Экономическая зона

ВОЗНИКНОВЕНИЕ ПОНЯТИЯ

„ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ЗОНА", ИЛИ „ИСКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ЗОНА"

Термин „экономическая зона" появился в самом начале 70-х годов. Он применяется к морской зоне шириной до 200 морских миль, отсчитываемых от исходных линий, от которых отмеряется ширина территориального моря прибрежного государства. Выдвигая это понятие, его авторы полагали, что в указанной зоне прибрежному к ней государству должны быть предоставлены права экономического характера, относящиеся прежде всего к разведке и разработке природных ресурсов зоны. Отсюда и произошло название „экономическая зона". Так эта зона была названа в Заключительном документе регионального семинара африканских стран, состоявшегося в Яунде (Камерун) в июне 1972 года. Так она именовалась во многих предложениях, внесенных Кенией, Норвегией, Канадой и другими странами в Комитете по мирному использованию дна морей и океанов за пределами действия национальной юрисдикции в 1972 и 1973 годах.

В отличие от этого участники конференции государств бассейна Карибского моря, состоявшейся в Санта-Доминго в июне 1972 года, предпочли в принятой ими Декларации по морскому нраву ту же самую зону именовать «патримониальным морем». Но впоследствии они склонились к принятию термина африканских государств.

Начиная с конца 1973 и особенно с 1974 года в документах прибрежных развивающихся государств постепенно начинает фигурировать термин „исключительная экономическая зона". Этот термин затем вошел во все неофициальные и официальные проекты (тексты) конвенции по морскому праву и в конце концов — в Конвенцию ООН по морскому праву. Тем не менее, многие государства продолжают использовать термин „экономическая зона". В частности Указ Президиума Верховного Совета СССР от 28 февраля 1984 г. именуется „Об экономической зоне СССР".

Вопросы терминологии обычно не имеют определяющего значения в оценке того или иного явления. Но термин иногда помогает раскрыть стремления тех, кто его применяет, лучше уяснить их точку зрения. Авторы предложения добавить еще одно прилагательное „исключительная" к словам ,,экономическая зона" подчеркивали тем самым, по-видимому, исключительность тех прав, которые должно, по их мнению, осуществлять прибрежное государство в экономической зоне. В силу этой исключительности другие страны не вправе заниматься теми видами экономической деятельности в зоне, которые являются прерогативой прибрежного государства, без согласия последнего. Но авторы этого предложения применили прилагательное „исключительная" не к правам в зоне, а к самой зоне. Это слово характеризует зону, а не права. Поэтому в отношении прав оно имеет скорее психологическое, нежели юридическое значение.

Правда, слово „исключительная" может быть истолковано и в юридическом плане - как означающее недопустимость того, чтобы в данном морском районе какое-либо другое государство могло иметь такую же зону. Но это обстоятельство является очевидным и без прилагательного «исключительная», поскольку право на экономическую зону признается только за тем прибрежным государством, к территориальному морю которого она прилегает.

Конвенция ООН по морскому праву, утверждая экономическую зону в качестве общепризнанного института международного права, посвящает ей самостоятельную ч. V, которая так и называется: „Исключительная экономическая зона". Она начинается со ст. 55, в которой дается понятие экономической зоны. В этой статье говорится, что экономическая зона представляет собой район, находящийся за пределами территориального моря и прилегающий к нему, который подпадает под установленный ч. V конвенции специфический правовой режим. В данной статье нет указания на то, каков правовой статус экономической зоны. Такое указание мы можем обнаружить в ст. 58 конвенции, и то в закамуфлированном виде. Это обстоятельство связано с тем, что решение о правовом статусе и правовом режиме экономической зоны имеет компромиссный характер. Оно явилось итогом длительных и трудных поисков взаимоприемлемого решения. И государства, и специалисты международного права нередко дают не одинаковое толкование достигнутому таким путем компромиссу.

МЕЖДУНАРОДНЫЕ И НАЦИОНАЛЬНЫЕ МЕРЫ.

Экономическая зона вводит также новую величину в традиционное разделение морских пространств: в отличие от прежних типов зон она не является частью открытого моря, а образует скорее зону sui generis, режим которой отличается как от территориального моря, так и от открытого моря.

Если оставить в стороне некоторые события, имевшие место в 30-е годы, то возникновение концепции экономической зоны можно отнести к прокламациям Трумэна 1945 г. и к практике латиноамериканских государств конца 40-х и начала 50-х годов. Издав упомянутые прокламации, США заявили претензии на суверенитет над природными ресурсами континентального шельфа, примыкающего к их территориальному морю, положив тем самым начало доктрине континентального шельфа, а также на право устанавливать зоны консервации рыбных ресурсов в определенных районах открытого моря. Что касается практики латиноамериканских государств, то ей известны всеобъемлющие притязания на осуществление прибрежным государством защитных мер и контроля не только в отношении континентального шельфа, но и обширных районов моря, простирающихся до 200 морских миль от исходных линий на побережье.

Первым многосторонним актом, подтверждавшим всеобъемлющую зональную политику, была Декларация Сантьяго, принятая в 1952 г. Чили, Эквадором и Перу. Ссылаясь, в частности, на «обязанность» каждого прави-тельства охранять морские ресурсы от такого использования в районах, находящихся за пределами его юрисдикции, которое угрожает их существованию, целостности и сохранению в ущерб народам, географическое положение которых таково, что моря являются для них незаменимым источником продуктов питания и экономических благ, декларация провозгласила в качестве принципа международной морской политики этих государств, что каждое из них обладает исключительным суверенитетом и юрисдикцией над районом моря включая морское дно примыкающим к побережью данной страны и простирающимся не менее чем на 200 морских миль от берега.

Хотя, учитывая употребленные в декларации выражения, можно было бы предположить, что она содержит указание на 200-мильное территориальное море, такое толкование, как было отмечено, не входило в намерение ее авторов, считавших этот район морской зоной sui generis, единственные «объект и цель» установления которой заключались «в осуществлении контроля над прибрежными ресурсами».

Приблизительно в течение двух десятилетий установление обширных зон юрисдикции прибрежных государств (если не считать доктрины континентального шельфа, которая вскоре была признана общим международным правом) ограничивалось только Латиноамериканским кон-тинентом. Большая часть остального мира считала эти притязания полностью противоправными, если не абсурдными. Однако к концу 60-х годов все возрастающее стремление к экономическому развитию, особенно в полу-чивших независимость новых государствах Азии и Африки, подготовило почву для радикальных перемен. Развивающиеся страны пришли к пониманию того, что экономический потенциал моря является решающим фактором обеспечения их благосостояния в будущем . Для прибрежных государств очевидным следствием этого была необходимость расширить свою юрисдикцию над ресурсами моря.

Латиноамериканские страны вновь захватили лидерство в определении «нового курса» в отношении океанов.

В 1970 г. они провели две конференции по вопросам морского права. В марте делегации девяти стран (Аргентины, Бразилии, Никарагуа, Панамы, Перу, Сальвадора, Уругвая, Чили и Эквадора) установивших 200-мильные зоны, собрались в Монтевидео для «обмена мнениями и координации своих позиций с целью дипломатической защиты соответствующих прав».

Участники конференции единогласно приняли Декларацию Монтевидео о морском прав. Подтверждая прежние позиции этих стран, декларация провозглашала, что прибрежные государства могут осуществлять контроль над природными ресурсами зоны, примыкающей к их территориальным водам. Никакой предел такой зоны в резолютивной части декларации не устанавливался, а ссылка на 200 миль содержалась в преамбуле. В деклара-ции имелось также прямое указание на то, что предусмотренные в ней «суверенитет и юрисдикция» прибрежного государства должны осуществляться «без ущерба для свободы судоходства, прохода судов и пролета летательных аппаратов любого флага».

Основное внимание в декларации было обращено на права прибрежного государства по «исследованию, консервации и эксплуатации» природных ресурсов таких зон.

Конференцией в Монтевидео была также принята резолюция о созыве нового совещания всех латиноамериканских стран и некоторых стран бассейна Карибского моря по вопросам юрисдикции в прибрежных водах. Эта конференция, состоявшаяся в августе 1970 г. в Лиме, приняла, хотя и не единогласно (Хертонссон отмечает, что за декларацию проголосовали государства, имевшие 200 - мильные территориальные воды (Аргентина, Бразилия, Никарагуа,, Панамы, Перу, Сальвадор, Уругвай, Чили и Эквадор), а так же Гватемала, Гондурас, Доминиканская Республика, Колумбия и Мексика, в то время как 6 государств (Барбадос, Боливия, Венесуэла, Парагвай, Тринидад и Тобаго и Ямайка) ее не подписали), Декларацию латиноамериканских государств по морскому праву, которая в основном повторяла положения Декларации Монтевидео. Однако Декларация Лимы не указывала какого-либо точного предела прибрежной ресурсной зоны; не все участвующие в ней страны поддержали 200-мильный лимит, на котором настаивали государства — инициаторы конференции. Другое различие между названными декларациями состоит в подходе к проблеме загрязнения. Декла-рация Лимы содержала специальный пункт, предусматривающий, что прибрежное государство имеет «право... предотвращать загрязнение вод и другие опасные и вредные последствия, которые могут возникнуть в результате использования, разведки пли разработки района, примыкающего к их побережью».

После принятия деклараций Монтевидео и Лимы «зональный подход» вскоре превратился в фактор, заслуживавший серьезного внимания при любом обсуждении будущего морского права. На международном уровне этот подход впервые проявился в 1971 г. в Комитете ООН по морскому дну в виде концепции «патримониального моря», отражавшей позиции латиноамериканских государств ( см. Nelson, р. 677; автор сообщает, что в августе 1971г. Венесуэла внесла предложение по этому вопросу в Комитет по морскому дну).

Из последующих совещаний, посвященных этому вопросу, можно отметить Конференцию стран бассейна Карибского моря, принявшую Декларацию Санто-Доминго (См. Oda (Ocean development II) р. 32-36. Из 15 государств, участвовавших в конференции, 10 (Венесуэла, Гаити, Гватемала, Гондурас, Доминиканская Республика, Колумбия, Коста-Рика, Мексика, Никарагуа, Тринидад и Тобаго) проголосовали за декларацию, другие же (Барбадос, Гайана, Панама, Сальвадор и Ямайка) воздержались. Этот документ представляет особый интерес, поскольку в нем точно определялась ширина будущего патримониального моря: декларация провозглашала, что «общий район территориального моря и патримониального моря... не должен превышать 200 морских миль».

В 1973 г. соответствующая резолюция была принята Межамериканским юридическим комитетом Организации американских государств.

Согласованные действия латиноамериканских государств и государств бассейна Карибского моря побудили африканские страны также координировать свою политику в отношении прибрежных районов. При этом, однако, было использовано выражение «экономическая зона», вскоре полностью заменившее термин «патримониальное море». Наиболее важными документами, принятыми по данному вопросу, были Общий доклад регионального семинара африканских государств по вопросам морского права, состоявшегося в Яунде в 1972 г, и Декларация по вопросам морского права, принятая Организацией африканского единства в 1973 г. В обоих документах заявлялось о правах прибрежного государства на установление экономической зоны за пределами территориальных вод. Но если в докладе семинара в Яунде о максимальной ширине такой зоны ничего не говорилось, то и Декларации ОАЕ она была определена в 200 миль.

Наконец, четвертой конференцией неприсоединившихся стран, проведенной на высшем уровне в 1973 г., была принята Резолюция по морскому праву, под шириной до 200 миль. В ней указывались на права прибрежных государств не только разрабатывать природные ресурсы в зоне, но также и защищать «другие связанные с ними интересы» прибрежных государств.

Приведенный выше обзор свидетельствует о том, что к началу работы III Конференции ООН международное сообщество уже было достаточно осведомлено о концепции «экономической зоны» или «патримониального моря». Более того, к этому времени около 40 государств фактически распространили свою юрисдикцию в отношении ресурсов за 12-мильные пределы (к таким государствам относятся: Аргентина, Бразилия, Канада (в некоторых морских района), Чили, Конго, Коста-Рика, Доминиканская Республика, СВР, Эквадор, Сальвадор, Франция (у побережья департамента Гвиана) , Габон, Гамбия, Гана, Гвинея, Таити, Гондурас, Исландия, Индия, Иран, Южная Корея, Мадагаскар, Мавритания, Марокко, Никарагуа, Нигерия, Норвегия (в трех зонах, где траловый лов запрещен в течении определенного времени года) Оман, Пакистан, Перу, Сенегал, Сьерра-Леоне, Сомали, Шри-Ланка, Танзания, США(право устанавливать зоны консервации), Уругвай, Йеменская Арабская Республика. Приводимые настоящей главе сведения о границах юрисдикции взятые из следующих источников: А Guide to the New Law of the Sea, p,49-54; Limits and Status of the Territorial sea, Exclusive Economic Zones, Fishery Conservation Zone and the Continent Shelf, prepared by Legal Office and Department of Fisheries, FAO: FAO Fisheries Circular № 127, Rev. 1 (FID/C/127, Rev. 2). Rome, 1975; Extavour, p. 163-167), хотя, по-видимому, только в одном случае имело место специальное притязание на «исключительную экономическую зону» или «патримониальное море», отличное от притязаний на расширение территориального моря или на исключительную рыболовную зону (Только Коста-Рика установила экономическую зону (или патримониальное море). На расширенное территориальное море претендовали следующие страны: Аргентина, Бразилия, Конго, Экватор, Сальвадор, Габон, Гамбия, Гана, Гвинея, Мадагаскар, Мавритания, Нигерия, Панама, Перу, Сьерра-Леоне, Сомали, Танзания, Уругвай. Заметим, однако, что не во всех случаях достаточно ясно, идет ли речь об установлении территориального моря или исключительной ресурсной зоны.). В то же время серьезные сомнения по поводу попыток расширения юрисдикции прибрежных государств высказывались как морскими странами (включая Советский Союз и США), так и внутриконтинентальными государствами и государствами, находящимися в географически неблагоприятном положении с точки зрения доступа к морским ресурсам.

Общее признание (даже прежними противниками) экономической зоны на ранней стадии работы III Конференции ООН в качестве основной части будущего общего соглашения о новом морском праве побудило прежде всего развивающиеся прибрежные государства к дальнейшему принятию односторонних законодательных актов, расширяющих зональный предел их юрисдикции в прибрежных водах. Действовать таким образом их явно поощрило широкое одобрение основной идеи экономической зоны. Они хотели также как можно скорее обеспечить свои прибрежные интересы, до того как завершатся затянувшиеся переговоры о конкретных элементах режима такой зоны.

Односторонние действия прибрежных государств подвергались постоянной критике со стороны членов группы внутриконтинентальных стран и стран, находящихся в географически неблагоприятном положении, которые в наибольшей степени испытывали бы на себе отрицательное воздействие «расчленения» прибрежных морских районов на зоны (например, на третей сессии конференции эта группа призвала «все государства не предпринимать каких-либо односторонних или других мер, которые бы распространяли национальную юрисдикцию за пределы 12 морских миль, до завершения работы Конференции Организации Объединенных Наций по морскому праву». См. заявление председателя на пленарном заседании 9 мая 1975 года (официальные отчеты, т. 4, ст.37) ). . Однако лавину актов об установлении экономических зон уже нельзя было сдержать: даже государства, предпочитавшие до этого дожидаться результатов работы конференции, вскоре оказались вынужденными в свою очередь установить экономические зоны, чтобы находиться на одном уровне с основным потоком практики государств ( В число таких государств, в частности, входили: Канада, государства—члены Европейского экономического сообщества, ГДР, Польша, Швеция и США. Советский Союз также объявил о временном расширении своей рыболовной юрисдикции до 200 миль). Однако в отличие от развивающихся стран, устанавливавших в полном смысле слова экономические зоны, большинство развитых государств ограничивалось установлением исключительных рыболовных зон. На ноябрь 1978 г. около 40 стран, из которых только 5 были развитыми, установили 200-мильные экономические зоны ( На указанную дату к их числу относились следующие государства: Бангладеш, Барбадос, Бирма, Острова Зеленого Мыса, Колумбия, Коморские острова, Коста-Рика, Куба, Кампучия, КНДР, НДРЙ, Доминиканская Республика, Франция (за исключением средиземноморского побережья), Гренада, Гватемала, Гвинея-Би-сау, Гайана, Гаити, Индия, Иран (до внешней границы континентального шельфа и до срединной линии в Оманском море), Мадагаскар, Мавритания, Маврикий, Мексика, Мозамбик Новая Зеландия, Норвегия, Пакистан, Папуа-Новая Гвинея. Португалия, Самоа (в то время соответствующий акт еще не был, введен в силу), Сенегал, Сейшельские острова, Испания, Шри-Ланка, Суринам, Того, Венесуэла, СРВ. Более узкие зоны были установлены Берегом Слоновой Кости и Мальдивскими островами. См.: А Guide tо thе New Law of the. Sea, р. 49—54); около 30 стран, представлявших в равной мере развивающиеся и развитые государства, осуществляли исключительную рыболовную юрисдикцию в зонах, выходящих за 12-мильные пределы (На ноябрь 1978 г. в .число этих, государств входили: Ангола, Багамские острова, Канада. Чили, Дания, Фиджи, Гамбия, ГДР, ФРГ. Гондурас, Исландия (более поздние сведения см. в сноске 35), Ирландия, Япония, Мальта, Марокко, Нидерланды, Никарагуа, Оман. Польша, Катар, Корея, Сенегал, Соломоновы острова (заявившие претензию на архипелажные воды), ЮАР, Швеция, СССР, Великобритания, США: ibid.). Двадцать пять государств претендовали на территориальное море шириной более 12 миль, а 14 из них объявили о расширении тер-риториального моря до 200 миль ( На ноябрь 1978 г. 200-мильное территориальное море установили: Аргентина, Бенин, Бразилия, Конго, Эквадор, Сальвадор, Гана, Гвинея, Либерия, Панама, Перу, Сьерра-Леоне, Сомали, Уругвай. К государствам, претендовавшим на территориальное море шириной свыше 12 миль относятся: Албания, Ангола, Габон, Гамбия, Мадагаскар, Мавритания, Нигерия, Сенегал, Того, Камерун, Танзания: ibid).

