосодержащей продукции и об ограничении потребления (распития) алкогольной продукции: Федеральный закон от 22.11.1995 N 171-ФЗ (ред. от 30.12.2012) // Рос. газ. 1995. N 231.

10) О статусе судей в РФ: Закон РФ от 26.06.1992 N 3132-1 (ред. от 04.03.2013) // Рос. газ.1992. N 170.

11) О прокуратуре РФ: Федеральный закон от 17.01.1992 N 2202-1 (ред. от 03.12.2012) // Рос. газ. 1992. N 39.

12) Об увеличении государственной помощи беременным женщинам, многодетным и одиноким матерям, усилении охраны материнства и детства, об установлении высшей степени отличия – звания "Мать-героиня" и учреждении ордена "Материнская слава" и медали "Медаль материнства": Указ Президиума Верховного Совета СССР от 8 июля 1944 года // Ведомости ВС СССР. 1944. N 37.

13) Об утверждении общевоинских уставов Вооруженных Сил Российской Федерации: Указ Президента РФ от 10.11.2007 N 1495 (ред. 14.01.2013) // СЗРФ. 2007. N 47 (1 ч.). Ст. 5749.

14) "Кодекс профессиональной этики адвоката" (принят Первым Всероссийским съездом адвокатов 31.01.2003) (ред. от 22.04.2013)

15) Кодекс судейской этики от 19 декабря 2012 г. (утв. VIII Всероссийским съездом судей 19 декабря 2012 г.)

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1) Агешин Ю.А. Политика, право, мораль. М.: Юридическая литература, 1982. – 160 с.

2) Алексеев С.С. Восхождение к праву. Поиски и решения. М.: Норма, 2001. – 752 с.

3) Алексеев С.С. Теория права. М.: Издательство БЕК, 1994. – 224 с.

4) Алексеев С.С. Собрание сочинений: в 10 т. Т. 9. М.: Статут, 2010. – 504 с.

5) Апостолова Н.Н. О соотношении законности и целесообразности в российском уголовном судопроизводстве. // СПС КонсультантПлюс.

6) Бур М. Фихте. М.: Мысль, 1965. – 168 с.

7) Венгеров А.Б. Теория государства и права: учебник для вузов. М.: Юриспруденция, 2000. – 528 с.

8) Власенко Н.А. Разумность и право: связь явлений и пути исследования. // СПС КонсультантПлюс.

9) Вятр Е. Социология политических отношений. М.: Прогресс, 1979. – 228 с.

10) Гегель Г.В.Ф. Философия права. М.: Мысль, 1990. – 524 с.

11) Гобл Ф. Третья сила: Психология Абрахама Маслоу. // Маслоу А. Новые рубежи человеческой природы. М.: Смысл, 1999. С.334-394.

12) Гоббс Т. Сочинения: в 2 т. Т.2 М.: Мысль, 1991. – 735 с.

13) Григулевич И.Р. Инквизиция. М.: Политиздат, 1976. – 448 с.

14) Гроций Г. О праве войны и мира. М.: Ладомир, 1994. – 868 с.

15) Гусейнов А. А. Введение в этику. М.: Изд-во Московского ун-та, 1985. – 208 с.

16) Гусейнов А.А., Апресян Р.Г. Этика: учебник. М.: Гардарики, 1998. – 472 с.

17) Ершов В.В. Правовое и индивидуальное регулирование общественных отношений как парные категории. // СПС КонсультантПлюс.

18) Зорькин В.Д. Право эпохи модерна // Российская газета. 2010. 25 июня. №5217. С.17.

19) Ильин И.А. Почему мы верим в Россию: Сочинения. М.: Эксмо, 2007. – 912 с.

20) История политических и правовых учений: учебник. / Под ред. О.Э. Лейста. М.: Юридическая литература, 1997. – 576 с.

21) История России с древнейших времен до наших дней: учебник. / Под ред. Сахарова А.П. М.: Проспект, 2012. – 768 с.

22) История философии права. / Под ред. Керимова Д. А. СПб.: Санкт-Петербургский университет МВД России, 1998. – 640 с.

23) Кант И. Сочинения: в 6 т. Т.4. Ч.1. М.: Мысль, 1965. – 544 с.

24) Кант И. Сочинения: в 6 т. Т.4. Ч.2. М.: Мысль, 1965. – 478 с.

25) Карцева И. Общество, лишенное мифов: Изложение содержания доклада В.Э. Шляпентоха в Институте социологии АН СССР // Социологические исследования. 1991. № 1. С. 157.

26) Кибак И.А. Общественное мнение и законотворческая деятельность. // СПС КонсультантПлюс.

27) Козлов С. Проснувшаяся деревня. // История: Газета Издательского Дома "Первое Сентября". 2007. №12. С. 22-29.

28) Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права. М.: РОССПЭН, 2010. – 520 с.

29) Лившиц Р.3. Теория права. Учебник. М.: Издательство БЕК, 1994. – 224 с.

30) Локк Дж. Сочинения: в 3 т. Т.1. М.: Мысль, 1985. – 621 с.

31) Лукашева Е.А. Право, мораль, личность. М.: Наука, 1986. – 262 с.

32) Максимов А.А. Прецедент как один из источников английского права. // Государство и право. 1995. №2. С.97-103.

