ЯПОНИЯ И ЯПОНЦЫ В ОБЩЕСТВЕННОМ СОЗНАНИИ РОССИЯН XIX – НАЧАЛА ХХ В.

Целью исследования является анализ стереотипного образа японцев в общественном сознании и культурной жизни России XIХ — начале XX вв.
Для достижения цели исследования в работе поставлены следующие задачи:
- 1) раскрыть историю формирования представлений о Японии в контексте русско-японских отношений с первых контактов до начала XX в.;
- 2) показать каким образом сведения о японском обществе и культуре накапливались в русском общественном сознании в изучаемый период;
- 3) проанализировать особенности описания различных сторон жизни японского общества в русской публицистике XIX – начале XX в.;
- 4) охарактеризовать специфику восприятия японцев в различных социальных слоях русского общества;
- 5) проанализировать развитие представлений о японцах в научно-философских концепциях российски ...

Оглавление

Введение
Глава I. Накопление в России этнографических знаний о японцах. (с сер. ХVII до сер. ХIХ вв.)
1.1. Первые сведения о Японии и японцах в России
1.2. Русские экспедиции к берегам Японии
Глава II. Представления русских о японцах во второй половине ХIХ века
2.1. Российское «открытие» Японии: опыт дипломатических отношений
2.2. Русская православная миссия в Японии
Глава III. Формирование стереотипного образа японцев в России в начале XXвека
3.1. Кризис в русско-японских отношениях
3.2. Влияние русско-японской войны (1904-1905 гг.) на изменение представлений русских о японцах
Заключение
Список литературы

Актуальность темы. Япония и Россия являются близкими соседями, но на протяжении истории отношения между этими двумя государствами складывались непросто: военные конфликты и политические кризисы не раз приходили на смену сотрудничеству этих стран в культурной и экономической сферах. В наступившем XXI веке перспективы российско-японских отношений все еще четко не определены, они лишь намечаются. В разрешении вопросов дальнейшего взаимодействия двух государств представляется важным проследить влияние установок общественного сознания и этнических стереотипов в конкретных культурно-исторических условиях на ход истории.
В отечественном японоведении остается пока слабо изученной тема восприятия японского культурного наследия, политического, экономического и социального в России на разных этапа х русско-японских отношений. В данной работе японцы рассматриваются в качестве фактора, по отношению к которому в сознании российского общества конструируется система представлений как образ другого, чужого народа. Освоение образа Японии и японцев в российском общественном сознании влияло на ход и определяло содержание складывающихся российско-японских отношений.
Данное исследование раскрывает своеобразие российского общества в сфере бытующих представлений о японцах в общественно-публицистической, художественно-культурной, научно-исторической мысли России XIХ — начала XX века. Стереотипный образ японцев формируется как комплекс представлений о различных сторонах жизни восточного общества, распространенный в российской действительности.
Объектом исследования выступает общественное сознание россиян, которое рассматривается в культурно-исторических срезах XIХ - начала XX вв.
Предметом исследования является комплекс представлений и знаний о японцах, их культуре, быте, а также действий, соотнесенных с ними; который существовал в менталитете представителей различных социальных слоев России XIХ — начала XX веков.