 Учитывая это развитие событий, оформившееся в результате одобрения III Конференцией ООН «исключительной экономической зоны» за пределами территориального моря, простирающейся до 200 миль, можно полагать, что оправдание для ее установления поднялось до уровня обычного права (См.. например: Fleisher (ЕЕZ), р. 570—583; idem (Northern waters), р. 101. О противоположной точке зрения см.: Рhillips, р. 585; в 1977 г. автор считал, что «концепции исключительной экономической зоны... в настоящее время нет места в международном праве». Можно также напомнить, что в 1974 г. в решении по делу Fisheries Jurisdiction Международный суд, ссылаясь на действовавшее в то время международное право, не согласился с притязаниями Исландии на 50-мильную исключительную рыболовную зону. Что же касается конкретных элементов нового режима такой зоны (включая предотвращение загрязнения), то от обычного права едва ли можно ожидать какой-либо ясности в этом вопросе. Если оставить в стороне основной постулат о суверенных правах прибрежного государства на природные ресурсы зоны, то детальные характеристики режима зоны оставались все еще в стадии формирования. Принятие Конвенции ООН и, как можно надеяться, ее широкая ратификация внесут, без сомнения, значительный вклад в детализацию обычных норм по этому вопросу.

2. ПРАВОВОЙ СТАТУС ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ЗОНЫ:

ПОЛОЖЕНИЯ КОНВЕНЦИИ ООН ПО МОРСКОМУ ПРАВУ И РАЗЛИЧИЯ В ИХ ОЦЕНКЕ

Для выработки общего согласия по всем аспектам концепции экономической зоны III Конференции ООН по морскому праву необходимо было найти приемлемый для всех ее участников ответ на вопрос о том, повлечет ли предоставление прибрежному государству прав и юрисдикции в районах открытого моря, в которых будут находиться экономические зоны, изменение правового статуса этих районов или к ним будет в принципе применим статус открытого моря.

Председатель второго комитета III Конференции А. Агиляр, который был автором Пересмотренного единого текста для переговоров (в дальнейшем - ПЕТП), в п. 17 своей вступительной записки к ПБТП охарактеризовал правовой статус экономической зоны следующим образом: „Нет никаких сомнении в том, что исключительная экономическая зона не является ни открытым морем, ни территориальным морем. Она является зоной sui generis", то есть зоной своего рода, или зоной, имеющей свой собственный правовой статус.

Из этого положения он далее сделал следующий вывод: „Говоря простыми словами, права на ресурсы принадлежат прибрежному государству, и пока такие права не нарушаются, все другие государства пользуются свободой судоходства и связи". А. Агиляр предусматривал, следовательно, преиму-щество прав прибрежного государства над правами других государств в зоне. Эта же идея утверждалась и в представленном на III Конференции документе А/Соnf.62/L4, затрагивавшем вопросы экономической зоны, авторами которого были некоторые наиболее энергичные приверженцы концепции зоны sui generis (Мексика, Канада, Норвегия, Маврикий и др.). В документе предлагалось включить в конвенцию положение о том, что „в экономической зоне морские и воздушные суда всех стран... пользуются свободой судоходства и пролета при условии осуществления прибрежным государством его прав внутри района, как это предусмотрено в настоящей Конвенции" (курсив мой. - С. М).

Однако стремление значительной группы стран приобрести доминирующие полномочия в экономической зоне не соответствовало реальным тенденциям развития современных международных отношений, включая, конечно, область международного мореплавания, объективным потребностям государств в свободе судоходства и интенсивном использовании морского флота для поддержания и развития всесторонних международных связей и сотрудничества. Хотя страны социалистического содружества с пониманием отнеслись к тому, что развивающиеся прибрежные государства нуждались в признании за ними суверенных прав в целях эксплуатации и сохранения природных ресурсов экономической зоны, они, как и ряд других стран, не могли согласиться с предложениями об установлении доминирующего положения прибрежного государства в прилегающей к его берегам экономической зоне, которое ущемляло бы судоходство, международную воздушную навигацию, право прокладки трубопроводов и кабелей и другие виды правомерного использования районов моря, которые осуществлялись там на основе принципа свободы открытого моря.

На четвертой, пятой и шестой сессиях III Конференции Советский Союз внес и защищал предложение, согласно которому экономическая зона является открытым морем, „с тем, однако, что для целей осуществления прав прибрежного государства в экономической зоне эта зона не рассматривается как открытое море". Предложение Советского Союза охватывало законные интересы всех стран: как тех, кто стремился к сохранению в экономической зоне прав и свобод открытого моря, имеющих серьезное значение для мирного развития, международных отношений и международного сотрудничества, так и тех, кто настаивал на признании за прибрежным государством широких прав экономического характера в зоне, включая суверенные права в целях разведки и разработки ее природных ресурсов.

Среди участников III Конференции было много прибрежных развивающихся государств, которые, считая концепцию экономической зоны одной из важных основ «нового морского права», хотели бы именно по этим, можно сказать, философским соображениям не применять к ней прежних, традиционных терминов или понятий, таких как открытое море. В то же время эти страны хорошо понимали, что в конвенции нельзя обойтись без положений о сохранении в экономической зоне некоторых важных правовых основ, свойственных открытому морю. Как и социалистические страны, они исходили из того, что вопрос о юридическом статусе экономической зоны мог бы быть конструктивно решен только на базе самого широкого согласия государств и на основе признания и учета их различных интересов. Такое взаимоприемлемое решение было найдено на шестой сессии III Конференции.

Относящиеся к экономической зоне тексты компромиссных положений конвенции были выработаны усилиями рабочей группы, сопредседателями которой являлись представители делегаций Норвегии и, Мексики, а членами - представители государств, входящих в различные региональные группы и придерживающихся отличающихся друг от друга позиций по вопросу юридического статуса экономической зоны (Австралия, Великобритания, Болгария, Бразилия, Египет, Индия. Канада, Кения, Мексика, Нигерия, Норвегия, Перу, Сингапур, СССР, США, Танзания и Венесуэла). Эти тексты после их обсуждения на неофициальном заседании второю комитета кон-ференции, где они получили поддержку, были включены затем без изменений в Неофициальный сводный текст для переговоров, а затем остались в таком же виде в его пересмотренных вариантах.

Впоследствии они стали составной частью Конвенции ООН по морскому праву. Компромиссные положения составили ст. 55, ст. 56 (измененная ст. 44 ПЕТП), ст. 58 (измененная ст. 46 ПЕТП), ст. 86 (измененная ст. 74 ПЕТП) и ст. 89, которая включила в себя всего один абзац из ст. 76 ПЕТП. Рассмотрим их содержание.

Полный текст ст. 55 конвенции гласит: „Исключительная экономическая зона представляет собой район, находящийся за пределами территориального моря и прилегающий к нему, который подпадает под установленный в ч. V конвенции особый правовой режим, согласно которому права и юрисдикция прибрежного государства и права и свободы других государств регулируются соответствующими положениями настоящей Конвенции".

Дважды, 30 июня и 4 июля 1977 г., при обсуждении текста ст. 55 в рабочей группе предлагалось дополнить его указанием на то, что исключительная экономическая зона „не является частью ни территориального моря, ни открытого моря". Но оба раза это предложение не встретило необходимой поддержки и не вошло в конвенцию. Следовательно, в конвенции не зафиксированы основные элементы, которые, если бы они были приняты, позволяли бы рассматривать экономическую зону в качестве зоны sui generis.

Кроме того, при обсуждении в указанной рабочей группе оригинального английского текста ст. 55 слова „special legal regime" („особый правовой режим") были заменены более гибким и удачным термином «specific legal regime” („специфический правовой режим"). Это изменение, учтенное во всех официальных текстах конвенции, не было, к сожалению, учтено в официальном тексте на русском языке. А оно является существенным, поскольку правовой режим любой морской зоны, входящей в состав открытого моря, например прилежащей, отличается от правового режима других зон открытого моря (рыболовной, континентального шельфа) именно своей спецификой, хотя статус этих зон является тем же самым.

У. К. Экставур (Тринидад и Тобаго) в специальном исследовании, озаглавленном ,,Исключительная экономическая зона", правильно отметил: „Назначение новой ст. 55 состоит в том, чтобы ясным и недвусмысленным образом охарактеризовать юридический статус экономической зоны как зоны, которая отличается от территориального моря". Более того, конвенция в то же время указывает в п. 4 ст. 58, что к экономической зоне применяется в числе других ст. 89, которая стала одним из элементов упомянутого выше компромисса и которая устанавливает: „Никакое государство не вправе претендовать на подчинение какой-либо части открытого моря своему суверенитету". Из этого со всей очевидностью вытекает, что по своему правовому положению и правовому статусу экономическая зона является (точнее, продолжает быть) зоной открытого моря. Правда, ст. 89, как и другие статьи, указанные в п. 2 ст. 58, применяется к экономической зоне по-стольку, поскольку она не противоречит ч. V конвенции, то есть с соблюдением положений этой части. Но мы видели, что согласно ст. 2 конвенции суверенитет прибрежного государства, определяющий правовое положение территориального моря, тоже осуществляется „с соблюдением настоящей Конвенции и других норм международного права". Иначе говоря, правовой статус экономической зоны определен в рамках существующей международно-правовой практики, закрепляемой в самой Конвенции ООН по морскому праву и отражающей стремления государств примирить при выработке правовых норм свои различные интересы.

Важным элементом компромисса по поводу правового статуса экономической зоны является ст. 86 конвенции. В отличие от ст. 76 ПЕТП, которую она заменила и которая не включала экономическую зону в состав открытого моря, ст. 86 говорит о том, что положения ч. VII конвенции, озаглавленной «Открытое море» и состоящей из ст. 86 — 120, ,,применяются ко всем частям моря, которые не входят ни в исключительную экономическую зону, ни в территориальное море или внутренние воды какого-либо государства, ни в архипелажные воды государства-архипелага". Иначе говоря, ст. 86 указывает район, к которому применяются все без исключения положения ч. VII конвенции.

Очевидно, что не все положения ч. VII могут быть применены к экономической зоне. Поэтому она и не фигурирует в качестве пространства, на которое распространяются все положения ч. VII, касающейся открытого моря. Но это обстоятельство не наносит ущерба качеству тех свобод, которые, согласно ст. 58, применяются к экономической зоне. Как сказано в тексте ст. 86, она „не влечет за собой какого-либо ограничения свобод, которыми пользуются все государства в исключительной экономической зоне".

Целесообразно отметить также, что п. 2 ст. 56 и п. 3 ст. 58 конвенции требуют соответственно от прибрежного государства и других государств при осуществлении ими своих прав и выполнении своих обязанностей в экономической зоне должным образом учитывать права и обязанности друг друга, установленные конвенцией.

Эти требования подчеркивают взаимную независимость соответствующих прав и обязанностей государств и являются дополнительным свидетельством того, что экономическая зона и с этой точки зрения не является зоной sui generis, которой, по мнению сторонников такого понимания статуса эконо-мической зоны, должны быть присущи преимущество или приоритет прав прибрежного государства над нравами других стран. В частности, прибрежное государство, осуществляя свое суверенное право на промысел живых и неживых ресурсов в экономической зоне, может, несмотря на положения ст. 89, не допускающие подчинения суверенитету какого-либо государства любой части экономической зоны, осуществить физическую оккупацию на период промысла любого участка экономической зоны, если это ему необходимо для добычи морских ресурсов. Без такой оккупации прибрежное государство не может практически осуществлять свои права на рыбные и минеральные ресурсы в экономической зоне. Однако международное право не разрешает прибрежному государству создавать помехи в данном случае использованию обычных морских путей, имеющих существенное значение для международного судоходства. Кроме того, прибрежное государство не вправе, ссылаясь на свои промысловые права и интересы, приостановить даже на время иностранное судоходство в тех районах экономической зоны, где оно в данный момент не занимается добычейа для суверенных прав и юрисдикции прибрежного государства имеет первостепенное значение для нормального и беспрепятственного осуществления в этом районе свобод, которые, как сказано в п. 1 ст. 58, являются свободами, указанными в ст. 87 конвенции, то есть свободами открытого моря. Это признание служит юридическим барьером против ,,ползучей юрисдикции", или возможных попыток расширительного толкования нрав н юрисдикции прибрежного государства, которые, хотя и значительны по своему содержанию, четко определены конвенцией.

Каким же образом компромисс, достигнутый по вопросу юридического статуса экономической зоны на III Конференции ООН по морскому праву, оценивается в доктрине международного права? Остановимся на наиболее характерных высказываниях но данному вопросу. Р.-Ж. Дюпюи (Франция) полагает, что „понятие исключительной экономической зоны имеет в виду обеспечение определенного равновесия между свободой судоходства, унаследованной от классической концепции открытого моря, с одной стороны, и расширением прав прибрежного государства в обширных морских пространствах «с другой стороны». По его мнению, Конвенция ООН по морскому праву четко обозначила отказ от „территориализации" эко-номической зоны (т. е. от распространения на нее территориальных прав прибрежного государства) и сохранила в ее пределах свободу навигации. Это дает основание морским державам полагать, что они, по-видимому, вправе продолжать все виды деятельности вне иностранных территориальных вод, проистекающие из этой свободы, включая, в частности, морские и воздушные маневры. „Прибрежное государство, — пишет далее Р.-Ж. Дюпюи, — осуществляет в экономической зоне не суверенитет в его полном объеме, а определенные права, перечисленные в тексте конвенции... Эти права и его компетенция изложены так, что они относятся не к зоне как пространству, а к ресурсам".

Высказав эти обоснованные соображения, Р.-Ж. Дюпюи приходит, тем не менее, к неожиданным и противоречивым заключениям. Он называет экономическую зону „гибридом", который не является „ни территориальным, ни открытым морем", а это не соответствует ни тому, что он сам говорит по поводу наследования зоной классической концепции открытого моря, ни фактическим обстоятельствам, свидетельствующим о том, что формулировка „ни территориальное, ни открытое море" не была принята рабочей группой по правовому статусу экономической зоны и не была включена в конвенцию. Более того, по мнению Р.-Ж. Дюпюи, экономическая зона составляет часть „зоны национальной юрисдикции, которая включает и пространства под полным суверенитетом — внутренние воды и территориальное море, а также пространство, в котором прибрежное государство осуществляет экономи-ческий суверенитет в отношении ресурсов, производства энергии путем использования воды, течений и ветра наряду с юрисдикцией в отношении установок и сооружений, искусственных островов, научных исследований и сохранения морской среды". Такое „ассорти" опять-таки противоречит предшествующим выводам Р.-Ж. Дюпюи об отказе авторов конвенции от „территориализации" экономической зоны и, в частности, ст. 89 конвенции, запрещающей распространение суверенитета на экономическую зону.