33) Максимов Л.В. К проблеме определения морали. // Этическая мысль. Выпуск 3. / Отв. ред. А.А. Гусейнов. М.: ИФ РАН, 2002. С. 61-72.

34) Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения: в 50 т. Т. 6. М.: Политиздат, 1957. – 761 с.

35) Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения: в 50 т. Т.42. М.: Политиздат, 1974. – 557 с.

36) Мельниченко Р.Г. О смешении морали и права в адвокатуре. // СПС КонсультантПлюс.

37) Недбайло П. Е. Применение советских правовых норм. М.: Госюриздат, 1960. – 511 с.

38) Нерсесянц В.С. Право и закон. Из истории правовых учений. М.: Наука, 1983. – 366 с.

39) Нерсесянц В.С. Философия права: учебник для вузов. М.: Норма, 1997. – 652 с.

40) Новгородцев П.И. Право и нравственность. // Правоведение. 1995. № 6. С. 103-113.

41) Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеологических выражений. М.: Азбуковник, 1999. – 944 с.

42) Основы права: Учебное пособие для средних специальных учебных заведений. / Под ред. В.В. Лазарева. М.: Юрист, 2001. – 448 с.

43) Пименов А. Непрошедшее прошлое: к характеристике нетеистической религиозности // Религия. Магия. Миф. Современные философские исследования. М., 1997. С. 264-291.

44) Плейди Д. Испанская инквизиция. М.: Центрполиграф, 2002. – 445 с.

45) Поляков А.В. Введение в общую теорию права и государства. Электр. изд. – 140 с.

46) Проблемы общей теории государства и права: учебник для вузов. / Под общ. ред. В.С. Нерсесянца. М.: Норма, 2006. – 832 с.

47) Рассел Б. История западной философии: в 3 кн. Кн. 3. Новосибирск: Сибирское университетское издательство; издательство Новосибирского университета, 2001. – 992 с.

48) Романов А.К. Правовая система Англии: учебное пособие. М.: Дело, 2002. – 344 с.

49) Руссо Ж.-Ж. Трактаты. М.: Наука, 1969. – 710 с.

50) Сафонов В.Н. Политические взгляды Платона // Социально-политический журнал. 1998. № 3. С. 194-206.

51) Сорокин В.В. Понятие совести в правовом измерении. // История государства и права. 2009. №21. С. 2-6.

52) Спиридонов Л. И. Теория государства и права. М.: Проспект, 2001. – 304 с.

53) Теория государства и права: учебник для студентов юридических институтов и факультетов. / Отв. ред. Александров Н.Г. М.: Юридическая литература, 1968. – 640 с.

54) Теория государства и права: учебник для вузов. / В.В. Лазарев, С.В. Липень. М.: Юрайт, 2010. – 634 с.

55) Уолкер Р. Английская судебная система. М.: Юридическая литература, 1980. – 631 с.

56) Утяшев М.М. Курс лекций по истории политических и правовых учений. Уфа: Полиграфкомбинат, 1999. – 330 с.

57) Фёдоров В.А. История России 1861-1917. М.: Высшая школа, 2000. – 384 с.

58) Философская энциклопедия: в 5 т. Т. 5. / Под ред. Ф.В. Константинова. М.: Советская энциклопедия, 1964. – 588 с.

59) Философский энциклопедический словарь / Гл. редакция: Л.Ф. Ильичев, П.Н. Федосеев, С.М. Ковалев, В.Г. Панов. М.: Советская Энциклопедия, 1983. – 840 с.

60) Фромм Э. По ту сторону порабощающих нас иллюзий: Как я столкнулся с Марксом и Фрейдом. Дзен-буддизм и психоанализ. М.: АСТ, 2010. – 314 с.

61) Фуллер Л.Л. Мораль права. М.: ИРИСЭН, 2007. – 306 с.

62) Хинтибидзе Ц.Ч., Горозия В.Е. Маркузеанская критика западной цивилизации. // Человек. Государство. Глобализация: Сборник философских статей. Вып. 3 / Под ред. В.В. Парцвания. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество; Тбилиси: Институт политологии АН Грузии, 2005. — С.279-295.

63) Чанышев А.Н. Философия Древнего мира: учебник для вузов. М.: Высшая школа, 2001. – 703 с.

64) Четвернин В.А. Современные концепции естественного права. М.: Наука, 1988. – 144 с.

65) Шафиров В.М. К вопросу о внутреннем и внешнем праве. // Вестник КрасГУ. 2005. №6. С. 10-11.

66) Шершеневич Г.Ф. Общая теория права. М.: Издание Братьев Башмаковых, 1910. – 839 с.

67) Штольценберг Ю. Право и мораль. Пауль Наторп и интерпретация Борисом Вышеславцевым Канта и Фихте. // Неокантианство немецкое и русское: между теорией познания и критикой культуры. / Под ред. И. Н. Грифцовой, Н. А. Дмитриевой. М.: РОССПЭН, 2010. С. 317-327.

68) Элементарные начала общей теории права: учебное пособие для вузов / под общ. ред. В. И. Червонюка. М.: КолосС, 2003. – 544 с.

69) Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: в 86 т. Т. 24а. СПб., 1898. – 958 с.