Эти книги осмыслялись русским обществом на протяжении всей первой половины XIX века.Глава II. Представления русских о японцах во второй половине ХIХ века2.1. Российское «открытие» Японии: опыт дипломатических отношенийК середине XIX века в японских водах все чаще стали появляться европейские суда. Воспрепятствовать этому японское правительство было не в силах. Поражение Китая в опиумной войне 1839—1842 гг. ясно показало, чем может обернуться для Японии столкновение с европейскими державами. В марте 1854 г. сёгунское правительство подписало договор «о мире и дружбе» с США. Вслед за тем, в 1854—1858 гг. были заключены аналогичные договоры с Россией, Англией, Голландией и Францией. Более чем двухсотлетний период изоляции Японии от внешнего мира закончился.С «открытием» Японии в русско-японских отношениях начался новый период, отличительной чертой которого стала все возрастающая роль политических интересов России в ее присутствии на Дальнем Востоке. В середине XIX в. Г. И. Невельской исследовал Сахалин (установил, что это остров) и низовья Амура, он выявил важное стратегическое значение Сахалина для обороны Приморья как ключа к устью Амура. Усиление экспансии западных держав в этом регионе, стремление их обосноваться на Камчатке, Курильских островах и Сахалине, использовать Японию для ослабления позиций России на Тихом океане побуждали царское правительство проводить более активную политику на Дальнем Востоке. В мае 1852 г. в Японию было решено направить посольство во главе с вице-адмиралом Е. П. Путятиным (после удачных переговоров о торговле в Китае) для установления с ней торговых и дипломатических отношений.В результате переговоров в г. Симода 7 февраля 1855 г. был подписан первый «Русско-японский договор о мире и дружбе», определивший границы между двумя государствами. Трактат предусматривал также открытие трех портов в Японии для захода русских судов (Хакодатэ, Нагасаки и Симода), заключение торговых сделок и начало консульских отношений между двумя государствами.События и впечатления, связанные с посещением Японии в составе дипломатической миссии адмирала Е. В. Путятина в закрытую для европейцев Японию с целью «открыть» ее, были описаны в произведении известного писателя И. А. Гончарова «Фрегат Паллада». И. А. Гончаров уже в 1855 г. опубликовал описание своих впечатлений о Японии.Гончаров посетил Японию в качестве секретаря Е. В. Путятина. Для него Япония предстала как terra incognita. Внимательные и серьезные наблюдения Головнина он, возможно, не читал, или они не заинтересовали его. Он дает ряд художественных описаний живописных берегов Японского архипелага, рисует несколько любопытных бытовых сценок, но, пораженный своеобразными формами быта японцев, не может удержаться от восклицания: «Мне не верилось, что все это делалось наяву. В иную минуту казалось, что няня рассказала мне чудную сказку о неслыханных людях, а я заснул у ней на руках и вижу все это во сне. Да где же это я в самом деле? Кто кругом меня с этими бритыми лбами, смуглыми, как у мумий, щеками, с поникшими головами и полуопущенными веками, в длинных широких одеждах, неподвижные, едва шевелящие губами... Уж не древние ли покойники встали из тысячелетних гробниц и собрались на совещание?».Увиденная страна ассоциируется у писателя с «тридесятым царством», «запертым дворцом с потерянным ключом», «муравейником, где внутренние произвольные законы противостоят и естественному, и народному, и всяким европейским правам, и всякой неправде». Гончарову кажется, что есть какое-то противоречие между картинами «улыбающейся» природы, где он везде видит «перспективу», «артистически обдуманную прихоть!..» и отсутствием движения. Он задает вопросы: «Так ли должны быть заселены эти берега? Куда спрятались жители? Зачем не шевелятся толпой на этих берегах? Отчего не видно работы, возни, нет шума, гама, криков, песен, словом, кипения жизни? Зачем по этим широким водам не снуют взад и вперед пароходы, а тащится какая-то неуклюжая большая лодка?». Для Гончарова и его современников японцы предстают «младенческим, отсталым, но лукавым народом». Он пишет: «Манеры у них приличны; в обращении они вежливы — словом всем бы порядочные люди, да нельзя с ними дела иметь: медлят, хитрят, обманывают, а потом откажут. Это народ логичный, рассуждающий и способный к принятию других убеждений, если найдет их нужными... там же, напротив, где для них все ново, они медлят, высматривают, выжидают, хитрят».И в то же время Гончаров предостерегает от напрашивающегося однозначного вывода о том, что ожидает Японию: «Как ни знай сердце человеческое, как не будь опытен, а трудно действовать по обыкновенным законам ума и логики там, где нет ключа к миросозерцанию, нравственности и правам народа, как трудно разговаривать на его языке, не имея грамматики и лексикона».Произведение И.