Предоставление прибрежному государству определенных прав в какой-либо зоне открытого моря не означает, что эта зона перестает быть районом открытого моря. В этой связи нелишне напомнить, что Международный Суд ООН в п. 54 своего решения от 25 июля 1974 г. по спору Великобритании с Исландией о рыболовстве охарактеризовал рыболовную зону за пределами территориального моря, в которой прибрежное государство осуществляет „исключительную компетенцию" в области рыболовства, как зону ЮПшт §епиз между территориальным морем и открытым морем, то есть как зону „третьей категории"10. Но, характеризуя так рыболовную зону, Суд, как это видно из и. 50 его решения, определил открытое море как „все части моря, которые не входят ни в территориальное море, ни во внутренние воды какого-либо государства". Это означает, что Суд рассматривал указанную зону как составную часть открытого моря, имеющую свой специфический режим.

Экономическая зона — более сложное явление, чем рыболовная зона, прилежащая зона или континентальный шельф, однако она так же, как и эти зоны, имеет многие важнейшие черты, лежащие в основе понятия ,,открытое море". ,,Исключительная экономическая зона, - как правильно пишет У. К. Экставур, — включает в определенной мере те же самые родовые признаки (some genas), что и другие функциональные зоны, такие как прилежащая зона, континентальный шельф, зоны защиты от загрязнения, а также исключительная рыболовная зона".

Иным является подход к вопросу о правовом статусе экономической зоны Ж. Кастаньеды, который был главой делегации Мексики на III Конференции ООН по морскому нраву и сопредседателем компромиссной группы по правовому статусу экономической зоны, и индийского специалиста по между-народному праву П.Ч.Рао. Оба автора как бы не замечают четко проводимого конвенцией различия между понятиями „правовой статус" и „правовой режим".

По мнению Ж. Кастаньеды, ст. 55 конвенции, составленная, как он говорит, по мексиканской инициативе, „устанавливает, что исключительная экономическая зона имеет свой собственный правовой статус (sui generis legal status) и, следовательно, не является ни частью территориального моря, ни частью открытого моря и не может быть уподоблена тому или другому морскому пространству". Однако, как мы видели выше, ст. 55 не определяет правовой статус зоны, а устанавливает ее специфический правовой режим. Рассказывая затем о работе компромиссной группы, Ж. Кастаньеда пишет, что по настоянию морских держав в п. 1 ст. 58 конвенции была включена вместо ограничительных, по их мнению, слов о том, что государства пользуются в экономической зоне правами „в иных узаконенных в международном порядке целях, относящихся к судоходству и связи", более широкая формулировка, а именно:

пользуются ,,другими правомерными с точки зрения международного права видами использования моря", относящимися к свободам судоходства, полетов и прокладки кабелей и трубопроводов.

Еще одно „важное изменение", считает Ж. Кастаньеда, коснулось определения открытого моря: текст ст. 75 ПЕТП был заменен текстом ст. 86 конвенции. Хотя Ж. Кастаньеда не упомянул о других изменениях первоначальных положений ПЕТП, внесенных по предложению рабочей группы, он, тем не менее, пришел к следующему любопытному выводу: „Даже если... изменения и несколько ослабляют первоначальное положение, новая вышеупомянутая статья (ст. 55. — С М.), в которой предусматривается, что исключительная экономическая зона подпадает под специфический правовой режим, играет роль противовеса, восстанавливающего равновесие". Следовательно, по справедливому в данном случае мнению Ж. Кастаньеды, Конвенцией ООН по морскому праву установлено равновесие прав и обязанностей прибрежного государства и других государств в экономической зоне. ПЕТП же исходил из концепции зоны sui generis и на этой основе предусматривал, по откровенному заявлению его автора А. Лгиляра, преимущество и приоритет прав и юрисдикции прибрежного государства.

П. Ч. Рао, как и Ж. Кастаньеда, утверждает, что экономическая зона не является ни территориальным морем, ни открытым морем. По его мнению, свободы других государств, упомянутые в ст. 58, „не могут считаться свободами открытого моря по следующим соображениям: во-первых, в исключительной экономической зоне, которая не является ни территориаль-ным морем, ни открытым морем, не может быть свобод открытого моря; во-вторых, свободы, имеющиеся в исключительной экономической зоне и в открытом море, не имеют одинаковой протяженности в пространстве".

По нашему мнению, государства вправе были договориться, даже если бы они все и впрямь согласились считать экономическую зону „ни территориальным морем, ни открытым морем", о сохранении в ней определенных свобод открытого моря. Они могли также договориться и о соответствующей протяженности этих свобод в пространстве. Это их право, и они так и поступили (см. ст. 58 конвенции).

П. Ч.Рао анализировал последний проект конвенции, но его замечания можно считать относящимися к самой конвенции, так как тексты этого проекта и самой конвенции не отличаются друг от друга. Поэтому интересен его вывод: ,,Знаменательно, что проект конвенции не только исключил исклю-чительную экономическую зону из открытого моря и территориального моря, но также установил, что никакое государство не вправе претендовать на подчинение какой-либо части исключительной экономической зоны своему суверенитету". Но ведь неподчинение экономической зоны суверенитету ни одного из государств и есть важнейшая особенность правового статуса открытого моря.

К другим выводам, чем Ж. Кастаньеда и П. Ч. Рао, пришел входивший в состав делегации Норвегии профессор К. А. Флей-шер, который пишет: „Хотя юридические характеристики исключительной экономической зоны не являются такими же, как характеристики открытого моря". Далее он отмечает, что понятие зона sui generis лишено определенности и чревато опасностью „ползучей юрисдикции".

Весьма четко определена позиция по вопросу правового статуса экономической зоны коллективом авторов — специалистов международного права из СССР, ВИР, ГДР, НРБ, ПНР и ЧССР. В их совместной монографии сказано: „Сохранение в экономической зоне свобод открытого моря и распространение на нее многих статей, регламентирующих режим открытого моря (п. 2 ст. 58), свидетельствует о том, что она является особой частью открытою моря, в которой сделаны определенные исключения в пользу прибрежных государств".

В заключение коснемся также официальных высказываний представителей международных организаций и наряду с этим позиций и взглядов различных государств. Заместитель Генерального секретаря ООН, специальный представитель Генерального секретаря ООН по морскому праву Б. Сулета (Колумбия), во „Введении", предпосланном официальному тексту Конвенции ООН по морскому праву, отметил: „В положениях, относящихся к исключительной экономической зоне, нашел свое проявление один из первых „мини-пакетов" тщательно сбалансированных компромиссов, которые были выработаны в результате переговоров. Конвенция предусматривает некото-рые права прибрежного государства в исключительной экономической зоне в целях получения экономических выгод, а именно: права в области рыболовства и эксплуатации неживых ресурсов, а также вытекающую из этого ограниченную юрисдикцию для осуществления этих прав. Однако в то же время соседние государства, не имеющие выхода к морю или находящиеся в географически неблагоприятном положении, должны иметь доступ к тем ресурсам зоны, которые само прибрежное государство не эксплуатирует: кроме того, в этой зоне должны сохраняться традиционные свободы открытого моря. Вместе с тем признание прав других государств в зоне не затрагивает прав прибрежного государства".

Председатель III Конференции ООН по морскому праву Т. Б. Ко (Сингапур), сменивший на этом посту Г. Амерасингхе (Шри Ланка), в связи с подписанием конвенции заявил: „Обеспечению свободы судоходства, в которой заинтересовано мировое сообщество, будут способствовать важные компромиссы в вопросе о статусе экономической зоны".

Вопрос о правовом статусе экономической зоны привлек внимание Международной организации гражданской авиации в практическом плане в связи с проблемой осуществления в экономической зоне традиционной свободы полетов. Секретариат ИКАО подготовил и разослал членам своей организации специальное ,,Исследование последствий принятия Конвенции ООН по морскому праву для применения Чикагской конвенции. ее Приложений и других международных документов, касающихся воздушного права", в котором говорилось: „Во всех практических и юридических целях над исключительной экономической зоной устанавливается тот же статус воздушного пространства и тот же режим, что и над открытым морем, и при-брежные государства не наделяются никаким предпочтительным правом или приоритетом. Вследствие этого в целях Чикагской конвенции, Приложений к ней и других документов по воздушному праву следует считать, что исключительная экономическая зона имеет тот же правовой статус, что и от-крытое море, и любые ссылки в этих документах на открытое море должны рассматриваться как включающие исключительную экономическую зону".

Мнения государств по поводу характера экономической зоны и оценки компромиссного решения вопроса о ее статусе оказались не менее разнообразными. Это наглядно обнаружилось еще на завершающем этапе конференции перед голосованием согласованного текста конвенции. В письме на имя председателя конференции от 29 апреля 1982 г. представители Колумбии, Эквадора, Чили и Перу, безуспешно добивавшиеся признания права прибрежного государства на 200-мильные территориальные воды, утверждали, что конвенция воплотила всеобщее признание прав суверенитета и юрисдикции прибрежного государства в пределах 200-мильной зоны и это „представляет важное достижение" указанных четырех стран. Бразилия и Уругвай при подписании конвенции заявили, что установленный национальными зонами этих стран правовой режим в 200-мильных территориальных водах совместим с положениями конвенции. По мнению Уругвая, исключительная экономическая зона „является зоной национальной юрисдикции sui generis, которая отличается от территориального моря и не является частью открытого моря".

Против изложенного понимания конвенции указанными латиноамериканскими странами выступили Япония, ФРГ и Франция, которые письменно заявили, что конвенция признает в исключительной экономической зоне только конкретные права, связанные с ресурсами, и определенную юрисдикцию прибрежного государства, в то время как другие государства продолжают пользоваться в этой зоне свободами открытою моря и другими видами законного использования моря.

Определенный разнобой характерен и для законодательной практики многих стран, касающейся экономических и рыболовных зон. Как правило, национальные законы, не затрагивая проблемы правового статуса экономических зон, решают вопросы прав и юрисдикции прибрежного государства в указанных зонах путем их конкретного перечисления. Это относится как к тем государствам, которые выступали до выработки компро-миссного решения об экономической зоне на III Конференции с позиции признания зоны sui generis (Индия, Канада и др.), так и тем, которые считали экономическую зону частью открытого моря (Польша, Великобритания, Франция и др.).

Вместе с тем из закона США ,,0 сохранении рыбных ресурсов и управлении рыболовством" 1976 года видно, что США считают рыболовную зону шириной до 200 морских миль, в которой они осуществляют „исключительные полномочия" в области рыболовства, „открытым морем" [разд. 2 с (I)].

В Акте об учреждении исключительной экономической зоны 1983 года США вновь подтвердили, что они признают в пределах экономической зоны признанные в соответствии с международным правом такие свободы открытого моря, как свобода судоходства, полетов и прокладки и содержания подводных кабелей и трубопроводов, научных исследований (разд. 103 акта).

Мексика же 8 января 1986 г. опубликовала Федеральный акт, касающийся моря, который в ст. 3 объявляет, что исключительная экономическая зона этой страны является мексиканской морской зоной, в которой Мексика пользуется суверенными правами и определенной юрисдикцией. Наряду с этим ст. 48 мексиканского акта воспроизводит и. 1 ст. 58 конвенции, где говорится, что все государства осуществляют в исключительной экономической зоне свободы судоходства, полетов и прокладки подводных кабелей и трубопроводов и другие правомерные с точки зрения международного права виды использования моря, относящиеся к этим свободам. Но акт не указывает, что упомянутые в ст. 48 свободы являются свободами открытого моря.

В Указе Президиума Верховного Совета СССР „Об экономической зоне СССР" сказано, что в экономической зоне СССР все государства пользуются при условии соблюдения положений Указа и других соответствующих актов законодательства СССР, а также общепризнанных норм международного права „свободами судоходства и полетов, прокладки подводных кабелей и трубопроводов и другими правомерными с точки зрения международного права видами использования моря. относящимися к этим свободам" (ст. 4). Указ специально не затрагивает вопроса о правовом статусе экономической зоны.

1. Район

Согласно Конвенции ООН, исключительная экономическая зона представляет собой прилегающий к территориальному морю район, морское дно которого и покрывающие его воды не могут распространяться за пределы 200 морских миль от исходных линий, от которых отмеряется ширина территориального моря (ст. 55 п. 57). В зависимости от географических условий, а также усмотрения прибрежного государства ширина экономической зоны может варьироваться от нескольких миль до максимального предела в 200 миль.

Хотя в Конвенции ООН это прямо не сказано, представляется, что экономическая зона (в отличие от континентального шельфа) не существует ipso facto и для ее установления необходимо, чтобы прибрежное государство выразило такое намерение. Интересно, однако, отметить, что на конференции была высказана точка зрения, согласно которой, если даже государство предпочитает не объявлять исключительную экономическую зону, ему должно быть разрешено осуществлять предусмотренную Конвенцией ООН юрисдикцию по борьбе с загрязнением в районе, который мог бы охватываться такой зоной..

Вполне очевидно, что Конвенция ООН не имеет намерения поставить прибрежное государство перед выбором — либо использовать все свои права в соответствии с режимом исключительной экономической зоны, либо не пользоваться ни одним из них. Тем не менее, если даже прибрежное государство намерено осуществлять весьма ограниченную юрисдикцию, об этом должно быть соответствующим образом объявлено, с тем чтобы те, кто намеревается войти в эти воды, имели необходимую информацию об установленном здесь режиме.

2. .юридические работки

разработки и сохранения природных ресурсов, как живых, так и неживых, в водах, покрывающих морское дно, на морском дне и в его недрах, а также в целях управления этими ресурсами, и в отношении других видов деятельности по экономической разведке и разработке указанной зоны, таких, как производство энергии путем использования воды, течений и ветра;

Ь) юрисдикцию, предусмотренную в соответствующих положениях настоящей Конвенции, в отношении:

(i) создания и использования искусственных островов, установок и сооружений;

(ii) морских научных исследований;

(iii) защиты и сохранения морской среды;

с) другие права и обязанности, предусмотренные в настоящей Конвенции».

При осуществлении своих прав и выполнения своих обязанностей прибрежное государство обязано должным образом учитывать права и обязанности других государств и действовать совместимым с другими положениями Конвенции ООН образом (ст. 56, п. 2). Особо предусматри-вается, что в исключительной экономической зоне свободы судоходства и полетов, а также прокладки подводных кабелей и трубопроводов могут осуществляться таким же образом, как и в открытом море.

Правовое регулирование судоходства.

Согласно ст. 58 Конвенции ООН по морскому праву в экономической зоне все государства как прибрежные, так и не имеющие выхода к морю, пользуются указанной в ст. 87 свободой судоходства. Это означает, что эта свобода действует в экономической зоне в том же качестве и объеме, как и в остальной части открытого моря. Это означает, что свободой судоходства пользуются в экономической зоне транспортные, промысловые, пассажирские и другие виды невоенных судов, а также военные корабли всех государств, включая внутриконтинентальные. Несмотря на признание суверенных прав прибрежного государства на естественные ресурсы экономических зон, никаких ограничений для плавания в них рыбопромысловых судов в Конвенции 1982 г. не установлено. Свободное плавание в этих морских пространствах рыбопромысловых или научно-исследовательских судов не означает, однако, их права заниматься рыбным промыслом или научными исследованиями без разрешения прибрежного государства.

В зарубежной юридической литературе указывалось на то, что прибрежное государство якобы может ввести ограничения судоходства в своей экономической зоне, включая установление схем разделения движения судов, под предлогом сохранения рыбных запасов в зоне.

На самом деле, как правильно отмечает С. В. Молодцов, у прибрежного государства нет полномочий принимать предупредительные меры самозащиты в отношении естественных ресурсов, для разведки и разработки которых ему предоставляются суверенные права, и на этом основании ограничивать свободу судоходства1.

В качестве ограничения судоходства в экономической зоне некоторые зарубежные юристы рассматривают случай, когда прибрежные государства возводят зоны безопасности вокруг искусственных установок, сооружаемых ими в экономических зонах, а суда всех государств обязаны уважать эти зоны безопасности. Это несомненно налагает ограничения на свободу судоходства в пределах зоны».

В таких случаях нельзя не усмотреть стремления обосновать подчиненность свобод, предоставляемых всем государствам в экономических зонах, правам и юрисдикции, которыми пользуются в них прибрежные государства. Однако такое толкование положений Конвенции неправомерно, поскольку пределы юрисдикции прибрежного государства четко установлены в самой Конвенции. Во всем остальном в экономической зоне действует режим открытого моря. Согласно Конвенции прибрежные государства и все другие государства взаимно учитывают права и обязанности, вытекающие из их деятельности в экономической зоне (п. 2 ст. 56, п. 3 ст. 58), так же, как все государства осуществляют свободы открытого моря, должным образом учитывая заинтересованность других государств в пользовании свободой открытого моря (п. 2 ст. 87).

Когда же речь идет об обязанности всех судов уважать зоны безопасности вокруг искусственных сооружений в зоне, то это не результат ограничения свободы судоходства как таковой, а попытка в разумной форме совместить различные виды деятельности государств в экономической зоне. Такой вывод прямо вытекает из положения, предусмотренного в п. 7 ст. 60, согласно которому «искусственные острова, установки и сооружения и зоны безопасности вокруг них не могут устанавливаться, если это может создать помехи для использования признанных морских путей, имеющих существенное значение для международного судоходства».

К экономической зоне полностью применимо положение о том, что «открытое море резервируется для мирных целей»; положение о национальности судов и об исключительной юрисдикции государства над судами своего флага; об изъятиях из исключительной юрисдикции государства над судами своего флага в открытом море, в частности в случае, если судно занимается пиратством, работорговлей, несанкционированным вещанием в открытом море; все положения о сотрудничестве в пресечении пиратства, о праве преследования по горячим следам, об иммунитете военных кораблей и других судов, состоящих на некоммерческой государственной службе.

Новым является положение Конвенции ООН по морскому праву, согласно которому право преследования по горячим следам применяется mutatis mutandis к нарушениям в экономической зоне или на континентальном шельфе, включая зоны безопасности вокруг установок на континентальном шельфе, законов и правил прибрежного государства, применяемых в со-ответствии с настоящей Конвенцией в отношении экономической зоны или континентального шельфа, включая такие зоны безопасности (п. 2 ст. 111).

Правовое регулирование полетов.

Исходя из того, что в экономической зоне действует указанная в ст. 87 свобода полетов можно утверждать, что эта свобода имеет то же качество и объем, какие ей присущи в остальной части открытого моря. Летательный, аппарат над экономическими зонами подчинен юрисдикции государства его регистрации.

Исходя из принципа свободы полетов над открытым морем, включая экономические зоны, все государства имеют равные права на следующие виды деятельности: организацию и осуществление полетов гражданских и военных летательных аппаратов, проведение с их помощью научных исследований; использование радиотехнических средств; наблюдение с воздуха за обстановкой в море в интересах торговых, военных, научно-иссле-довательских судов; оказание помощи на море1. Таким образом, ни одна из статей Конвенции не устанавливает каких-либо ограничений для полетов над любыми районами экономических зон, в том числе и над искусственными островами, установками и сооружениями, а также зонами безопасности вокруг них.

Правовое регулирование прокладки подводных кабелей и трубопроводов. В соответствии с п. 1 ст. 58 все государства пользуются в экономической зоне указанной в ст. 87 Конвенции свободой прокладки подводных кабелей и трубопроводов. В ст. же 87 предусматривается, что свобода прокладки подводных кабелей и трубопроводов осуществляется в открытом море с соблюдением ч. VI, посвященной континентальному шельфу. Возникает вопрос, как следует понимать это положение Конвенции?

Для уяснения этого вопроса необходимо иметь в виду, что при осуществлении свободы прокладки подводных кабелей и трубопроводов, осуществляемой в основном по континентальному шельфу и морскому дну, практическая задача состоит в разумном совмещении деятельности всех государств по прокладке кабелей и трубопроводов с деятельностью прибрежных государств по разведке и разработке природных ресурсов континентального шельфа. Кроме того, следует учитывать, что, хотя в содержание концепции экономической зоны входят суверенные права прибрежного государства на все ее естественные ресурсы, находящиеся на дне и в его недрах, фактически разработка живых и минеральных донных ресурсов охватывается режимом континентального шельфа. Именно по этой причине в п. 1 «с» ст. 87 сделана отсылка к части VI Конвенции.

Правовое регулирование использования живых ресурсов.

 Прибрежное государство имеет в экономической зоне суверенные права в целях разведки, разработки и сохранения живых природных ресурсов (В понятие «живых ресурсов» экономической зоны не входят «сидячие» виды (ст. 68 Конвенции). Они входят в понятие природных ресурсов континентального шельфа (п.4 ст.77). Сидячие виды – это организмы, которые в период, когда возможен их промысел, либо находятся в неподвижном состоянии на морском дне или под ним, либо не способны передвигаться иначе, как находясь в постоянном физическом контакте с морским дном или его недрами (п.4 ст. 77)). Отнюдь не случайное использование этого термина означает, что прибрежному государству принадлежит в этой области значительно более широкий объем прав, чем во многих других областях, в отношении которых применяется другой термин — юрисдикция.

Термин «суверенные права» подчеркивает, во-первых, функциональный характер пространства, в котором он применяется (континентальный шельф, экономическая зона); во-вторых, функциональный характер самих прав — в целях разведки и разработки природных ресурсов; в-третьих, то, что в отношении разработки ресурсов определенного морского района объем прав прибрежного государства приближается к тому, которым оно, как суверен, обладает в пределах его государственной территории; в-четвертых, ограниченный характер прав прибрежного государства — поскольку речь идет об отдельных суверенных правах в отношении совершенно определенных экономических целей в отличие от государственного суверенитета, означающего «территориальное верховенство».

При отсутствии прямого указания в Конвенции на исключительный характер тех или иных прав прибрежного государства в качестве исключительных могут рассматриваться только такие права, которые вытекают из суверенитета прибрежного государства. Между тем экономическая зона не является частью государственной территории прибрежного государства.

Предоставление суверенных прав прибрежному государству на живые ресурсы экономической зоны означает следующее (см. Молодцов С.В. Указ соч. С.114):

1) без его согласия другие государства не могут использовать эти ресурсы, даже если прибрежное государство их само не использует; 2) прибрежное государство может принимать совместимые с Конвенцией законы и правила, касающиеся использования живых ресурсов (п. 2 ст. 62); 3) прибрежное государство может принимать меры, необходимые для обеспечения со-блюдения законов и правил, принятых им в соответствии с Конвенцией (п. 1 ст. 73).

Законы и правила прибрежного государства, которые должны соблюдаться гражданами других государств, получивших его разрешение на промысел живых ресурсов в экономической зоне, могут касаться, в частности, выдачи лицензий (разрешений) на ведение промысла; использования рыбопромысловых судов и оборудования; взимания сборов; определения видов живых ресурсов, которые могут вылавливаться, и квот вылова; установления сезонов и районов промысла; установления размеров и возраста живых ресурсов, которые могут вылавливаться; положений и условий, относящихся к совместным предприятиям и другим совместным мероприятиям.

Наряду с этим Конвенция ООН по морскому праву устанавливает определенные обязанности прибрежного государства в связи с использованием им живых ресурсов своей экономической зоны и пределы его суверенных прав на ресурсы. Обязанность прибрежного государства — содействовать оптимальному использованию живых ресурсов экономической зоны—предполагает его обязанность предоставить другим государствам до-ступ к остатку допустимого улова.

Прибрежное государство обязано обеспечивать путем принятия надлежащих мер сохранение живых ресурсов в зоне, чтобы их состояние не подвергалось чрезмерной эксплуатации, а также сотрудничать с этой целью с соответствующими субрегиональными, региональными и всемирными организациями, в зависимости от обстоятельств (п. 2 ст. 61). Несмотря на то что целесообразность развития сотрудничества с этими организациями по Конвенции зависит от усмотрения прибрежного государства («в зависимости от обстоятельств»), значение такого сотрудничества очень велико. Учитывая, что многие развивающиеся страны не обладают техническими средствами для обеспечения необходимого управления ресурсами и сохранения их, взаимовыгодное сотрудничество между государствами и необходимое содействие в этом со стороны международных организаций будут способ-ствовать получению максимальной пользы от использования морских ресурсов для всего человечества.

Юрисдикция прибрежного государства по обеспечению выполнения своих законов п правил, относящихся к разведке и разработке живых ресурсов экономической зоны, ограничена определенными пределами. Прибрежное государство может принимать такие меры, как досмотр, инспектирование, арест иностранных судов и судебное разбирательство в отношении них, ко-торые могут быть необходимы для обеспечения выполнения указанных законов и правил. Однако другим государствам по Конвенции предоставлены следующие важные гарантии: 1) арестованное судно и его экипаж освобождаются незамедлительно после представления разумного залога; 2) наказания, налагаемые прибрежным государством за нарушения его законов и правил, относящихся к рыболовству в экономической зоне, не могут включать тюремного заключения, при отсутствии соглашения заинтересованных государств об обратном, или любую другую форму личного наказания; 3) в случае ареста или задержания иностранного судна прибрежное государство незамедлительно уведомляет государство флага о принятых мерах и о любом последовавшем наказании (ст. 73 Конвенции).

Весьма важный вопрос заключается в том, должно ли прибрежное государство предоставлять остаток допустимого улова всем государствам на равноправной основе или предоставлять преимущество какой-либо группе государств или отдельным государствам. Прежде всего следует подчеркнуть, что право на доступ к остатку допустимого улова имеют в принципе все заинтересованные государства и предоставляется оно не автоматически, а на основе соглашений и других договоренностей. При решении этого вопроса прибрежное государство согласно п. 3 ст. 62 принимает во внимание все относящиеся к этому факторы (выделено нами. — С. Г.), включая такие, как значение живых ресурсов данного района для экономики этого заин-тересованного прибрежного государства, положения ст. ст. 69 и 70; потребности развивающихся государств данного субрегиона или региона в вылове части остатка и необходимость свести к минимуму нарушения в экономике государств, граждане которых обычно вели рыбный промысел в данной зоне или которые предприняли значительные усилия по исследованию и выявлению запасов.

В ст. 69 устанавливается право государства, не имеющего выхода в море, участвовать на справедливой основе в эксплуатации соответствующей части остатка допустимого улова в экономических зонах прибрежных государств того же субрегиона или региона. Согласно п. 4 этой статьи развитые государства, не имеющие выхода в море, имеют право участвовать в эксплуа-тации живых ресурсов, но лишь в экономических зонах развитых прибрежных государств того же субрегиона пли региона.

Аналогичные положения предусмотрены в ст. 70 Конвенции в отношении государств, находящихся в географически неблагоприятном положении.

Особое регулирование предусмотрено в Конвенции 1982 г. в отношении анадромных, или проходных (Виды рыб, которые рождаются в пресных водах рек не большого числа государств, проводят многолетнюю миграцию в морях и океанах, а для нереста возвращаются в пресные воды, где родились. К этому виду относятся лососевые, осетровые и некоторые другие виды рыб), и катадромных (виды рыб, жизненный цикл которых проходит в реках, а нерест – в морях (речной угорь, тропические виды сомовых и др.)) видов рыб.

В связи с тем, что государства происхождения анадромных видов рыбы затрачивают большие средства для обеспечения их воспроизводства и сохранения, не может устраивать такое положение, когда эти ценные породы рыб вылавливаются другими государствами на путях их миграции на расстоянии до 300 и более миль от берега. С целью предотвратить такой иностранный промысел, в Конвенции предусматривается, что государства происхождения анадромных в первую очередь заинтересованы в таких запасах и несут за них первоочередную ответственность.

Кроме общего положения о суверенных правах на живые ресурсы прибрежному государству предоставлены дополнительные права в отношении этого вида рыб. Согласно п. 2 ст. 66 государство происхождения запасов анадромных видов обеспечивает, в частности, их сохранение путем принятия соответствующих мер по регулированию рыбного промысла во всех водах к берегу от внешних границ своей экономической зоны. После консультаций с заинтересованными государствами, ведущими промысел этих запасов, государство происхождения может устанавливать общий объем уловов в отношении запасов, образующихся в его реках. Далее в Конвенции (п. 3 «а» ст. 66) предусматривается, что промысел запасов этого вида рыб ведется только в водах к берегу от внешних границ экономических зон, кроме случаев, когда это положение может привести к нарушениям в экономике какого-либо государства, иного чем государство происхождения. Такое правило сохранило бы, в частности, право Японии вести промысел анадромных в ущерб интересам СССР. В связи с этим участники III Конференции ООН по морскому праву согласились дополнить п. 3 ст. 66 еле-, дующим положением: «В отношении такого рыбного промысла ;

за пределами внешних границ исключительных экономических! зон заинтересованные государства проводят консультации с целью достижения соглашения о порядке и условиях такого рыбного промысла с должным учетом требований, касающихся сохранения этих видов и потребностей в цих государства происхождения».

В отношении катадромных видов в новой Конвенции предусматривается, что прибрежное государство, в водах которого катадромные виды проводят большую часть своего жизненного цикла, несет ответственность за управление этими запасами. Промысел запасов этих видов ведется только в пределах эко-номических зон. Если запасы катадромных видов мигрируют через экономическую зону другого государства, их промысел регулируется соглашением между заинтересованными государствами (ст. 67).

Правовое регулирование эксплуатации ресурсов, находящихся на морском дне и в его недрах.

Хотя согласно п. 1 «а» ст. 56 новой Конвенции режим экономической зоны охватывает все ее природные ресурсы, фактически он распространяется лишь на живые ресурсы, находящиеся в водах экономической зоны. Согласно п. 3 той же статьи, «права, изложенные в настоящей статье в отношении морского дна и его недр, осуществляются в соответствии с частью VI» («Континентальный шельф». — С. Г.). Таким образом, в соответствии с Конвенцией 1982 г. два различных режима применяются в одном морском пространстве — в экономической зоне. Один — в отношении живых ресурсов, находящихся в водах экономической зоны, а другой — в отношении ресурсов морского дна и его недр в пределах экономической зоны. Отсылка к ч. VI в отношении ресурсов дна экономической зоны и его недр означает, что эти суверенные права прибрежного государства являются исключительными в том смысле, что даже если прибрежное государство не производит разведку и разработку этих ресурсов, никто не может делать этого без определенно выраженного согласия прибрежного государства (п. 2 ст. 77). Упомянутые в ч. VI природные ресурсы, на которые прибрежное государство имеет исключительные права, включают минеральные и другие неживые ресурсы морского дна и его недр, а также живые организмы, относящиеся к «сидячим видам».

Согласно Конвенции 1982 г. прибрежное государство имеет в экономической зоне юрисдикцию и в отношении других видов деятельности по экономической разведке и разработке зоны, таких как производство энергии путем использования воды, течений и ветра.

Правовое регулирование осуществления морских научных ис-следований. Юрисдикция прибрежного государства в экономических зонах не является исключительной. Согласно п. 1 «Ь» (ii) ст. 56 оно имеет лишь юрисдикцию в отношении морских научных исследований. Регулируя и разрешая проведение морских научных исследований другими государствами и компетентными международными организациями, прибрежное государство должно руководствоваться относящимися к этому положениями Конвенции и не вправе ужесточать режим научных исследований в своей экономической зоне.

Правовое регулирование охраны морской среды.

Прибрежное государство имеет в экономической зоне юрисдикцию в отношении защиты и сохранения морской среды (п. 1 «Ь» (iii) ст. 56). Эта юрисдикция не является исключительной. Более того, следует отметить, что права прибрежного государства в экономической зоне в отношении охраны морской среды ограничиваются Конвенцией по морскому праву 1982 г. в большей степени, чем его права в других областях. Это проявляется особенно отчетливо в положениях Конвенции о предотвращении загрязнения морской среды с судов — основного вопроса, возникавшего в связи с требованиями прибрежных государств о расширении их юрисдикции в этой области. Во-первых, прибрежные государства, согласно Конвенции 1982 г., могут принимать в отношении своих экономических зон только такие законы и правила для предотвращения загрязнения с судов., которые соответствуют международным нормам (такие стандарты, например установлены в Международной конвенции по предотвращению загрязнения с судов 1973г. и Протоколе к ней 1978г.) и стандартам у и вводят их в действие (п. 5 ст. 211)

Во-вторых, обеспечение выполнения таких международных норм и стандартов в экономических зонах относится в основном к юрисдикции государства флага. В соответствии с Конвенцией государства обеспечивают соблюдение судами, плавающими под их флагами, применимых международных норм и стандартов, Они принимают меры для обеспечения эффективного выполнения таких норм, стандартов, законов и правил, включая требования в отношении проектирования, конструкции, оборудования в комплектования экипажа судна, независимо от того, где совершено нарушение. В случае нарушения судном международных норм и стандартов государство флага обеспечивает безотлагательное расследование и, когда это уместно, возбуждает разбирательство в отношении предполагаемого нарушения, независимо от места его совершения или обнаружения (п.п. 1, 2 и 4 ст.217).