А. Гончарова «Фрегат Паллада» было широко известно русской публике и оказало огромное влияние на формирование представлений о японцах, уже в силу того, что русская литература занимала исключительное место в формировании общественных устремлений, идеалов, ценностей. В конце XIX - начале XX вв. это произведение в той части, где приводится описание Японии, получило неоднозначную оценку среди исследователей японского общества. Л. Громковская считает, что под влиянием описаний внешности японского быта Гончаровым, у читателя возникало недоверчивое отношение и к культуре. Возникала логическая цепочка в умах «просвещенных европейцев» - «неужели мы можем считать равными себе людей, не умеющих есть нашими вилками и сидящих, скрестив ноги, на циновках. Какие же это люди — это желтолицые варвары или просто переряженные макаки!»Журнал «Русский вестник» в 1912 г. назвал Гончарова «бессмертным романистом, но очень близоруким пророком», так как писатель утверждал, что «кафры, негры и малайцы — нетронутое поле, ожидающее посева, а китайцы и их родственники японцы — истощенная непроходимо-заглохшая нива». Своими высказываниями он «настолько убедил нас в безнадежности сынов Восходящего Солнца, как народа, что интерес к ним проявляется нами не больший, чем к гренландцам, например, или зулусам. В журнале «близорукости» Гончарова противопоставляется прозорливость архиепископа Николая и людей подобных ему, которые своими трудами меняли эти настроения в русском обществе.Другой значимой чертой представлений о Японии, формировавшихся в этот период, стало ее противопоставление Китаю. Если в записках русских, побывавших в Японии или собиравших сведения о ней в XVIII - начале XIX вв., мы находим характеристики сближающие Японию с Китаем, то в публикациях второй половины ХIХ в. подчеркиваются различия между этими двумя культурами. Можно сказать, что для русских до «открытия» Япония была такой же «чужой» страной как Китай, с которым они были лучше знакомы, с середины же ХIХ в. Япония - это «чужая» страна, но отличная от Китая. Таким образом, в русской культуре все рельефней вырисовывается представление об уникальности японцев. Российская дипломатия продолжает налаживать и развивать отношения с дальневосточным регионом. Вновь Е. Ф. Путятин был командирован в Японию и Китай для окончания начатых переговоров и ратификации уже заключенных. В течение годичного плавания в китайских водах Путятин три раза побывал в Японии и заключил два трактата в октябре 1857 г. и августе 1858 г. Кроме уже открытых портов Хакодате и Нагасаки и взамен Симода, японское правительство открыло России для торговых целей еще порты Канагава и Хёго. Во всех этих портах русским предоставлялось по новому договору право временного и постоянного проживания, право арендовать земли, покупать дома и разные здания, строить свои дома и другие сооружения, открывать магазины и т. д. Особенно же интересно то, что японское правительство, так бережно охранявшее в течение целых столетий свою страну от проникновения христианства, разрешило России открывать и сооружать церкви. Этим же трактатом русским было дано право жить в городах Эдо и Осака для ведения торговли, однако их передвижение по стране было ограничено.25 апреля 1875 года был заключен новый трактат с дополнительной статьей об «обмене» южной части Сахалина на Курильские острова. Этим же трактатом 1875 г. России было предоставлено право содержать дипломатического представителя при японском дворе, а всем русским агентам, как дипломатическим, так и консульским, совершать путешествия внутри Японии. Последнее право впервые открыто для России возможность близко ознакомиться и изучить как страну, так и народ.В результате, в Японии появились русские купцы, миссионеры, учителя, ученые. Многие студенты, торговцы, правительственные чиновники направлялись из Японии в Россию для обучения, ведения торговых дел и переговоров политического характера. Контакты между двумя странами перестали ограничиваться дипломатическими представителями и моряками. В периодической печати одна за другой появляются аналитические статьи и путевые заметки, написанные русскими и зарубежными авторами. Читательский интерес к Японии возрастал постоянно. Возникла потребность в подготовке специалистов со знанием японского языка.Если первоначально в формировании представлений о Японии преобладающие позиции оставались за публикациями интеллектуалов - писателей, ученых, - то теперь источниками сведений о Японии становятся также коммерсанты, преследующие деловые интересы и сталкивающиеся преимущественно с классом мелкой японской буржуазии. В этот период появляются и «случайные посетители» Японии - туристы и путешественники, - которые знакомятся с жизнью японского народа и его интеллигенцией. Один из таких путешественников Вышеславцев А.В. писал о Японии после двухмесячного пребывания в ней: «...