В строго ограниченных случаях и при соблюдении определенных условий, в частности, разд. 7 ч. XII, прибрежное государство может осуществить инспектирование иностранного судна в связи с совершенным им нарушением в экономической зоне и даже возбудить разбирательство, включая задержание судна (пп.3,5и6ст.220).

Следующие положения разд. 7 «Гарантии» ограничивают юрисдикцию прибрежного государства в отношении возбуждения разбирательства против иностранных судов:

1) задержание иностранного судна не может продолжаться дольше, чем это необходимо для целей расследования случая нарушения, а при его установлении судно незамедлительно освобождается, если оно представило залог пли иное подходящее финансовое обеспечение (ст. 226);

2) разбирательство с целью наказания за любое нарушение указанных международных норм и стандартов или национальных законов и правил, совершенное иностранным судном за пределами территориального моря государства, возбуждающего разбирательство, приостанавливается, как правило, на шесть месяцев после возбуждения разбирательства государством флага (ст. 228);

3) в отношении нарушений применимых международных норм и стандартов, совершенных иностранными судами за пределами территориального моря, могут налагаться только денежные штрафы (ст. 230). Прибрежное государство не вправе, следовательно, применять в указанных случаях такие меры взыскания в отношении иностранных моряков, как тюремное заключение или любое другое лишение их свободы.

Прибрежные государства, согласно Конвенции 1982 г., принимают законы и правила для предотвращения и сокращения загрязнения морской среды, связанной с деятельностью на морском дне, подпадающей под их юрисдикцию, и искусственными островами и сооружениями, находящимися под их юрисдикцией. Государства, действуя в первую очередь через компетентные международные организации или дипломатические кон-ференции, стремятся установить глобальные и региональные нормы, стандарты и рекомендуемую практику и процедуры в отношении предотвращения и сокращения загрязнения морской среды из указанного источника, а также в результате захоронения, (ст.ст. 208, 210).

Прибрежные государства обеспечивают выполнение применимых международных норм и стандартов и национальных законов и правил, установленных в целях предотвращения и сокращения загрязнения морской среды, вызываемого деятельностью на морском дне, подпадающей под их юрисдикцию, а также в результате захоронения (Обеспечения выполнения таких норм осуществляется также государством флага в отношении судов, плавающих под его флагом, и судов и летательных аппаратов, зарегистрированных в нем) в их территориальных водах и экономических зонах (ст.ст. 214 и 216).

Правовое регулирование создания и использования искусственных островов и сооружений.

 В ст. 56 «Ь», «i» Конвенции ООН по морскому праву предусматривается, что прибрежное государство имеет в экономической зоне юрисдикцию в отношении создания и использования искусственных островов, установок и сооружений. В п. 1 ст. 60 Конвенции установлен объем этой юрисдикции: прибрежное государство в экономической зоне имеет исключительное право сооружать, а также разрешать я регулировать создание, эксплуатацию и использование: а) искусственных островов; Ь) установок н сооружений для целей, предусмотренных в ст. 56, и для других экономических целей;

с) установок и сооружений, которые могут препятствовать осуществлению прав прибрежного государства в зоне.

Из приведенных положений вытекает, что юрисдикция прибрежного государства и в данной области не имеет исключительного характера, поскольку прибрежное государство обладает исключительным правом лишь в отношении сооружения, а также разрешения и регулирования создания, эксплуатации и использования в экономической зоне искусственных островов. Что же касается установок и сооружений, то исключительным правом прибрежное государство обладает лишь в отношении двух их категорий: 1) установок и сооружений для экономических целей и 2) тех из них, которые могут препятствовать осуществлению его прав в зоне. Поэтому для создания в экономических зонах сооружений и установок для экономических целей другими государствами последние должны получать разрешение прибрежного государства. Для создания же иных сооружений и установок (например, для археологической разведки), получения такого разрешения не требуется. Прибрежное государство может отказать в своем разрешении на создание и использование другими государствами установок и сооружений неэкономического характера, если оно сумеет обосновать свой отказ тем, что такие установки и сооружения могут препятствовать осуществлению его прав в экономической зоне (см. п. 1 «с» ст. 60).

Прибрежное государство имеет исключительную юрисдикцию над искусственными островами, установками и сооружениями, указанными в п. 1 ст. 60, в том числе юрисдикцию в отношении таможенных, фискальных, санитарных и иммиграционных законов и правил, а также законов и правил, касающихся безопасности (п. 2 ст. 60). О создании таких искусственных островов, установок или сооружений должно даваться надлежащее оповещение.

Прибрежное государство может там, где это необходимо,! устанавливать вокруг таких искусственных островов, установок и сооружений разумные зоны безопасности, в которых оно может принимать надлежащие меры для обеспечения безопасности как судоходства, так и искусственных островов, установок и сооружений. Ширина зон безопасности определяется прибреж-ным государством, однако не может превышать, как правило, 500 м. Все суда должны уважать эти зоны безопасности и соблюдать общепринятые международные стандарты в отношении судоходства вблизи искусственных островов, установок и сооружений и зон безопасности. Искусственные острова, установки и сооружения и зоны безопасности вокруг них не могут устанавливаться, если это может создать помехи для использования ( признанных морских путей, имеющих существенно важное значение для народного судоходства (пп. 3—7 ст. 60).

Права и обязанности прибрежного государства в экономической зоне

В начале работы III Конференции ООН по морскому праву некоторые государства предлагали установить над естественными ресурсами экономической зоны суверенитет прибрежною государства. Эта идея нашла отражение, в частности, в Декларации Организации африканского единства но вопросам морского права, в которой было сказано, что в экономических зонах ,,прибрежные государства должны осуществлять неотъемлемый суверенитет над всеми живыми и минеральными ресурсами". Предложения такого рода объяснимы в психологическом плане. Развивающиеся страны часто имели дело с попытками империалистических государств присвоить естественные ресурсы в пределах национальных территорий этих стран или не допустить национализацию иностранных компаний, завладевших такими ресурсами. Принцип суверенитета над национальными ресурсами справедливо выдвигался и выдвигается развивающимися государствами для защиты своих законных прав в пределах принадлежащей им территории. В этом случае понятие „суверенитет над естественными ресурсами" применяется правильно, так как оно составляет неразрывную часть понятия государственного суверенитета, который является неотъемлемым свойством государства, включающим верховенство над всеми природными ресурсами.

Однако применение понятия ,,суверенитет" к пространствам, не являющимся государственной территорией, какими бы благими намерениями это ни обосновывалось, неправильно. В районах морей и океанов, находящихся за пределами границ государств и не подчиненных суверенитету ни одного из них, естественно, не может быть и суверенитета какого-либо государства над имеющимися там природными ресурсами.

Для обозначения того, что прибрежное государство в отношении ресурсов указанных морских районов пользуется в принципе той же полнотой власти, как и в отношении ресурсов собственной территории, в договорной практике употребляется понятие ,,суверенные права в целях разведки и разработки естественных ресурсов". Это понятие является более подходящим, потому что оно, четко определяя, что по своему характеру такие нрава приравниваются в определенных, установленных Конвенцией ООН но морскому праву, целях к правам, вытекающим из суверенитета, не дает оснований для расширительного толкования этих прав или распространения суверенитета на самое морское пространство.

Надо сказать, что на III Конференции африканские страны не стали настаивать на том, чтобы характер прав прибрежного государства в отношении естественных ресурсов экономической зоны был определен в Конвенции ООН по морскому праву как „суверенитет над естественными морскими ресурсами". В самой конвенции эти права определены следующим образом: ,,Прибрежное государство в исключительной экономической зоне имеет: а) суверенные права в целях разведки, разработки и сохранения природных ресурсов как живых, так и неживых, в водах, покрывающих морское дно, на морском дне и в его недрах, а также в целях управления этими ресурсами, и в отношении других видов деятельности по эко-номической разведке и разработке указанной зоны, таких как производство энергии путем использования воды, течений и ветра" (п. 1 ст. 56).

Целевой или функциональный характер прав прибрежного государства на естественные ресурсы экономической зоны, равно как и в отношении других видов экономической деятельности, подчеркнут здесь с большой четкостью. Следовательно, если в результате дальнейшего развития науки и техники будут открыты новые виды экономической деятельности в области использования морских пространств зоны, то на них не должно и не может быть автоматического распространения прав прибрежного государства. Такой вывод вытекает со всей очевидностью из п. 1а ст. 56, предоставляющего прибрежному государству только те права, которые имеют определенное назначение и конкретно перечислены в нем.

Предоставление прибрежному государству суверенных прав в отношении природных ресурсов экономической зоны влечет по крайней мере три важных юридических последствия, касающихся защиты его интересов. Во-первых, другие государства не могут разведывать и добывать естественные ресурсы зоны без согласия прибрежного государства, даже если оно само их не использует. Во-вторых, прибрежное государство может принимать законы и правила, касающиеся разведки и разработки естественных ресурсов зоны. В-третьих, оно, как сказано в и. 1 ст. 73 конвенции, „в осуществление своих суверенных прав на разведку, эксплуатацию, сохранение живых ресурсов и управление ими в исключительной экономической зоне" вправе принимать меры, которые могут быть необходимы для обеспечения соблюдения законов и правил, принятых им в соответствии с конвенцией. Подобные меры не предусматриваются, однако, в отношении неживых ресурсов зоны.

Эти вытекающие из суверенных прав прибрежного государства в отношении естественных ресурсов зоны положения нашли отражение в более конкретных нормах конвенции. Так, в соответствии с п. 1 ст. 61 прибрежное государство определяет допустимый улов живых ресурсов в своей экономической зоне.

Пункт 4 ст. 62 конвенции наделяет прибрежное государство в зоне весьма широкими полномочиями принимать относящиеся к эксплуатации живых ресурсов зоны, их сохранению и управлению ими правила, обязательные для граждан других государств, которые получили от него разрешение вести про-мысел в зоне. Эти правила могут касаться, в частности: а) выдачи разрешений на ведение промысла, использование промысловых судов и оборудования, в том числе взимания сборов и других форм оплаты; б) определения видов живых организмов, которые могут вылавливаться, и установления квот вылова; в) установления сезонов и районов промысла, видов, размеров и количества орудий лова, а также количества, размеров и типов промысловых судов, которые могут быть использованы; г) установления размеров и возраста рыбы и других видов живых ресурсов, которые могут вылавливаться;

д) других вопросов, относящихся к иностранному промыслу живых ресурсов в зоне, включая размещение на борту промысловых судов наблюдателей или стажеров прибрежного государства, выгрузки всего или части улова в портах прибрежного государства.

Пункт 1 ст. 73 конвенции указывает, что меры, которые прибрежное государство принимает для обеспечения выполнения его законов и правил, могут включать досмотр, инспекцию, арест и судебное разбирательство.

Однако Конвенция ООП по морскому праву устанавливает определенные пределы для осуществления указанных суверенных прав прибрежного государства в экономической зоне. Этим вновь подчеркивается международно-правовая основа его прав, их функциональный характер и особенность экономической зоны как района, не находящегося под суверенитетом ни одного из государств. Так, и. 2 ст. 61 обязывает прибрежное государство обеспечивать путем принятия надлежащих мер сохранение живых ресурсов в зоне, чтобы их состояние не подвергалось опасности в результате чрезмерной эксплуатации, а также сотрудничать с этой целью с соответствующими субрегиональными, региональными и всемирными организациями „в зависимости от обстоятельств".

Вместе с тем прибрежное государство должно содействовать оптимальному использованию живых ресурсов в экономической зоне без ущерба для положений ст. 61 о недопустимости чрезмерной эксплуатации. Поэтому, если прибрежное государство не может выловить весь допустимый улов, оно путем соглашений и других мероприятий должно предоставлять другим государствам доступ к остатку допустимого улова. При этом должны приниматься во внимание национальные интересы прибрежного государства, потребности развивающихся стран данного субрегиона или региона и другие подобные факторы (ст. 62).

Помимо суверенных прав на ресурсы ст. 56 Конвенции ООП по морскому нраву предоставляет прибрежному государству юрисдикцию, относящуюся к деятельности, связанной с его суверенными нравами в экономической зоне, но в ряде случаев и выходящей за рамки экономических целей.

Так. прибрежное государство на основании п. 1b (i) ст. 56 имеет в экономической зоне юрисдикцию в отношении создания и использования искусственных островов, установок и сооружений. Это положение раскрывается и детализируется в ст. 60, в которой говорится, что прибрежное государство в зоне имеет исключительное право сооружать, а также разрешать и регулировать создание, эксплуатацию и использование: а) ис-кусственных островов (предназначенных не только для экономических целей); б) установок и сооружений для целей, предусмотренных в ст. 56, и для других экономических целей; в) установок и сооружений, которые могут препятствовать осуществлению прав прибрежного государства в зоне.

Другие государства могут создавать в зоне искусственные острова, а также установки и сооружения для экономических целей только с разрешения прибрежного государства. При этом последнее сохраняет за собой право регулировать их эксплуатацию и использование.

Кроме такого исключительного права, ст. 60 конвенции предоставляет прибрежному государству исключительную юрисдикцию над указанными искусственными островами, установками и сооружениями, в том числе в отношении таможенных, фискальных, санитарных, иммиграционных законов и правил, а также правил безопасности. Где это необходимо, оно может создавать зоны безопасности вокруг искусственных островов, установок и сооружений шириной не более 500 м, за исключением случаев, когда это разрешено общепринятыми международными стандартами или рекомендовано компетентной международной организацией.

О создании искусственных островов, установок и сооружений следует давать надлежащее оповещение. Любые покинутые или более не используемые установки и сооружения должны быть убраны, О глубине, местонахождении и размерах любых установок или сооружений, которые не полностью убраны, также дается оповещение.

Искусственные острова, установки и сооружения не могут иметь своего территориального моря.

В настоящее время еще нет достаточно широкого опыта использования искусственных островов, установок и сооружений за пределами внутренних вод и территориального моря, но он начинает накапливаться. Возможно, в частности, использование искусственных островов или сооружений в качестве причалов. Для определения статуса иностранных судов в этом случае, а также для решения других вопросов, вероятно, потребуются специальное универсальное международное соглашение или двусторонние соглашения. Такие акты будут учитывать как общие положения, определяющие правовой статус того или иного морского района за пределами территориального моря, так и конкретные права, предоставленные международным правом государствам, прибрежным и не прибрежным, в отношении искусственных островов, установок и сооружений. Пока что имеется единственный причал за пределами территориального моря у США, которые предоставляют иностранным судам право пользования этим причалом па основе соглашения с государствами флага.

Конвенция по морскому праву предоставляет вместе с тем прибрежному государству в экономической зоне юрисдикцию в отношении морских научных исследований [п. 1b (ii) ст. 56]. Такие исследования, в том числе в экономической зоне, затрагивают интересы и потребности всех стран земного шара, включая внутриконтинентальные. Поэтому ст. 239 конвенции требует от государств и компетентных международных организаций поощрения и облегчения развития и проведения научных исследований.

На III Конференции не было серьезных возражений против того. что морские научные исследования, связанные с разведкой и разработкой живых и неживых ресурсов экономической зоны, должны проводиться с согласия прибрежною государства, ибо это вытекало из признания его суверенных прав. Однако развивающиеся прибрежные страны утверждали, что „морские научные исследования не допускают точного разграничения между чистыми научными исследованиями и промышленными или другими видами исследований, проводимыми с целью коммерческой разработки и военного использования". Они настаивали на том, чтобы любые морские научные исследования в экономической зоне могли осуществляться лишь с согласия прибрежного государства. Такая позиция повлияла на решение этого вопроса в рамках III Конференции.

В Конвенцию ООН по морскому праву включены статьи, предоставившие прибрежному государству в экономической зоне в отношении морских научных исследований права, близкие по своему значению к суверенным. Согласно ст. 246 прибрежные государства в осуществление своей юрисдикции имеют право регулировать, разрешать и проводить морские научные исследования в своей исключительной экономической зоне и на своем континентальном шельфе. Эти исследования проводятся там с их согласия. Но прибрежные государства при обычных обстоятельствах дают свое согласие на осуществление исключительно в мирных целях другими государствами или компетентными международными организациями морских научно-исследовательских проектов в своей исключительной экономической зоне или на своем континентальном шельфе.

В ст. 246 указаны обстоятельства, дающие прибрежному государству основания для отказа в согласии на проведение морских научных исследований в экономической зоне и на континентальном шельфе, запрашиваемом другим государством или компетентной международной организацией. Прибрежное государство может это сделать, если представленный ему проект: а) имеет непосредственное значение для разведки и разработки природных ресурсов как живых, так и неживых;

б) включает бурение на континентальном шельфе, использование взрывчатых веществ или привнесение вредных веществ в морскую среду; в) включает строительство, а также эксплуатацию или использование искусственных островов, установок и сооружений прибрежного государства; г) содержит неточную информацию в отношении характера и целей проекта.

Прибрежное государство может, далее, не дать своего согласия на проведение научных исследований государству или компетентной международной организации, если они имеют перед ним невыполненные обязательства по прежним проектам.

В соответствии со ст. 247 считается, что прибрежное государство разрешило осуществить научно-исследовательский проект международной организации, членом которой состоит, если оно одобрило этот проект, когда организация его принимала, или желает в нем участвовать и не возразило против него в течение четырех месяцев со времени уведомления о проекте. На основании ст. 252 конвенции государства или международные организации могут приступать к осуществлению проекта, если прибрежное государство, получив удовлетворяющий требованиям ст. 248 той же конвенции проект, в течение четырех месяцев не ответило на него отказом. Оба эти случая могут квалифицироваться в качестве подразумеваемого согласия. Естественно, что морские научные исследования не должны создавать неоправданных помех осуществлению прибрежным государством его суверенных прав и юрисдикции.

Прибрежное государство может потребовать приостановления и в надлежащих случаях прекращения морских научных исследований, если получившее на них согласие государство или компетентная международная организация не выполняют положений, устанавливающих условия для получения разрешения и проведения морских научных исследований. Но оно не наделяется в данном случае полномочиями „репрессивного характера".

Конвенция ООН но морскому праву (ст.56) предусматривает осуществление юрисдикции прибрежного государства в экономической зоне в отношении защиты и сохранения морской среды. Жизнь показала, какие гибельные последствия для морских живых ресурсов влечет за собой, например, загрязнение моря нефтью. Загрязнение морской среды сказывается часто далеко за пределами морских зон, где оно совершено, и в самых различных сферах, включая здоровье населения. Следовательно, борьба с загрязнением морей представляет общий интерес. Конвенция справедливо возлагает на все государства обязанность защищать и сохранять морскую среду (ст. 192). Конечно, это относится и к экономической зоне. Предотвратить эффективным образом загрязнение морской среды возможно лишь на основе глобальных усилий и международных стандартов. Это не исключает, естественно, принятия и национальных мер, в частности, для предотвращения загрязнения из источников, находящихся на суше.

Множество национальных правил, не основанных на международном подходе и международных стандартах, могли бы вызвать неразбериху и поставить в тяжелые условия мореплавание. Тем не менее на III Конференции ООН по морскому нраву некоторые из прибрежных стран (Пакистан, Танзания, Кения, Новая Зеландия и др.) настаивали на том, чтобы при-брежное государство само принимало и применяло нормы, касающиеся защиты морской среды в экономической зоне. Так, делегация Танзании заявила, что прибрежное государство в отношении защиты морской среды „должно иметь возможность осуществлять международные и национальные меры". Предложение Кении предусматривало право прилежащего к экономической зоне государства ,,обеспечивать применение своих национальных или принятых международных правил по борьбе с загрязнением морской среды всеми судами".

В итоге переговоров на III Конференции было принято, как представляется, разумное решение. В отношении загрязнения морской среды из находящихся на суше источников в соответствии со ст. 207 конвенции государства издают национальные законы и правила, принимая во внимание согласованные в международном порядке нормы. Что касается загрязнения с судов, то, согласно ст. 211- конвенции, „государстрства для тех же целей могут принимать в отношении своих экономических зон законы и правила, соответствующие международным нормам и стандартам и вводящие их в действие.

В отношении обеспечения соблюдения указанных законов и правил или применимых международных норм прибрежному государству предоставлены более широкие права, но и они ограниченны. Так, согласно ст. 220 конвенции, в тех случаях, когда имеются явные основания считать, что нарушение в экономической зоне иностранным судном упомянутых законов, правил и норм привело к большому сбросу, вызывающему значительное загрязнение или угрозу значительного загрязнения морской среды, то прибрежное государство может предпринять фактическую инспекцию судна по вопросам, касающимся данного нарушения, если судно отказалось предоставить информацию или если представленная информация заведомо противоречит очевидным фактам и такая инспекция оправдана обстоятельствами дела.

В отношении судна, совершившего нарушение, приведшее „к тяжелому ущербу или угрозе тяжелого ущерба побережью или связанным с ним интересам прибрежного государства либо любым ресурсам ею территориального моря или исключительной экономической зоны' , прибрежное государство при наличии явных объективных доказательств такого нарушения вправе ,,возбудить разбирательство, включая задержание судна, в соответствии со своими законами".

Прибрежное государство, однако, в осуществлении своих полномочий по обеспечению выполнения мер защиты и сохранения морской среды ограничено рядом конкретных предписаний конвенции. Так, ч. 1 ст. 230 устанавливает, что за нарушения национальных законов и правил или применимых международных норм и стандартов по предотвращению, сокращению и сохранению под контролем загрязнения морской среды ино-странными судами за пределами территориального моря могут налагаться только денежные штрафы. Прибрежное государство обязано уведомить государство флага и любое другое заинтересованное государство о любых мерах преследования, принятых против иностранных судов (ст. 231). Государства, в том числе прибрежные, несут ответственность за ущерб или убытки, когда принятые ими меры являются ,,незаконными или выходят за рамки разумно необходимых в свете имеющейся информации" (ст. 232).

Конвенция ООН по морскому праву содержит специальные положения, касающиеся охраны морской среды покрытых льдом районов. В соответствии со ст. 234 прибрежные государства имеют право принимать и обеспечивать соблюдение не дискриминационных законов и правил по предотвращению, сокращению и сохранению под контролем загрязнения морской среды с судов в покрытых льдами районах в пределах исключительной экономической зоны, где особо суровые климатические условия и наличие льдов, покрывающих такие районы в течение большей части года, создают препятствия либо повышенную опасность для судоходства, а загрязнение морской среды могло бы нанести тяжелый вред экологическому равновесию или необратимо нарушить его.

Меры по охране подобного рода районов, прилегающих к территории СССР, определены Указом Президиума Верховного Совета СССР „Об усилении охраны природы в районах Крайнего Севера и морских районах, прилегающих к северному побережью СССР" от 26 ноября 1984 г.

Положения Конвенции ООП по морскому праву, касающиеся защиты и сохранения морской среды, не применяются к судам и летательным аппаратам, пользующимся суверенным иммунитетом. Однако каждое государство путем принятия надлежащих мер должно обеспечивать, чтобы такие суда и летательные аппараты ,,действовали, насколько это целесо-образно и практически возможно, таким образом, который совместим с настоящей Конвенцией" (ст. 236).

В целом нормы конвенции справедливо учитывают заинтересованность государств как в защите и охране морской среды, так и в сохранении свободы судоходства и полетов в экономической зоне и других частях Мирового океана. Заинтересованность же и в том, и в другом у прибрежных государств и у других государств должна быть обоюдной.

Права и обязанности других государств в экономической зоне.

Права и обязанности прибрежного государства в экономической зоне охватывают лишь одну часть правового режима этой зоны. Совокупность прав и обязанностей всех остальных государств в экономической зоне составляет другую важную часть ее правового режима, включающего, согласно ст. 55 конвенции, ,, права и юрисдикцию прибрежного государства и права и свободы других государств".

Основной статьей, определяющей права и обязанности других государств в экономической зоне, является ст. 58 Конвенции ООП по морскому праву, которая предусматривает, что все государства пользуются в экономической зоне традиционными свободами судоходства и полетов, прокладки под-водных кабелей и трубопроводов и другими узаконенными в международном порядке видами использования моря. Указанные свободы по своему содержанию, как уже отмечалось выше, являются свободами открытого моря.

В числе свобод в ст. 58 первой указана свобода судоходства. Она вытекает из общих положений международного права.

„Каждое государство.., — сказано в ст. 90 конвенции, — имеет право на то, чтобы суда под его флагом плавали в открытом море". „Открытое море открыто для всех государств' , - провозглашается в ст.87 конвенции.

Каждое государство, следовательно, вправе направлять суда, плавающие под его флагом, в любую часть любой экономической зоны. Права прибрежного государства в зоне не могут сами по себе служить этому помехой. Более того, как правильно пишет голландский профессор В. Рифагеп, доступ в экономические зоны иностранных судов „не может быть запрещен, приостановлен или стеснен прибрежным государством" У прибрежного государства нет также полномочий ограничивать свободу судоходства путем принятия предупредительных мер ..самозащиты" в отношении естественных ресурсов, для разьедки и разработки которых ему предоставляются суверенные права.

Принятие каким-либо государством принудительных мер в порядке „самозащиты" в связи с вероятной угрозой его интересам является противоправным. Отрицательное отношение к теории ,,самозащиты" было сформулировано Комиссией международного права. Против этой теории решительно высказался в свое время известный французский специалист в области морского права профессор Ж. Жидель. В последнее время даже среди английских авторов, многие из которых обычно выступают с поддержкой права на „самозащиту", появились новые веяния. В частности, Я. Броунли пишет, что „для такого права не существует юридической основы". Прибрежное государство в прилежащей экономической зоне может принять, согласно ст. 73 конвенции, лишь строю ограниченные меры, имеющие целью обеспечение выполнения его законов и правил, касающихся живых ресурсов и управления ими. Эти меры могут приниматься не иначе как в ответ на нарушения указанных законов и правил, но не в порядке предотвращения возможной угрозы таких нарушений.

Свободой судоходства в экономической зоне, как и в районах открытого моря, находящихся за ее пределами, пользуются все суда, независимо от рода их деятельности, а именно: перевозящие грузы, пассажиров, промысловые, научно-исследовательские, спасательные и другие невоенные суда, имеющие право на флаг какого-либо государства, принадлежащие частным лицам или государству, а также военные корабли. Ни одно из положений конвенции, несмотря па признание суверенных прав прибрежного государства в отношении природных ресурсов, не исключает свободы плавания в экономической зоне рыболовных и других промысловых судов под флагом любого государства. Разумеется, в жизни могут возникать непредусмотренные в конвенции ситуации. Например, вопрос прохода иностранного рыболовного судна под флагом государства А через экономическую зону государства Б с уловом, законно добытым в экономической зоне третьей страны. Закон Сейшельских Островов в этих случаях предлагает иностранным судам делать предварительное заявление властям Сейшельских Островов об этом по радио. Жизнь выдвигает проблемы и подсказывает их решение.

Свобода судоходства в экономической зоне не должна вести, в свою очередь, к ущемлению законных прав прибрежного государства. Ясно, например, что иностранные промысловые суда, находясь в экономической зоне какого-либо государства, не могут заниматься там промысловой деятельностью без его разрешения, полученного надлежащим образом. Ино-странные научно-исследовательские суда могут заниматься в экономической зоне научными исследованиями лишь с согласия прибрежного государства.

Иностранные суда обязаны соблюдать законы и правила, вводимые прибрежным государством в своей экономической зоне в соответствии с конвенцией в целях защиты и сохранения морской среды. Эти положения, согласно ст. 236 конвенции не применяются к любым военным кораблям, военно-вспомогательным судам, другим судам и летательным аппаратам, принадлежащим государству или эксплуатируемым им и используемым в данное время исключительно для правительственной некоммерческой службы. Каждое государство само обеспечивает, что суда должны уважать зоны безопасности, которые устанавливают вокруг искусственных островов, установок и сооружений в экономической зоне. Иностранные суда обязаны также соблюдать общепризнанные международные стандарты в отношении судоходства вблизи зон безопасности и указанных объектов. В то же время искусственные острова, установки и сооружения и зоны безопасности вокруг них не могут устанавливаться, если это может создать помехи для использования признанных морских путей, имеющих существенное значение для международною судоходства. Концепция в данном случае отдаст приоритет интересам международного судоходства, то есть правам других государств.

В воздушном пространстве над экономической зоной любого государства в соответствии с и. 1 ст. 58 действует принцип свободы полетов как над открытым морем. Летательные аппараты всех государств вправе летать над любой частью любой экономической зоны как над открытым морем. Конвенция не предоставляет прибрежному государству никаких прав, которые прямо или косвенно затрагивали бы свободу полетов над экономической зоной. Ни одна из его статей не устанавливает каких-либо ограничений для полетов над любыми районами экономической зоны, в которых имеются искусственные острова, установки и сооружения, а также зоны безопасности вокруг них. Это относится и к установкам и сооружениям, которые, возможно, будут создаваться в экономической зоне прибрежным государством для производства энергии путем использования воды, течений и ветра.

Таким образом, никаких правил для полетов летательных аппаратов в воздушном пространстве над экономической зоной не может устанавливаться, кроме тех, которые приняты в соответствии со ст. 12 Конвенции о международной гражданской авиации 1944 года, в которой сказано: „Правилами, действующими над открытым морем, должны быть правила, установленные согласно настоящей Конвенции. Каждое договаривающееся государство обязуется обеспечить преследование всех лиц, нарушающих указанные правила".

В пункте 1 ст. 58 Конвенции ООН но морскому нраву говорится также о нраве всех государств свободно прокладывать по дну экономической зоны (а таким дном в ее пределах является континентальный шельф) подводные кабели и трубопроводы. Это общее положение конкретизируется в ст. 79 конвенции с учетом суверенных нрав прибрежного государства над континентальным шельфом в целях разведки и разработки его естественных богатств.

Помимо свобод судоходства, полетов, прокладки кабелей и трубопроводов, говорится далее в п.. 1 ст 58, все государства имеют право пользоваться „другими правомерными с точки зрения международного права видами использования моря, относящимися к этим свободам, такими как связанные с эксплуатацией судов, летательных аппаратов и подводных кабелей "и трубопроводов, и совместимые с другими положениями" конвенции. Это означает, в частности, что не только передвижение всех иностранных судов в экономической зоне, но их деятельность (эксплуатация), кроме добычи ресурсов и научно –исследовательских работ, подчинена исключительной компетенции и юрисдикции государства флага судна. Прибрежное государство не может ни препятствовать такой деятельности, ни вмешиваться в нее.

Если государство флага сочтет, что, например, для нормальной эксплуатации его судов оно нуждается в создании в экономической зоне другого государства установок или сооружений для перегрузки или дозаправки судов и т. п. целей, то оно вправе их построить, поскольку не совместимым с положениями конвенции является, согласно со ст. 60, создание только таких установок и сооружений, которые могут препятствовать осу-ществлению прав прибрежного государства в зоне или создаются для тех же целей, в которых за этим государством признаны суверенные права и юрисдикция. При этом государство, возводящее указанные и подобные им установки и сооружения, может, как нам представляется, устанавливать вокруг них зоны безопасности в соответствии с применяемыми международ-ными стандартами и правилами, а все суда, включая суда прибрежных государств, „должны уважать зоны безопасности и соблюдать общепризнанные стандарты", которые упомянуты в п.5 ст. 60.

В соответствии с п. 1 ст. 58 плавание иностранных военных кораблей и их обычная оперативная деятельность в экономической зоне, так же традиционно, как в открытом море, подчинены исключительной юрисдикции государства флага. Это, разумеется, не означает право военного корабля делать там то, что он хочет. Военные корабли за пределами вод своего госу-дарства обязаны сообразовывать свои действия с предписаниями Устава ООН и другими нормами международного права. Их деятельность должна соответствовать требованию о мирном использовании экономической зоны (п. 2 ст. 58 и ст. 88). Любые нарушения свободы открытого моря военными кораблями недопустимы.

Статья 58 в конвенции не является единственной, определяющей права и обязанности не прибрежных государств в экономической зоне. Согласно п. 2 ст. 62, если прибрежное государство не имеет возможности выловить весь допустимый улов, то оно путем соглашений и других договоренностей предоставляет другим государствам доступ к остатку допустимого улова. Следовательно, у всех других государств имеется право на доступ к эксплуатации этого остатка, по оно не является автоматическим. Предоставляя такое право, прибрежное государство специально учитывает, в частности, по-ложения ст. 69 и 70 конвенции, особенно в отношении развивающихся государств, не имеющих выхода к морю или находящихся в географически неблагоприятном положении. Оно принимает во внимание также необходимость свести к минимуму нарушения в экономике государств, граждане которых вели рыбный промысел в данной зоне.