чудная страна, которой, после России и Франции, принадлежит моя самая глубокая симпатия».C 1858 года российским консулом в Японии был назначен Иосиф Антонович Гошкевич. Если до этого российское общество имело весьма отдаленное представление о дальневосточных соседях, то с обоснованием И. А. Гошкевича и его сотрудников в Хакодатэ разносторонняя информация стала поступать из первых рук, так как И. А. Гошкевич, по существу, исполнял функции посла.Благодаря просветительской деятельности И. А. Гошкевича и служащих консульства самым распространенным из иностранных языков на Хоккайдо стал русский. В условиях настороженного отношения к иностранцам русские дипломаты своим тактичным поведением и полезными для населения делами сумели внушить японцам уважение к России. Русских уважали за бескорыстие, за стремление понять местные обычаи и культуру. Сам И. А. Гошкевич снискал расположение своей искренностью, образованностью, знанием языков, своими учеными занятиями. В России охотно принимали японцев, приезжавших на учебу в университеты. И. А. Гошкевич прилагал немалые усилия к тому, чтобы на учебу в Россию отправлялись японские студенты. В 1865 г. он направил в Россию группу из 6 человек. В 1870 г. из Японии в Россию на учебу были направлены еще два студента, поступившие в Петербургский университет. Таким образом, несмотря на непоследовательный и периферийный характер русско-японских отношений, во второй половине XIX в. произошли существенные изменения в самом характере контактов между двумя странами. «Открытие» Японии и определенные успехи русской дипломатии в решении территориальных споров сделали эту информацию о японцах более доступной для широких кругов русского общества, не связанных тесно с государственным механизмом России. Тем не менее, по прежнему, в силу сложившейся в России традиции отношений с Японией, главным каналом поступления информации о японцах в русском обществе оставались государственные служащие — чиновники МИД, к числу которых относится и И.А. Гошкевич, благодаря подвижнической деятельности которого началось подлинно научное изучение японцев в России.В этот период русско-японских отношений появляется новое научное освоение японской культуры русскими учеными самого широкого спектра интересов. Деятельность русских ученых в Японии способствовала сближению двух культур, на практике же она неотрывно связана с теми отношениями сотрудничества и дружбы, установившимися между русскими исследователями и японцами. С установлением дипломатических отношений стало развиваться сотрудничество русских и японцев в области изучения природы, быта, нравов народа Японии, архитектуры, живописи, медицины и т. п. Так, например, священник консульства Иван Махов издал японско-русский словарь. В 1867 г. увидела свет его книга, написанная в виде путевых заметок. И. Махов был священником походной церкви на фрегате «Диана», отправившегося в кругосветное плавание в 1853 г. Полгода Махов жил среди японцев. В 1858 г. Махов был назначен настоятелем церкви российского консульства в Хакодатэ. В своей книге Махов заключает: «Япония — прекрасная страна по климату; что японцы живут во всем изобильно и что народ этот кроток и миролюбив в общественной между собою жизни». Преемник И. Махова священник И. Д. Касаткин (преосв. Николай) прожил в Японии более 50 лет и много сделал для организации обучения японцев русскому языку, пропаганды русской культуры.Вслед за Маховым, В. С. Соловьев называет японскую цивилизацию «оригинальной» и вместе с тем отмечает, что своим развитием она обязана «образовательному влиянию чуждых начал» и что «японская нация сложилась не из одного (как китайская), а из двух культурных элементов, представленных «народом морского бога и народом солнечной богини». Соловьев считает важным сравнивать две страны, две культуры - китайскую и японскую: «для японца общий и неизменный порядок существования, как в Китае, отступает на второй план перед подвижным процессом вновь возникающих явлений; он ценит не столько крепость и прочность жизни, сколько ее разнообразие и свободу». В судьбах японского народа философ находил «указания, важные для общего взгляда на всемирную историю». Он пишет: «Японский общественный строй представляет большое сходство средневековым феодально-рыцарским и цеховым порядком в Западной Европе».Примечательно, что центром русской культуры в Японии было русское консульство в Хакодатэ, т. е. государственное учреждение, относящееся к внешнеполитическому ведомству. Благодаря этому создается впечатление, что научное японоведение и формируемый им стереотипный образ японцев были востребованы тогдашним русским обществом. Но не следует забывать, что консульство находилось в глухой японской провинции, и служба в нем больше походила на ссылку, научная же деятельность по - прежнему оставалась уделом немногих людей, интересующихся диковиной страной. В образованных же кругах русского общества второй половины XIX века японцы вызывали интерес лишь как страна из модных французских романов.