Статья 69 конвенции предоставляет государствам, не имеющим выхода к морю, право на доступ к использованию остатка допустимого улова живых ресурсов в экономических зонах того же региона или субрегиона. Для реализации этого права между заинтересованными государствами (прибрежными и неприбрежными) заключаются двусторонние, региональные и субрегиональные соглашения, принимая во внимание, как об этом говорится в п. 2 ст. 69, необходимость избегать пагубных последствий для рыболовецких общин и рыбной промышленности прибрежного государства, степень или размеры промысла государства, не имеющего выхода к морю, в зонах других прибрежных стран и другие обстоятельства. Пункт 3 ст. 69 предусматривает возможность (а не право) развивающегося неприбрежного государства участвовать в эксплуатации живых ресурсов прибрежных государств этого субрегиона или региона даже в том случае, если промысловые возможности позволяют им выловить весь допустимый улов, но участвовать „как это может быть уместно в данных обстоятельствах и на условиях. удовлетворяющих все стороны", а также с учетом положений п. 2 ст. 69.

Пункт 4 ст. 69 устанавливает, что развитые государства, не имеющие выхода к морю, вправе участвовать в эксплуатации остатка допустимого улова лишь в экономических зонах развитых прибрежных государств того же субрегиона или региона, которые, предоставляя указанное право, при этом учитывают необходимость свести к минимуму пагубные последствия для своих рыболовецких общин и нарушения в экономике государств, граждане которых обычно ведут рыбный промысел в данной зоне.

Статья 70 конвенции содержит положения о праве государств, находящихся в географически неблагоприятном положении, участвовать в эксплуатации остатка допустимого улова живых ресурсов экономических зон прибрежных государств того же субрегиона или региона. Эти положения аналогичны изложенным выше положениям ст. 69.

Таким образом, конвенция не предоставила государствам, не имеющим выхода к морю, и государствам, находящимся в географически неблагоприятном положении, права доступа ко всем живым ресурсам экономических зон тою же субрегиона или региона не только на равной со всеми другими государствами, но даже на справедливой основе. Предусмотренные ст. 69 и 70 Конвенции ООН по морскому праву права и „возможности' не удовлетворили полностью ряд стран, о которых идет речь в данных статьях. По-видимому, эта неудовлетворенность послужила причиной некоторых критических замечании с их стороны но поводу концепции экономической зоны.

Как указывает профессор М. Беннуна (Марокко), „представитель Непала на III Конференции отметил с некоторой горечью, что понятие экономической зоны, выдвинутое в качестве основного элемента права развития, принесет пользу лишь богатым странам. Внедрение экономической зоны усилит неравенство между Севером и Югом вместо того, чтобы благоприятствовать укреплению нового экономического порядка. Согласно имеющимся данным, по-видимому, только 25 государств разделят между собой контроль над 76% площади всех экономических зон. В числе этих 25 государств находятся развитые страны, в том числе США, Австралия, Новая Зеландия, Канада, СССР, Япония, Норвегия, ЮАР»34.

Конвенция предусматривает, далее, право всех государств осуществлять морские научные исследования.

Однако морские научные исследования должны проводиться „при условии соблюдения прав и обязанностей других государств». Следовательно, все государства обязаны уважать предусмотренное ст. 246 конвенции право прибрежного государства разрешать и регулировать научные исследования в экономической зоне и на континентальном шельфе. Прибрежное государство вправе отказать в согласии на проведение исследований в своей экономической зоне в определенных случаях, указанных в п. 4 ст. 246 и затрагивающих, как правило, его ресурсные права. В остальных же случаях оно само должно уважать нрава других государств на проведение научных исследований в экономической зоне и на континентальном шельфе.

Права и обязанности в экономической зоне, относящиеся ко всем государствам.

Свободы и права, осуществляемые в соответствии с п. 1 ст. 58 Конвенции ООН по морскому праву в экономической зоне .другими государствами", одновременно принадлежат и прибрежному государству, территориальное море которого граничит с этой зоной, поскольку такими свободами и правами „пользуются все государства" на равноправной основе, как в любой части открытого моря.

Наряду с этими свободами и правами конвенция предусматривает применение к экономической зоне значительного числа других норм и правил, которые также традиционно применялись в открытом море. Речь идет о нормах и правилах, касающихся национальности судов, их статуса, обязанностей государств флага, пиратства, оказания помощи, иммунитета государственных судов и т. д. В конвенции они составляют ст. 88 -115 ч. VII, которая, напомним, называется „Открытое море". Применение ст. 88 — 115 к экономической зоне предусматривается п. 2 ст. 58.

Указанные положения не отличаются в принципе от положений Конвенции об открытом- море в отношении исключительной юрисдикции государства флага над его судами, пресечения пиратства, права преследования но горячим следам (с добавлением случаев, предусматривающих преследование за нарушение законов и правил прибрежного государства, касающихся экономической зоны и континентального шельфа), права на правомерные акты вмешательства, в число которых Конвенцией ООН по морскому праву включено несанкционированное вещание из открытого моря. Этой конвенцией несколько детализированы также положения об обязанностях государства флага в отношении обеспечения безопасности на море. квалификации капитана, его помощников и экипажа судна, дополнительных мер инспекции. Некоторые из таких изменений и дополнений, которые внесла Конвенция ООН по морскому праву в положения Конвенции об открытом море, относящиеся к исключительной юрисдикции государства флага, имеют существенное значение и заслуживают нашего внимания.

Как общее правило, право на судоходство в открытом море признается международным правом только за государствами. В соответствии с этим вся система регулирования взаимоотношений между государствами в открытом море органически связана с принципом исключительной юрисдикции государства флага над судами, имеющими его национальность.

В последние десятилетия, однако, в связи с усилением роли международных организаций возник вопрос о возможности и праве плавания судов под флагом соответствующей международной организации. Вопрос оказался непростым, поскольку в открытом море к судну применяются законы государства флага, но ни одна международная организация не обладает ни нравом суверенитета, ни нравом принятия законов. Поэтому флаг международной организации в данном случае не может играть той роли, которая отводится в открытом море флагу государства. Тем не менее в Конвенцию об открытом море была включена ст. 7, которая гласила, что статьи конвенции о нраве судов любого государства на плавание в открытом море и подчинении их исключительной юрисдикции государства флага „не затрагивают вопроса о судах, состоящих на официальной службе какой-либо межправительственной организации и плавающих под флагом этой организации".

Эта формулировка могла толковаться как не затрагивающая право любой международной организации, включая, например, НАТО. иметь свои суда и даже военные корабли в Мировом океане. Далеко идущие негативные последствия, которые имела бы ее реализация на практике, совершенно очевидны.

Ввиду этого в Конвенции ООН по морскому праву указанная формулировка отсутствует, а имеется более узкое положение о том, что содержащиеся в конвенции статьи о нраве плавания и праве на флаг в открытом море „не затрагивают вопроса о судах, состоящих на официальной службе Организации Объединенных Наций, ее специализированных учреждений или Международного агентства по атомной энергии и плавающих под флагом Организации" (ст. 93). Конвенция ООН но морскому праву резко ограничила таким образом число международных организаций, к которым относится указанное исключение из общего порядка судоходства в открытом море. Однако и в таком виде это исключение не содержит ясного решения вопроса о флаге судов, принадлежащих международным организациям, поскольку, по мнению Комиссии международного нрава, применительно к морским судам „флаг Организации Объединенных Наций или какой-либо другой международной организации не может иметь того значения, которое имеет флаг любого государства".

Конвенция специально предусмотрела среди изъятий ич исключительной юрисдикции государства флага над своими судами в открытом море' право всех государств на пресечение несанкционированного вещания из открытого моря (ст. 109).

Несанкционированное, или неразрешаемое, международным правом и национальным законодательством радио- и телевещание, которое приобрело в последние десятилетия широкий размах, способно причинить большой вред интересам международного судоходства и воздушной навигации. Несанкционированные передачи нарушают законно осуществляемое вещание и могут создавать помехи использованию радиочастот, отведенных для подачи сигналов о бедствии и помощи на море и в воздушном пространстве над ним. Такое вещание, называемое часто ,,пиратским", ведется с иностранных судов, летательных аппаратов, находящихся за пределами территориального моря, а также с установок и сооружений, возведенных на континентальном шельфе.

Эту проблему следует рассматривать гораздо тире, чем просто грубое нарушение международного регулирования электросвязи и распределения радиочастот. Несанкционированное вещание, направленное из открытого моря на территорию иностранного государства, является посягательством на национальные интересы этого государства и недопустимо с точки зрения принципов государственного суверенитета и невмешательства во внутренние дела. Иначе говоря, оно может расцениваться как посягательство на принципы мирного сосуществования.

Конвенция ООН но морскому праву возлагает на государства обязанность сотрудничать в пресечении несанкционированного вещания из открытого моря. Она, кроме того, устанавливает, что любое лицо, занимающееся несанкционированным вещанием из открытого моря, может быть привлечено к суду государства флага судна, государства регистрации установки, государства, гражданином которого является это лицо, любого государства, где могут приниматься передачи, или государства, санкционированной радиосвязи которого чинятся помехи (п. 2 ст. 109). В открытом море государство, имеющее указанную юрисдикцию, может при соблюдении положений ст. 110 конвенции о праве на осмотр иностранного судна арестовать любое лицо или судно, занимающееся несанкционированным вещанием, и конфисковать вещательную аппаратуру (п, 3 ст. 109).

По сравнению с Конвенцией об открытом море Конвенция ООН по морскому праву содержит также ряд дополнительных положений, которые касаются обязанностей государства флага по отношению к своему судну. Так, п. 1 ст. 94 конвенции возлагает на все государства обязанность эффективно осуществлять в административных, технических и социальных вопросах свою юрисдикцию и контроль над судами, плавающими под их флагами. Значительно расширены и конкретизированы требования к государству флага, относящиеся к принятию им мер для обеспечения безопасности в море (конструкция, оборудование и годность к плаванию судов, комплектование экипажей судов, включая капитанов и офицеров, и др.). Государство флага обязано при этом „придерживаться общепринятых международных правил, процедур и практики и предпринимать все необходимые шаги для обеспечения их соблюдения" (п. 5 ст. 94).

К сожалению, Конвенция ООН по морскому праву, как и Конвенция об открытом море, не решила всего комплекса вопросов, относящихся к обеспечению эффективной юрисдикции государства над судами, плавающими под его флагом. Она не указала конкретных элементов, которые составляют „реальную связь" между государством и судном и определяют условия, дающие основание вносить суда в национальные регистры. В связи с этим в рамках Конференции ООН по торговле и развитию (ЮНКТАД) была созвана специальная Конференция по условиям регистрации судов, сессии которой состоялись в 1985 и 1986 годах при участии СССР и других стран. Этой кон-ференции удалось выработать Конвенцию ООН об условиях регистрации судов 1986 года. Статьи 8, 9 и 10 указанной конвенции устанавливают, что критерием „реальной связи", необходимым для регистрации судна в данном государстве, может быть по выбору или участие граждан этого государства в осуществлении права собственности на судно, или же их служба в составе экипажа регистрируемою судна.

Что же касается оснований для осуществления прибрежным государством права преследования в открытом море, то Конвенция ООН по морскому праву несколько расширила их.

В связи с утверждением концепций экономической зоны, континентального шельфа и архипелажных вод Конвенция ООН по морскому праву распространила применение этого права на указанные морские районы. Однако преследование иностранного судна за нарушение законов и правил прибрежного государства в экономической зоне или на континентальном шельфе может начаться лишь при условии, если судно-нарушитель или одна из его шлюпок находятся в пределах экономической зоны или над континентальным шельфом (п. 4 ст. 111 конвенции). Право преследования по горячим следам прекращается, как только преследуемое судно входит в территориальное море своей страны или какого-либо третьего государства (п. 3 ст. 111), то есть как только судно входит в пространство, находящееся под суверенитетом или своего, или третьего государства.

Конвенция ООН по морскому праву содержит более строгие требования к государствам флага в отношении борьбы с загрязнением в открытом море, чем Конвенция об открытом море, и возлагает на них обязанность обеспечить соблюдение судами, плавающими под их флагом, применимых международ-ных норм и стандартов, устанавливаемых через международную организацию или общую дипломатическую конференцию. Государства должны принимать необходимые меры по соблюдению таких норм и стандартов, а также своих законов и правил, вводимых ими в соответствии с конвенцией. Наказания, предусмотренные законодательством государства флага в отношении своих судов, должны быть достаточно суровыми для предупреждения нарушений независимо от того, где совершены нарушения (п. 8 ст. 217 конвенции).

Новыми и принципиально важными являются положения ст. 218 конвенции, которые предоставляют право государству порта расследовать и, когда это оправдано доказательствами, возбуждать преследование по поводу любого загрязнения, совершенного за пределами внутренних вод, территориального моря или экономической зоны этого государства. Правда, указанные расследование и преследование могут иметь место, „если судно добровольно находится в одном из портов или у одного из прибрежных терминалов" данного государства.

Повышение требовательности со стороны международного сообщества в отношении предотвращения загрязнения морской среды понятно в свете растущей опасности такого загрязнения для мореплавания (и человечества в целом). Уже после подписания Конвенции ООН но морскому праву в Международную конвенцию о предотвращении загрязнения с судов 1973 года с изменениями Протокола 1978 года (МАР110Л 73/78) были внесены в 1984 году некоторые поправки. Готовятся также поправки к Конвенции по предотвращению загрязнения моря сбросами отходов и других материалов 1972 года. В рамках ЮНШ1 ведется работа по подготовке международного соглашения по защите морской среды от загрязнения от наземных источников.

Осуществляются также региональные мероприятия п этой области. Наряду с Конвенцией по защите морской среды района Балтийского моря 1974 года и Конвенцией об охране Средиземного моря от загрязнения 1976 года в последние годы заключено около двадцати региональных соглашений подобного типа, относящихся к Красному морю и Аденскому заливу, юго-восточной части Тихого океана, к Карибскому морю и другим морским районам.

22 июня 1985 г. вступила в силу Международная конвенция по поиску и спасанию на море 1979 года. Конвенция устанавливает юридические и технические основы для осуществления поиска и спасания на море. Она предусматривает согласие сторон ее участников немедленно разрешать допуск спасательных учреждений других сторон в свое территориальное море для целей поиска и спасания. В рамках Международной морской организации ведется работа по принятию новой конвенции взамен Международной конвенции по унификации некоторых правил относительно оказания помощи и спасания на море 1910 года, а также по внесению изменений в Международную конвенцию по охране человеческой жизни на море 1974 года и Международную конвенцию о грузовой марке 1966 года.

Введение экономических зон не упразднило обязанности всех государств осуществлять сотрудничество в деле сохранения и рационального использования живых ресурсов этих районов, хотя общее число международных соглашений во вопросам рыболовства применительно к частям открытого моря. перекрытым водами экономических зон, заметно сократилось, поскольку регулирование рыболовства в них стало суверенным правом прибрежного государства. Прибрежные государства одного и того же региона нередко заключают соглашения о сотрудничестве друг с другом в области рыболовства. К примеру, в 1984 году была подписана Конвенция о сотрудничестве в области рыболовства в Гвинейском заливе. Это сотрудни-чество осуществляется по следующим вопросам: определение согласованного подхода к деятельности как национальных, так и иностранных промысловых судов (включая систему контроля за ними); согласование национального законодательства по рыболовству с целью достижения единообразия; рас-смотрение возможности предоставления взаимных прав в экономических зонах; согласование мер, касающихся проведения научных исследований и защиты окружающей морской среды; подготовка кадров и др.

В докладе Генерального секретаря ООН 40-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН по вопросам морского права отмечается тенденция прибрежных государств к установлению единообразных правовых условий в смежных экономических зонах, координации действий в отношении запаса одного и того же вида рыб, установлению региональных подходов к вопросу о доступе иностранных судов и т. д. В нем одобряется эффективная деятельность в этом направлении Агентства по вопросам рыболовства в странах южной части Тихого океана.

Прибрежные к экономическим зонам государства заключают соглашения по вопросам рыболовства как на двусторонней, так и многосторонней основе с другими заинтересованными государствами. Эти соглашения обычно устанавливают порядок и условия доступа иностранных рыболовных судов, ведения промысла в конкретных зонах и т. п. Так, СССР является участником региональных соглашений, например Конвенции о рыболовстве и охране живых ресурсов в Балтийском море и Бельтах 1973 года. Он имеет также двусторонние соглашения по вопросам рыболовства с большим числом государств — Норвегией, Канадой, Японией, Бенином, Мавританией, Гвине-ей, Кубой, КНДР и другими странами.