Неудивительно, что в это время большое распространение получает романтический образ «страны хризантем», полный восточной экзотики. Этот образ японцев стал господствующим в представлениях европейцев. Он воспринимался, прежде всего, на эстетическом и эмоциональном уровне и не утратил своей притягательности до наших дней. До конца ХIХ — начала XX вв. огромной популярностью у русских читателей пользовалась художественная проза об экзотике Востока, которая первоначально выходила в западной Европе, а потом и в России. Подобные романы на европейских языках и в русском переводе можно было часто встретить в домашних библиотеках просвещенных слоев российского общества. Наиболее наглядный пример литературы, которая оказывала влияние на формирование художественного, эмоционального и романтического образа Японии и японцев образованных русских читателей представляет сочинения французского романиста П. Лоти.Впервые романы П. Лоти были переведены на русский язык в 1901 г. В Санкт-Петербурге вышло его собрание сочинений в пяти томах, затем в 1909—1911 гг. в Москве издатели осуществили выпуск его двенадцатитомника. Современников привлекало в романах П. Лоти отсутствие политических сентенций, экзотическая природа, превосходство «белой расы», щемящая пронзительность, богатая духовная жизнь и мудрость народов Востока, «пряная и горькая любовь», «вечные темы жизни и смерти». Из вступительной статьи Н. Урусова к одной из книг П. Лоти писатель представляется как «реалист, не изучающий природу, но чувствующий ее, как беспокойный искатель правды жизни, страстный, но меланхоличный..., <он> дает представление о нравах, обычаях, пороках и слабостях этой задорной, азиатской нации».В опубликованных в 1892 г. «Воспоминаниях старого моряка» анонимный автор писал о японцах: «Их тип, одежда, жилище, суда все это крайне поразило и заинтересовало меня своей оригинальностью... Обыкновенно Японцы располагаются прямо на полу, и потому обычай ставить поднос на пол перед гостями не представляет ничего неудобного; мы же не могли удержаться от смеха, когда нам приходилось проделывать целый ряд гимнастических упражнений, дабы слезть с табурета, наклониться и взять что-нибудь с подноса». Необычное поведение, несвойственные поступки вызывали смех, воспринимались как что-то курьезное, не достойное серьезного внимания и понимания. О таком восприятии Японии в России писала и В. Андреева: «Япония, о которой мы русские имеем очень смутное представление, как о какой-то курьезной стране восходящего солнца, где-то там в море на Дальнем Востоке, стране, где растут хризантемы, где женоподобные мужчины ходят в смешных кафтанах, где женщины легко доступны, где делают чудно вышитые ширмы и восхитительные лакированные вещицы...». Этот достаточно поверхностный взгляд на одну из восточных стран стал одной из причин возникновения стойкого представления о японце как «о некультурном человеке монгольской расы с безволосым желтым лицом, косым разрезом глаз и плоским носом, в странном халате и деревянных сандалиях».Можно констатировать тот факт, что большинство книг о японцах этого времени было написано под исключительным влиянием японской экзотики, другие из «вежливости», но основная масса — с «милостивым снисходительством». Примерами такого восприятия было игнорирование реальной действительности (в частности, восприятие японцев в общем контексте других азиатских народов), предубеждение, предвзятость. Но основанием для такого отношения было прежде всего не только незнание, но и нежелание знать, поскольку Восток в целом рассматривался как периферия, а люди его населяющие, как низшая раса, «дикари», «азиаты-варвары», «желтолицые макаки, обезьянничающие с европейским режимом».В то же время Япония не слишком интересовала европейцев, в том числе россиян и как перспективный партнер. «Невежество относительно стран Дальнего Востока было полное». Зарубежный Дальний Восток изучался лишь на факультете восточных языков Петербургского Университета, кафедры японского языка не существовало и «все представления факультета о необходимости ее существования разбивались о мертвую стену правительственной косности». Казалось, Россия более остальных европейских стран заинтересована в налаживании разносторонних связей со своей дальневосточной соседкой. Однако слабая экономическая составляющая российского общества и отсутствие твердой политической воли не позволяли развиваться этому процессу.2.2. Русская православная миссия в ЯпонииРусской православной миссии в Японии принадлежит выдающаяся роль в процессе взаимодействия русского и японского общества и их культур. В результате такого взаимодействия не просто рождались представления друг о друге, но и апробировались их жизненность и адекватность, возникали конкретные формы сотрудничества, переживался позитивный и негативный опыт отношений.Начало формирования миссии связано с открытием российского консульства в Хакодатэ. В 1859 г. здесь было построено здание церкви. Официально она называлась собором Воскресения, но жители прозвали ее храмом Бомбом (Гангандэра).