В заключение отметим, что Конвенция ООН по морскому праву содержит группу правовых норм, которые касаются всех государств и применяются к экономической зоне в той же мере, как и к другим частям открытого моря, — это ,,другие соответствующие нормы международного права" (п. 2 ст. 58). Речь идет прежде всего (по не исключительно) о нормах, сформулированных в международных соглашениях и применимых в той или иной мере одновременно и к экономической зоне, и к частям открытого моря за ее пределами. Некоторые из этих соглашений были заключены до утверждения на практике концепции экономической зоны, поэтому для всех районов за пределами территориального моря они употребляют термин ,,открытое море", указывая в необходимых случаях морские районы, .входящие в сферу применения этих соглашений. Наиболее существенными из такого рода соглашений являются Договор о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, в космическом пространстве и под водой, Договор о принципах деятельности государств пёо исследованию и использованию космического пространства, включая Луну и другие небесные тела, Договор о запрещении размещения на дне морей и океанов и в его недрах ядерного оружия и других видов оружия массового уничтожения. Действие этих договоров распространяется на морские пространства, и это способствует укреплению и развитию принципа мирного использования морей и океанов, создает благоприятные условия для осуществления прав и обязанностей государств во всех частях открытого моря.

Делимитация экономических зон между государствами с противолежащими или смежными побережьями.

Весьма сложным оказался вопрос о достижении сбалансированных и взаимоприемлемых решений о разграничении экономических зон между противолежащими или смежными государствами.

 Основным подходом в международной практике к делимитации вообще морских пространств является соглашение между заинтересованными государствами. В качестве основного принципа установления границ континентального шельфа между противолежащими или смежными государствами он был закреплен и в Конвенции о континентальном шельфе 1958 г. Лишь при отсутствии соглашения и если иная линия не оправдывается особыми обстоятельствами, границей шельфов, согласно Конвенции служит срединная, или равноотстоящая, линия (ст. 6) Анализ практики государств показывает, что метод срединной или равноотстоящей, линии применялся в соглашениях лишь в тех случаях, когда не возникало вопроса об особых обстоятельствах.

В решении по делу о делимитации континентального шельфа в Северном море между Данией, ФРГ и Нидерландами (Февраль 1909 г.) Международный суд ООН решил, что разграничение должно осуществляться путем оглашения между заинтересованными государствами. При этом стороны должны действовать «в соответствии с принципами справедливости и с учетом всех обстоятельств». В конечном итоге спор о делимитации шельфа в Северном море был решен путем заключения в 1971—1972 гг. соглашений между спорящими сторонами.

Положения, касающиеся разграничения экономических зон и континентального шельфа, стали предметом острейшей борьбы между различными группами государств в ходе работы III Конференции ООН по морскому праву. Практически с первой сессии, проходившей в декабре 1973 г., проблема разграничения рассматриваемых пространств стала одним из важнейших вопросов, подлежащих обсуждению на Конференции. Первый и наиболее сложный аспект делимитации экономических зон и континентального шельфа между побережьями противолежащих и смежных государств касался принципов разграничения данных морских пространств. В заявлениях большинства государств подчеркивалось, что соглашение должно достигаться на основе линии справедливого разделения и с учетом «особых обстоятельств».

На протяжении почти всей работы III Конференции ООН по морскому праву в дискуссии о критериях делимитации сталкивались противоположные позиции: одни выступали за правило равно удаленности, другие поддерживали принцип справедливости. Делегация СССР по данному вопросу заявила, что «делимитация между смежными и противолежащими государствами должна осуществляться только путем соглашения между нами, на основе принципов справедливости, учета всех соответствующих обстоятельств и с использованием там, где это уместно, срединной или равноотстоящей линии».

Второй аспект проблемы разграничения экономических зон и континентального шельфа — применение временных мер до заключения окончательного соглашения. Некоторые делегации выдвинули идею моратория, который применялся бы к деятельности в спорных районах. Хотя такая точка зрения и была поддержана большинством, однако отдельные представители считали сомнительной эту концепцию. Общепризнанно было то, что до достижения окончательного соглашения или урегулирования следует проявлять взаимную сдержанность с тем, чтобы не создавать препятствий завершению окончательной делимитации.

Третий, не менее сложный аспект — урегулирование споров между заинтересованными государствами в случае недостижения соглашения. Еще на четвертой сессии III Конференции, проходившей в марте—мае 1976 г., делегация СССР подчеркнула, что «наиболее эффективным средством урегулирования споров являются прямые переговоры между заинтересованными государствами», и высказываясь за право каждого государства—участника новой конвенции в случае неудачи переговоров выбирать процедуры, «которые оно находит наиболее подходящими», выступила за включение в конвенцию положения о том, что, «если стороны не пришли к иному соглашению, спор между ними может быть решен лишь в соответствии с процедурой, принятой стороной, против которой такая процедура возбуждена». За выбор тех или иных мирных средств разрешения спора по взаимному согласию всех спорящих сторон высказывались делегации также стран.

Однако значительное число государств выступило за обязательность процедуры урегулирования споров. Причем, но мнению представителей большинства делегаций, вопросы, касающиеся принципов разграничения, временных мер и урегулирования споров, должны решаться в пакете, поскольку они находятся в тесной взаимосвязи и взаимозависимости. В результате работы над этими сложными проблемами в Конвенцию 1982 г. вошло следующее положение, касающееся принципов разграничения экономических зон и континентального шельфа: «Делимитация исключительной экономической зоны (континентального шельфа) между государствами с противолежащими или смежными побережьями осуществляется на основе международного права, как это указывается в ст. 38 Статута Международного суда, в целях достижения справедливого решения» [п. 1 ст. 83(73) Конвенции 1982 г.].

Таким образом, в процессе достижения договоренности по разграничению рассматриваемых морских пространств стороны должны опираться: на общие принципы и нормы международного права, закрепленные в Уставе ООН; на специальные принципы, установленные в ст. 6 Конвенции о континентальном шельфе 1958 г. (далее — Конвенция 1958 г.) и подтвержденные общепризнанной договорной практикой государств; на вспомогательные средства в виде судебных решений и доктрин наиболее квалифицированных специалистов. Кроме того, вопрос делимитации экономических зон и континентального шельфа должен решаться в соответствии с принципом справедливости.

Как следует из п. 2 ст. 38 Статута Международного суда, несмотря на все вышеперечисленные средства, используемые для достижения решения, суд может решать дело по принципу ex aequo et bono (в буквальном смысле — «но справедливости и доброй совести»), если стороны с ним согласны.

Следует отличать применение принципа справедливости как принципа международного права согласно пп. 1 «Ь» и 1 «с» ст. 38 Статуса Международного суда (а после вступления в силу Конвенции 1982 г. — и п. 1 «а» ст. 38) от справедливости как судейской функции, в том числе при вынесении решения ex aequo et bono, т. е. решения в порядке компромисса. Международный суд четко различает эти две ситуации. В решении по делу о делимитации континентального шельфа (Тунис—Ливия) 1982 г. Суд, в частности, заявил, что применение принципа справедливости необходимо отличать от применения ех aequo et bono. По поводу последнего в нем сказано, что Суд может принимать такое решение при условии, если согласны стороны, и в таком случае он свободен от строгого применения правовых норм.

Принцип справедливости широко применяется в международной практике для решения проблем разграничения экономических зон и континентального шельфа. Он был положен в основу решения Международного суда о разграничении континентального шельфа Северного моря от 20 февраля 1969 г. Суд полагал, что «принцип объективной справедливости не находится где-то вне сферы нрава, и, наоборот, лежит в пределах правовой нормы, которая призывает к применению принципа справедливости». По данному делу Меж-дународный суд вынес решение о том, что разграничение должно быть осуществлено по соглашению между заинтересованными государствами в соответствии с принципом справедливости, с учетом всех относящихся к делу обстоятельств. Впоследствии были заключены двусторонние соглашения между ФРГ и Данией, ФРГ и Нидерландами по разграничению континентального шельфа Северного моря.

На основе принципа справедливости заключено соглашение между СССР и Турцией по разграничению континентального шельфа Черного моря 1978 г. В советско-турецком коммюнике от 20 июня 1978 г. отмечается, что «стороны согласились разграничить континентальный шельф в Черном море на основе принципов справедливости, равенства и с учетом других соответствующих норм международного права»1

Принцип справедливости упоминается и в более ранних делимитационных актах некоторых государств. Например, в соответствии с соглашением 1964 г. по разграничению континентального шельфа между княжествами Дубай и Шарджа (ОАЭ) морская граница, разделяющая территориальные воды и шельфа этих княжеств, «представляет собой прямую линию, идущую в открытое море под углом 90° относительно исходной линии ... до предела, (который) будет установлен совместно с заинтересованным государством на основе принципа справедливости». Однако несмотря на широкое применение принципа справедливости в международной практике, некоторые юристы отрицают его жизнеспособность, ссылаясь на то, что он расплывчат, подвержен различному толкованию и не имеет определенного содержания, а потому якобы способен лишь, затруднить проблемы разграничения, поскольку каждая из заинте-ресованных сторон будет считать справедливыми , лишь свои требования.

Подвергая критическому анализу эти доводы, С. В. Молодцов отмечает, что «если каждая из сторон будет подходить, к проблеме разграничения морских пространств с позиций, что только ее требования справедливы, то какое-либо согласие и соглашение между государствами исключается. При таком подходе исключается не только возможность разумных решений, но и даже само существование международного нрава, нормы которого должны приниматься в духе согласия и компромиссов, иначе говоря, с учетом обоснованных, то есть справедливых интересов всех сторон» 1.

Значительным вкладом в разработку специальных принципов разграничения стала Конвенция 1958 г. В ст. 6 этой конвенции указывается, что соглашение — это основной принцип разграничения континентального шельфа между противолежащими и смежными государствами. Только при отсутствии соглашения и если иная линия не оправдывается «особыми обстоятельствами», границей может служить срединная линия (в случае, если государства являются противолежащими) либо граница определяется по принципу равного состояния от ближайших точек тех исходных линий, от которых отмеряется ширина территориального моря каждого из двух смежных государств 2.

В отличие от ст. 6 Конвенции '1958 г. ст. 74(83) Конвенции 1982 г. не предусматривает иного разграничения, кроме как путем соглашения. При отсутствии соглашения нельзя устанавливать разграничительные линии в одностороннем порядке: на основе срединной линии, линии равного состояния либо по иной линии. Поэтому вряд ли будет правильным рассматривать принципы эквидистанции в качестве самостоятельных. Они могут быть лишь использованы для достижения соглашения. Очевидно, что в соответствии с Конвенцией 1982 г. такие принципы разграничения, по существу, стали вспомогательными элементами для достижения соглашения. Причем от принципов разграничения необходимо отличать методы разграничения, т. е. построения границ на картах. Как отмечает Э. П. Свиридов, «забвение различия между принципами разграничения шельфа и методами проведения его границ может осложнить достижение договоренности о разграничении шельфа и привести к неправильной оценке соответствующих соглашений по данному вопросу»1.

Тем не менее необходимо отметить важную роль связи принципов и методов разграничении не только в деле достижения договоренности между государствами, но и в реализации соглашении. Неправильное толкование принципов может вызвать сомнение в использовании тех или иных методов построения. При реализации принципа эквидистанции применяется метод больших кругов. В решении Международного суда о разграничении континентального шельфа Северного моря от 20 февраля 1969 г. указываются и другие методы, например: на основе продолжения в море линии сухопутной границы, разделяющей государства; при помощи проведения перпендикуляра к линии берега в том месте, где к морю выходит сухопутная граница; путем построения равных углов в зависимости от направления линии берега.

Таким образом, соглашение — это самый действенный принцип разграничения экономических зон и континентального шельфа, одобренный государствами. Рассматривая достижение соглашения но разграничению данных морских пространств на основе проведения срединной линии и линии равного отстояния, а также с учетом «особых обстоятельств», следует отметить, что они, как правило, применяются в сочетании. Заключение же соглашения только на основе срединной или равноотстоящей линии может быть использовано только в случае, когда не возникает вопроса об «особых обстоятельствах». Количество таких делимитационных актов составляет около 40% от общего числа (например, соглашения по разграничению континентального шельфа между СССР и Финляндией 1967 г., Колумбией и Панамой 1976 г., Великобританией и Норвегией 1965 г. заключены только на основе принципа эквидистанции).

В законодательных актах об экономических зонах и континентальном шельфе некоторых государств (Великобритании, Норвегии, Дании, Нидерландов) принцип эквидистанции признан основным в решении вопросов делимитации между смежными или противолежащими побережьями заинтересованных государств. Например, в англо-французском споре о разграничении континентального шельфа в проливе Ла-Манш Великобритания исходила из примата в действующем международном праве принципа эквидистанции. По мнению английской стороны, этот принцип есть общее правило разграничения, а учет «особых обстоятельств» — исключение из общего правила. Позиция Великобритании состояла в том, что если против приемлемости эквидистанции выступает Франция, то она и должна нести бремя доказывания того, что «обстоятельства являются особыми» в смысле Конвенции 1958 г., и того, что «они оправдывают иную разграничительную линию», неэквидистантную.

Недопустимость автоматического применения принципов срединной линии или линии равного отстояния при делимитации экономических зон и континентального шельфа отмечают в своих работах многие юристы. Например, П. Д. Бараболя пишет: «Очевидно, что есть такие географические районы, в которых кон4'нгурац1[я побережья настолько сложна, что если применять только принцип срединной линии, то это может привести к такой вопиющей несправедливости, как захват одним из государств морских районов, которыми на протяжении длительного исторического периода пользовалось другое государство»1. Испанский юрист Э. X. де Аречага считает, что «концепция срединной или равноотстоящей линии не отбрасывается вовсе, но ее применение ограничивается теми случаями, когда достижение соглашения соответствует принципам справедливости»2. Кроме того, высказываются мнения о том, что данный принцип, в сущности, является не юридическим принципом, а техническим методом, который должен применяться лишь там и в такой мере, где это совместимо с прин-ципами справедливости и учета обстоятельств1:

В арбитражном решении 1977 г. о разграничении континентального шельфа пролива Ла-Манш подчеркивается, что юридические постановления об «особых обстоятельствах» имеют приоритет перед положениями, касающимися эквидистанции: «Именно географические и иные обстоятельства в любом конкретном случае оправдывают и указывают на использование метода эквиднстаицни, а обстоятельство применять принцип равного отстояния всегда подчинено условию, если иная линия границы не оправдывается особыми обстоятельствами».

В практике использования срединной и равноотстоящей линии необходимо проводить разграничение между ними, которое регулируется соответственно пп. 1 и 2 ст. 6 Конвенции 1958 г.. Срединная линия применяется для делимитации континентального шельфа между противолежащими государствами, а линия равного отстояния — между смежными; причем последняя является, как правило, продолжением линии разграничения территориальных вод и должна отражать все ее особенности. Аналогичные положения применимы и к делимитации экономических зон.

В решении Международного суда от 20 февраля 1909 г. отмечается: «В то время как срединная линия делит поровну между двумя противолежащими государствами районы, которые можно рассматривать как естественное продолжение территории каждого из них, боковая линия равного отстояння зачастую оставляет в пользу одного из заинтересованных государств районы, которые являются естественным продолжением территории другого госу-дарства». Различие между срединной и равноотстоящей линиями, на первый взгляд хотя и кажущееся незначительным, все же существует, так как даже при совместном применении обеих линий замене их только равноотстоящей может быть нарушено правильное толкование международных соглашений по разграничению уже существующих и тех, которые предстоит еще заключить. Кроме, того, что может затруднить возможность учитывать расхождения при использовании их на практике. На такие расхождения указывалось еще на Х Конференции Международной гидрографической организации: «Но разным причинам даже согласованные

переговоров границы редко являются истинными срединными линиями или линиями равного отстояния и могут меняться но своему значению в различных частях своей длины». Таким образом, разграничение экономических зон и континентального шельфа в международной практике осуществляется только путем достижения соглашения, основанного прежде всего на пришито справедливости и с учетом всех относящихся к делу обстоятельств. Однако в некоторых случаях, даже тогда, когда принимаются в расчет все факторы, влияющие на делимитацию, не представляется возмож-ным достичь окончательного соглашения по разграничению рас-сматриваемых пространств из-за явно противоположных мнений сторон.